Селянин (СИ) - "Altupi"

Дома закончились. До околицы деревни оставалось пройти не больше сотни метров — мимо руин заброшенной церкви. Кирилл посмотрел в сторону тёмных зарослей американского клёна, в которых скрывались останки заваленных стен, вспоминая, что Островок не деревня вовсе, а село из-за наличия храма… В тот момент, когда он повернул голову, в зарослях что-то протяжно завыло — тихо, на одной низкой ноте. Кирилл вздрогнул, сердце гулко забилось, ноги перестали идти, готовые драпать назад. Но спустя секунду он взял себя в руки — должно быть, дикая кошка или заплутавший енот.

Кирилл пошёл дальше, но… в зарослях что-то мелькнуло… что-то светлое… нет, светящееся… как в фильмах ужасов на могилах. И снова раздался тот самый вой, громче и ближе! Привидение! Призрак священника! Пашка говорил о нём!

Волосы встали дыбом и зашевелились, иррациональный страх окутал сознание… В чаще снова мелькнуло — уже чётко различимая фигура человека в белом саване с широким капюшоном на голове, призрачно серебрящаяся в выглянувшем из-за туч лунном свете! И опять вой — совсем рядом, по кромке кустов.

— А-ааа! — не в силах совладать со страхом, заорал Калякин и, развернувшись, забыв себя, не различая ничего вокруг, бросился наутёк.

Вслед ему донёсся дружный ржач. И звук ломающихся веток. И ещё один загробный вой.

— Киря! Аха-ха! Видели, как драпанул?! Киря, ну ты жжёшь. Вот это насмешил, братуха!

Кирилл резко затормозил метрах в ста пятидесяти от того места. Сердце никак не желало возвращаться к нормальному ритму, руки тряслись. Он опёрся ими о колени, чуть-чуть так постоял, вдалбливая себе, что это не призрак, что над ним всё же тупо прикололись. Затем повернулся и увидел три долговязые фигуры на фоне включённых фар — машина пряталась в кустах, мордой к дороге. Двое были в нормальной одежде, а третий — в белом светящемся балахоне и капюшоне — он тоже ржал, сгибаясь пополам.

— Суки, — промолвил Калякин и пошёл к ним.

Пацаны держались за животы и никак не могли отсмеяться.

— Киря, на ютубе ты будешь иметь большой успех, — Никитос продемонстрировал смартфон.

— У-уу, — завыло пугало и затрясло руками. Из динамика смарта Никиты сразу завыло на той самой низкой ноте.

— Весельчаки, бля, — буркнул Кирилл. — Я чуть в штаны не наложил. Дебилы. А это кто? Паша?

Привидение скинуло капюшон и стало Машновым.

— Круто мы тебя, а?

— Костюм светоотражающий из театра случайно попался, — пояснил, посмеиваясь, Данил. Смех его больше напоминал похрюкивание свиноматки. — Правда, светить на него пришлось фонариком, — он помигал встроенной в девайс лампочкой. — Ну и вой скачали. Прикол отменный, да?

Кирилл закивал, тоже смеясь, но потом подумал, что прикол тупой, и тот, кто так шутит над приятелем, ещё тупее.

— Ни хуя прикольного, — серьёзно ответил он. — Ничего более умного в башку не пришло? Хули вы надо мной прикалываетесь?

Они давно тусили вместе по клубам и хатам, в основном, когда у Кирилла водились деньги, поэтому он считал их обязанных ему. Обычно ребята проявляли уважение, доступное их куриным мозгам, но сейчас малость оборзели. Особенно Паша. Он стянул с себя балахон, сунул его в руки Жердеву и выступил вперёд.

— А хули над тобой нельзя? Я о чём тебя, блять, просил? Не трогать мою машину! А что на мойке обнаружили на днище? Целую тонну грязи! Ты на ней в гонках по бездорожью участвовал, блять? Я же просил не ездить на ней за травой!

— Да я один раз и съездил! — ощетинился Кирилл, хотя правда его задела.

— А одного раза достаточно! И при этом пидору нас сдал! Как он, хорошо ебётся? Сколько раз тебе сосал, пока меня не было, если ты сразу после тюряги обратно рванул?

Ребята глядели нагло, ухмылялись и ждали ответа. Фары находились у них за спинами, а Кириллу свет бил прямо в глаза, пришлось прищуриться, чтобы не выглядеть виноватым и растоптанным. Однако обвинения рикошетили злостью в целом из-за того, что не были истиной, и напоминали о провале миссии по соблазнению. Жгли.

— Ничего такого не было! Никто мне не сосал! Не неси хуйни, Паша!

— Ой-ой, испугал. Пацаны, посмотрите на нашего добровольного отшельника! Не трахает он пидора! Ладно, Киря, успокойся, мы тебя понимаем: телухи приелись, экспериментов захотелось. А Егор симпатичный, волосы длинные, на девочку похож — поверим, что ты спутал в темноте.

Все трое загоготали погромче здешних гусей. Кирилл сжал кулаки, скрипнул зубами, но смолчал. Сказал только:

— Ты дебил, Паша.

— От дебила слышу! Если ты его не шпилишь, тогда не будешь возражать, если мы его трахнем? Что-то на остренькое потянуло…

— Я тебе устрою остренькое! — проревел Кирилл и бросился на Пашку. Глаза налились кровью как у быка, руки и ноги действовали сами по себе, нанося удары. Он не даст тронуть Егора! Они ведь за этим приехали — изнасиловать его! Сам он не согласится на секс — значит, изнасиловать. Они могут. Они — тупое быдло! Для них он мерзкий, ничтожный пидор, каких не грех унизить и убить. Но он не позволит даже порочить имя Егора!

Их растащили.

— Хватит! Довольно! Опиздинели совсем?

В плечи Кирилла впились чужие пальцы, потащили. Он перебирал ногами по земле, хотя хотел переломать уроду Паше все кости.

— Стойте спокойно! — приказал державший его Никита. Отпустил. Кирилл стоял спокойно, только взглядом пронзал бывшего друга. Грудь у обоих высоко вздымалась, ещё чувствовался пыл драки. Возле Паши дежурил Данил.

— Да он шутит так, — продолжил Никитос. — На хуя мне пидор? Я же не пидор? Дано, ты пидор?

— Нет.

— Пахан, а ты?

— Нет, — ответил Машнов и сплюнул в пыль.

— Кирюх, а ты пидор?

Калякин смотрел в глаза Машнову и перекатывал во рту слюну, очень хотел харкнуть её этому уроду в рожу. Ответа не было, как и на подобный вопрос Егора. Ответить «нет» — равносильно предательству, «да» — тебя изобьют толпой. Ладно, его пусть бьют, лишь бы Егора не тронули. У Рахманова есть топор, но вряд ли он поможет от троих отморозков.

Пауза затянулась.

— Вы водку приехали пить или со мной ругаться? Не доверяете, пиздуйте обратно.

— Эй, ты в моём доме живёшь! — напомнил Паша. — Это я тебе разрешил!

Могла снова начаться драка, но Никита и Дано не настроены были, они действительно приехали пить.

— Пахан, кончай. В пизду всех, горло пора промочить, а то два часа колтыхались в твоей консервной банке. Кира, у нас пять бутылок водяры и закуси немного. Давай в машину, поехали. На пидора потом посмотрим.

Паша улыбнулся притворно ласково, встряхнулся:

— Киря за лето чувство юмора потерял, одичал в глуши… Извини, братан. Мир?

— Мир, — согласился Кирилл, желая скорее замять щекотливую тему. Они ударили по рукам, обнялись. От Машнова уже пахло спиртным. Но он сел за руль. Остальные тоже расселись — Данил Ребров впереди, а Калякин с Жердевым — сзади.

О Егоре больше не говорили. Однокурсники наперебой рассказывали о клубных подвигах и, конечно, преувеличивали. Кирилл делал вид, что верит. Ему в самом деле было интересно, как там в городе проходит жизнь, какие новости, кто где прокололся, кто какую шлюшку подцепил или какую недотрогу девственности лишил. Его даже тоска по этим развесёлым разгульным временам обуяла.

В доме сразу ввалились на кухню, подвинули стол на середину, достали тарелки, вилки, стаканы. Выпили по первой — за мир. Потом стали резать огурцы, помидоры, сыр и колбасу, хлеб, открывать банки с консервами, оливками и тушёнкой, контейнеры с селёдкой и готовыми салатами. Стол получился богатый, ребята не брезговали допотопной посудой с запахом плесени и полотенцами со въевшимися разводами. В промежутках ещё пили и говорили о бабах, футболе и политике. Захмелевшие Никита и Данил несли ахинею, неприкрыто бахвалились и привирали, закидывая в рот кружочки огурцов или колбасы. Паша доказывал им своё, не желая ни в чём уступать.

— А ты что загруженый такой? — спросил у Кирилла Никита.

— Голова болит, — поморщился Калякин и для убедительности потёр лоб. Он почти не участвовал в обсуждениях, поддакивал иногда и смеялся над наиболее прикольными моментами, и с каждой дебильной шуткой наблюдал, как ширится интеллектуальная пропасть между ним и этими животными.