Свадебное проклятье (СИ) - Колесова Наталья Валенидовна

— Вот, вроде, и всё.

Он даже похлопывает сумочку ладонью, словно удостоверяясь, что поставил в своей постановке последнюю точку. Мне чудится, что сумка под его рукой шевелится. Или не чудится?

— Что ж, миз Мейли, — вновь официально говорит секретарь. — На этом всё. Просто закрывайте глаза и спите. Не заставляйте меня ждать.

Внутри меня зреет неуместный смешок: когда-то так или почти так говорил моя няня.

Совпадение? Подсказка?

Пытаюсь в последний раз:

— Захария… но что ты будешь чувствовать… потом?

Перегнувшийся ко мне через переднее сиденье Лэй серьезно обдумывает мой вопрос. Разглядываю его близкое лицо, пытаясь отыскать… что? Сомнение? Сожаление?

Захария улыбается:

— Свободу. Наконец заживу собственной жизнью, наконец-то не буду зависеть от вашей. (Кто ж тебе раньше не давал?!) Может, даже схожу на свидание с вашей подругой. Она кажется довольно милой.

У меня вырывается истерический смешок: о да, Санни просто обязана поставить памятник на моей могиле!

— Дай мне… помаду.

От неожиданной просьбы секретарь подвисает уже в натуральном смысле — застывает все в том же неудобном положении, с недоумением глядя на меня.

— Что?

— Помада, — повторяю я. — В сумке.

Выражение его лица даже развеселило бы, не будь я сейчас озабочена тем, что говорить внятно получается с трудом. Кривлю немеющие губы в подобии улыбки:

— Хочу… красивой. Предсмертное желание.

Вот только не надо так долго раздумывать, а то я и правда засну!

— Н-ну, хорошо, — с сомнением говорит Захария. — Вы уверены, что в вашу помаду не встроен какой-нибудь… газовый баллончик?

— Увы! И взрывчатки тоже нет.

Но Лэй все равно открывает мою сумку медленно и осторожно; ты еще к уху поднеси, вдруг тикает!

Наблюдаю с замиранием сердца: вот сейчас, сейчас…

И-и-и… ничего не происходит! Захария сразу находит помаду, аккуратно снимает крышечку и, открутив на нужную длину, вкладывает в мои непослушные пальцы. Еще и зеркальце предупредительно опускает. Держу тюбик как в толстой-толстой перчатке и потому (и не только потому) вожусь с накрашиванием губ так, будто их раз в пять больше. Лэй недоверчиво следит за мной, но все равно не замечает, что смотрю я вовсе не на свой рот, а на полупрозрачное отражение старушечьего лица за моей спиной. Когда няня улыбается и медленно кивает, отдаю помаду парню.

— Спасибо, Захария.

— Не за что, миз Эбигейл, — привычно отзывается тот.

Лэя подводит его обычная дотошность: значит, наш секретарь, а по совместительству мой брат, никогда не ошибается? Вместо того чтобы просто бросить помаду обратно, он аккуратно укладывает ее в карман и пытается закрыть замочек, что у таких сумок дело нелегкое и небыстрое…

И сумка оживает.

Куклой как будто выстреливает изнутри — вовремя отдернувший голову (иначе бы ему запросто сломало нос) Лэй ударяется затылком о потолок кабины и выныривает наружу, но игрушка все равно успевает в него вцепиться. Сквозь лобовое стекло наблюдаю безмолвный спектакль борьбы человека и куклы. Парень изо всех сил пытается оторвать ее от себя — кажется, та впилась ему в шею своим улыбающимся вышитым ртом! Наконец отбросив игрушку в сторону, Лэй, кашляя и мотая головой, остервенело трет шею: воротник оторван, рубашка распахнута до пояса, на белой коже длинная черно-красная полоса (след зубов? призрачных пальцев?). Вскидывает руку, чертя перед собой какие-то знаки — в воздухе остается тающий огненный след, выпевая непонятные слова-речетатив, как та кладбищенская шаманка… Пытается изгнать призрака, вселившегося в детскую игрушку?

Пока не удается: как ударившийся о стену мячик кукла прилетает обратно. Но она изменилась, стала больше: не девочка, а уже старуха, седые распущенные волосы развеваются в свете поднявшегося месяца. Если это няня Ван… я видела ее всякой, и сердитой, и раздраженной, но никогда — такой гневной.

И страшной, да.

Белые полотнища ее платья хлещут по лобовому стеклу, скрывая от меня настороженно поворачивающегося Лэя, и я наконец отмираю. Игрушка, в которую неизвестно когда (после того обряда шаманки?) вселился дух моей няни, не только подарила мне лишнее время, но и помогла поймать за хвост уплывающее сознание. Сделать самое элементарное — заблокировать двери машины. Вытягиваю из разорванной сумочки зудящий айфон и нажимаю не глядя: без того знаю, кто это.

— Ты где?! — с ходу начинает мой муж. — Нет, я знаю, где… но почему ты там? Почему не отвечаешь?

— Ты знаешь, где я?..

— Конечно. На моем заводе. Что это еще за сообщение такое?!

— Я… — Но я не успеваю вставить и слова.

— Ничего не делай! Слышишь? Просто оставайся на месте, но ничего не делай! Я уже подъезжаю. Дождись меня, хорошо? Эби! Мы поговорим и всё решим!

Меня пронзают иглы паники. Кричу — насколько могу сейчас с кашей на языке и в мозгах:

— Нет, Маркус!..

— Эби, умоляю!

— Здесь Лэй. Это… он!

В трубке — молчание и учащенное дыхание. Маркус понимает сразу.

— Он рядом с тобой?

— Он… занят. — Вспоминаю чэновские инструкции во время первого похищения. — Я в укрытии.

А мое потустороннее «оружие» сражается сейчас прямо передо мной…

— Маркус.

— Да!

— Быстрей, но не один… не приезжай один! Да?

— Да! Я понял. Жди! Эби, я…

Но что еще хотел сказать муж, уже не узнаешь — айфон моргает и знакомо — традиции есть традиции? — издыхает. Трясу девайс, беспорядочно жму на все кнопки; молчание и темнота, выброшу сегодня же!

…Позже я узнала, что Маркус позвонил живущим рядом работникам и велел бежать на стройку. К тому же и фамилия Мейли волшебным образом активизировала местный полицейский участок…

А сейчас сжимаю мертвый мобильник, как свою последнюю надежду и последний оберег, и поднимаю взгляд.

Как ни старается защитить меня моя нежданная покровительница, но секретарь-шаман оказывается сильнее: я успеваю только вскрикнуть, когда бывшая кукла вспыхивает и рассыпается ярким огнем, словно драконья шутиха на Лунный новый год. Бедная куколка, бедная, бедная няня Ван, сумеет ли она выжить… то есть вернуться когда-нибудь снова, потеряв свое недолгое, пусть и игрушечное, тело?

Но она уже умерла, напоминает моя собственная внутренняя старушка, а вот ты очень скоро можешь с ней увидеться… Потому что Захария-то Лэй жив и все еще рядом.

Смотрю на покачивающегося брата — ай, молодец моя нянюшка, все-таки основательно его потрепала! Лэй вытирает лицо локтем в разодранном до плеча рукаве рубашки и глядит через лобовое стекло прямо на меня. Лишь все еще застегнутый ремень безопасности не дает сползти с сиденья под прикрытие приборной доски. Напоминаю себе, что все двери заперты, и Маркус скоро будет здесь, но когда секретарь направляется к машине, это мало утешает. Почему, ну почему я не послушала совет Чэна носить с собой газовый баллончик или электрошокер!

Лэй дергает за ручку двери — раз, еще. Соображает, в чем дело, и нетерпеливо похлопывает по стеклу ладонью. Он что, думает, я сейчас послушно опущу окно, и у нас состоится милая родственная беседа?

— Открой! Открывай…

Мотаю головой и демонстрирую айфон:

— Вызвала полицию… уходи! Скорей!

Прижатое к стеклу лицо красивым уже не назовешь: брови сведены, расширенные глаза лихорадочно блестят, парень тяжело дышит через оскаленный рот… а по исцарапанной до крови шее (я приглядываюсь, зажмуриваюсь и вновь вытаращиваю глаза) бежит черная цепочка перебравшихся с одежды куклы пауков! Похоже, они изрядно его достают — морщащийся Лэй то и дело машинально пытается смахнуть, прихлопнуть, а то и содрать ожившую вышивку. «Знак черной судьбы», да-а…

Некоторое время мы молча смотрим друг на друга: я и мой брат. Уходи, мысленно твержу я, оставь меня в покое и просто уходи! Кажется, он наконец принимает мое телепатическое послание: лицо становится задумчивым, Захария выпрямляется и размышляет, легонько барабаня пальцами по дверце.