Хрупкое убежище (ЛП) - Коулс Кэтрин

Шеп долго смотрел на меня.

— Все еще переживаешь из-за Ро.

Это не был вопрос, но я все равно ответил:

— Мне трудно это выключить.

Даже несмотря на то, что того, кто преследовал Ро, уже держали за решеткой, я не мог избавиться от инстинкта защиты. Слишком много всего произошло — и с ней, и со мной. Я опасался, что Ро рано или поздно может сломаться. Поэтому я заставил себя прийти на работу сегодня, хотя меньше всего этого хотел.

Шеп хлопнул меня по плечу:

— Пошли.

Он направился к своему пикапу, ожидая, что я пойду следом.

— Куда?

— Фэллон забирает Ро на обед. Нарушим их девичник.

Я нахмурился:

— Мы и так отстаем — доступа к Витторианскому дому нет. Ты сам говорил, что нужно закончить террасу сегодня.

Шеп открыл машину:

— Остальная бригада сейчас работает в две смены на объекте Эвансов. Это поможет нам наверстать время. А эту террасу мы с тобой добьем сегодня после обеда.

Я сел на пассажирское сиденье:

— Спасибо.

Да, сейчас мы потратим время, но позже наверстаем, даже если придется задержаться. Но Шеп знал, что мне надо увидеть Ро. Прикоснуться к ней. Убедиться, что с ней все в порядке.

Он завел двигатель:

— Ты пережил одно из худших, что может выпасть на долю человека. Нормально, что тебе нужно лишний раз убедиться, что с близкими все хорошо.

Я смотрел в окно, пока он вел по гравийной дороге к дому Ро. Мне всегда тяжело давались чувства. Сколько бы я ни изучал психологию и эмоции, говорить о своих — было непросто.

— Это заставляет меня чувствовать себя слабым, — признался я.

Шеп мельком глянул на меня:

— Потому что тебе не все равно?

— Потому что я не могу перестать накручивать себя. Постоянно думаю о миллионе вариантов, что может пойти не так.

Он крепче взялся за руль, сворачивая на двухполосное шоссе:

— Это нормально. Ты пережил травму не раз. Дай себе время. И последнее, что подумает Ро — что ты слаб.

Я знал, что он прав. Ро всегда найдет, как меня поддержать и показать, что в этом тоже есть сила.

— Я идиот.

Уголок рта Шепа дернулся:

— Ты сам это сказал, не я.

Я усмехнулся:

— А ты? Обычно ты уже к этому моменту рассказываешь о какой-нибудь девушке.

Шеп всегда был мастером легких встреч. Я старался не задумываться о том, что обычно он расставался с девушками на третьей или четвертой неделе. Лучше так, чем тянуть, если не видишь будущего. Но я все равно беспокоился — вдруг он ищет то, чего попросту не существует.

Шеп поерзал, не глядя на меня.

Я сразу насторожился:

— Что?

Он нахмурился, глядя на лобовое стекло:

— Ничего.

— Да брось. Очевидно же, что что-то есть.

Он выдохнул:

— Я пригласил одну девушку на кофе. Она отказала.

Я на секунду замолчал, а потом расхохотался:

— Первый раз получил от ворот поворот?

Шеп метнул на меня раздраженный взгляд:

— Нет. В третьем классе меня бросила Абби Джеймс ради Робби Аллена.

Я только сильнее смеялся до слез.

— Кто она? Хочу купить ей выпивку.

— Ты козел, — проворчал Шеп.

— Знаю. Ты и так это давно понял. — Я посмотрел на него, все еще улыбаясь. — Серьезно, кто она?

Он немного помедлил, потом сдался:

— Тея. Она работает с Ро в питомнике. Кажется, у нее за плечами что-то тяжелое. Осторожная. Я пригласил ее на кофе, а она сразу отказала без всяких объяснений.

Я долго смотрел на него:

— Уверен, что это не твой спасательный синдром опять включился?

— У меня нет никакого спасательного синдрома.

— Есть. Ты не можешь не лезть решать чужие проблемы. В разумных дозах это даже хорошо. Но тебе стоит подумать, почему у тебя возникает эта потребность. Иначе ты так и не найдешь счастья в отношениях.

Шеп нахмурился, сворачивая на подъездную дорожку Ро:

— Прекрати меня разбирать. — Потом тяжело вздохнул. — В ней что-то есть. Она замечает то, что другие упускают. Снаружи — жесткая, но когда думает, что никто не смотрит, в ней появляется такая мягкость…

Вот черт. Это уже звучит не как обычное увлечение.

— Тогда дай ей время, — посоветовал я. — Если Тея что-то пережила, ей нужно время, чтобы открыть кому-то душу.

— Ты, наверное, прав, — сказал Шеп, объезжая викторианский дом к гостевому коттеджу.

Машина Фэллон стояла рядом с новой машиной Ро. Но не это сразу бросилось мне в глаза. А сама Фэллон — согнувшаяся на гравии, задыхаясь.

Шеп сбросил скорость:

— Что за…?

Я не стал ждать. Распахнул дверь и бросился к ней:

— Что случилось?

Фэллон захлебнулась еще одной судорогой, но указала на патрульную машину. Я подбежал, резко остановившись. Желчь подступила к горлу. Тот самый помощник шерифа, что утром шутил с Ро, сейчас обмяк, прислонившись к рулю. Его горло было перерезано.

Я обернулся, паника захлестнула:

— Ро. Где Ро?

По щекам Фэллон катились слезы:

— Я… я не знаю.

Тошнота накрыла меня волной. В ушах зазвенело. Я рванул к дому. У меня были ключи — Ро дала их мне на случай, если я вернусь раньше нее. Но не для такого — когда мертвый полицейский лежит перед домом, а мы не знаем, где она.

— Перчатки! — крикнул мне Шеп. Он обнял Фэллон, а лицо у него побелело.

Мне не хотелось тратить время на гребаные перчатки, но я все же развернулся, подбежал к пикапу и вытащил коробку из кузова. Если с Ро что-то случилось, если кто-то ее забрал, нам понадобятся все возможные улики. Любые зацепки, чтобы ее найти.

Я отключил все. Все человеческое внутри себя. Все то, что Ро сумела во мне воскресить. У меня не было другого выбора.

Я проверил входную дверь. Не заперта. Блядь.

Как только она распахнулась, на меня налетел Бисквит, заливаясь лаем. Я схватил его за ошейник и быстро пристегнул поводок.

— Тише, парень. Тише.

Но сам я не чувствовал никакого спокойствия. Ни капли. И Бисквит это понял. Он тут же замолчал, прижавшись ко мне.

В доме стояла тишина. Слишком гнетущая. Не было ни музыки, ни напевов, ни смеха, ни болтовни. Это не было похоже на дом Ро.

Я осмотрел спальню и ванную — никаких признаков ее присутствия, но и беспорядка тоже не было. Я вернулся в коридор. Замер, когда мы с Бисквитом вошли в гостиную и кухню. Все вроде бы было на своих местах, но что-то не давало покоя. Что-то зацепило мое шестое чувство.

Я прошел дальше в комнату. И остановился у одного из книжных шкафов. Мир вокруг обрушился.

Записка была прижата к полке фотографией Ро с ее семьей. На бумаге крупными буквами было выведено знакомым почерком, от которого в животе заныло от ужаса:

ТЫ ДОЛЖЕН БЫЛ СТРАДАТЬ. КАК БЫСТРО ТЫ ЗАБЫВАЕШЬ. ТВОЯ СЕСТРА, ВИДИМО, НИЧЕГО ДЛЯ ТЕБЯ НЕ ЗНАЧИЛА. А ВОТ РО — ДА. И Я УЖЕ ПОЗАБОЧУСЬ О ТОМ, ЧТОБЫ ВАША МУКА НИКОГДА НЕ КОНЧАЛАСЬ. ОНА ВСЕГДА ДОЛЖНА БЫЛА БЫТЬ МОЕЙ.

ИГРА НАЧИНАЕТСЯ.

— ПАЛАЧ

45

Роудс

Меня разбудил не звук, а чувство. Будто сердце вдруг перебралось в мою голову и колотилось теперь только там, отдаваясь тяжелыми ударами в черепе.

Я попыталась открыть глаза, но они словно прилипли. Я никак не могла заставить их слушаться. Меня охватило замешательство. Такого не должно было быть.

Я напряглась сильнее, и наконец веки дрогнули. Я заморгала так часто, что перед глазами все закружилось, как будто вокруг вспыхивали стробоскопы.

Меня накрыла тошнота — то ли от странного зрения, то ли из-за того, что у меня будто началась сильнейшая мигрень. Я не могла понять.

Я попыталась замедлить дыхание — вдох носом, выдох ртом. Попробовала снова открыть глаза, на этот раз медленно. Когда очертания вокруг начали проясняться, я вообще перестала дышать.

Я лежала на обугленном полу среди останков сгоревшего дома. От строения остались лишь фрагменты каркаса. Все остальное было уничтожено огнем. В некоторых местах вместо пола зияли провалы в темную бездну подвала внизу.

Я не узнавала это место. Ни саму постройку, ни окружающий лес. От этого сердце заколотилось еще быстрее. Я с трудом попыталась подняться.