Искалеченная судьба (ЛП) - Джеймс М.

— Я тут подумал, — продолжает он, поднимая на меня взгляд. — С тех пор как мы вернулись домой, правда.

Дом. Я с трудом сглатываю.

— О чём? — Мне удаётся говорить удивительно нейтральным голосом.

Константин делает паузу.

— На протяжении многих лет, — начинает он наконец, — я старался убедить своего отца взглянуть на вещи моими глазами. Я хотел, чтобы он позволил мне начать путь к желаемым переменам. Однако мои попытки не увенчались успехом. И тогда я начал задумываться о том, чтобы действовать самостоятельно. Я решил создать что-то своё: связи, бизнес, всё, что смогу, что станет основой для моих целей после его ухода. То, чего он, возможно, не заметит, но что поможет мне в будущем.

Я киваю, и моё сердце сжимается от волнения, когда я смотрю на него. В его глазах горит такой огонь, такая страсть, что я не могу не проникнуться к нему уважением. Это человек, который верит в то, что говорит, и который глубоко переживает за происходящее и свои желания.

— У меня уже были эти идеи, — продолжает он. — Но после нашего разговора прошлой ночью, я думаю, что это станет моим главным приоритетом, насколько это в моих силах. Я больше не буду пытаться переубедить его или заставить понять меня. Достаточно того, что ты меня понимаешь. Я вижу это, и это заставило меня осознать, каково это, когда кто-то смотрит на меня и видит, что я пытаюсь сделать. Я собираюсь создать всё, что в моих силах, новое рядом со старым, пока старое не исчезнет, а затем я буду развиваться дальше.

Он замолкает и тянется через стол, его пальцы касаются моих.

— Я хочу создать что-то долговечное, даже более прочное, чем то, что уже есть у семьи Абрамовых. Что-то, чем я могу гордиться. Что-то, что заставит меня почувствовать, что я не только причинял боль в своей жизни.

Ему не нужно объяснять, что это видение имеет отношение и ко мне. Я читаю это в его глазах, вижу на его лице серьёзность, гордость и заботу. Этот взгляд опасно близок к тому, о чём я слишком боюсь даже подумать, и я инстинктивно закрываюсь от него, словно в моей голове захлопываются двери и окна. Но от этого не меняется то, что он чувствует, и то, что чувствую я. Нам не нужно давать этому название или произносить его вслух, чтобы понять, что это правда.

Но, в конце концов, это не имеет значения. Рано или поздно я убью Константина Абрамова.

Я сжимаю его руку, с трудом сглатывая.

— Ты можешь это сделать, — говорю я ему, лгу сквозь зубы, потому что знаю, что он не доживёт до осуществления своей мечты. — Я верю, что ты сможешь.

Раньше я никогда не задумывалась о том, что происходит, когда я кого-то убиваю. О надеждах, мечтах, планах и будущем, которые умирают вместе с ними. Все эти люди были мне безразличны, и я, вероятно, не задумывалась о том, что всё это могло бы быть ценным. Мне казалось, что лучше, если бы всё это ушло. Но сейчас я понимаю, что убиваю не просто человека. Я уничтожаю будущее. Потенциал.

Возможно, и свою собственную мечту тоже.

Мы заканчиваем обед, разговаривая о городе и о том, что хотим в нём исследовать, словно у нас в запасе всё время мира. Насколько я знаю, Константин действительно так считает. Но я чувствую, как груз всей моей лжи давит мне на плечи, пригибая меня к земле.

Я знаю, что мне нужно сделать. Но никогда раньше это не казалось таким сложным.

После обеда я возвращаюсь в пентхаус на машине, которую прислал Константин. На душе у меня так тяжело, что это ощущается почти физически. В голове проносятся воспоминания о событиях последних нескольких дней: прикосновения Константина, звук его голоса, произносящего моё имя, его шёпот, наполненный непристойностями. Надежда, звучавшая в его словах, когда он рассказывал о своих планах, страсть, с которой он говорил о создании чего-то прочного. Я не сомневаюсь, что если бы этот брак был настоящим, если бы я позволила ему посвятить себя мне с той же страстью, с какой он осуществляет все свои мечты, это было бы нечто невероятное.

Как только я переступаю порог пентхауса, то сбрасываю туфли и с наслаждением ступаю по прохладному деревянному полу. Мой взгляд устремляется к высоким окнам от пола до потолка, из которых открывается восхитительный вид на воду и горизонт Майами. В лучах послеполуденного солнца всё это сверкает и переливается, это мой самый любимый вид на свете. Однако сегодня, когда я смотрю на него, на сердце становится лишь тяжелее. Константин стремится сделать этот город своим, воплотить мечты своего отца, которые ему так и не удалось воплотить в жизнь.

В этот момент в кармане звонит телефон, и моё сердце замирает. Интуиция подсказывает мне, что это не Константин. Это кто-то другой, тот, с кем я никогда раньше не боялась говорить, но теперь чувствую страх.

Глубоко вдохнув, я беру трубку:

— Алло?

— Валентина, — раздаётся резкий и нетерпеливый голос Кейна. Этот звук пронзает меня, как острый нож. — У тебя есть что-нибудь для меня?

У меня сжимается желудок. Я могла бы сказать ему «нет», объяснить, что я ещё не получила всё, что нужно, и попросить больше времени. Но я никогда раньше не лгала ему и не уверена, что смогу сделать это сейчас. И какой в этом смысл? Что я получу, кроме как провести больше времени с человеком, которого мне, вероятно, придётся убить? Больше времени, которое только приведёт к тому, что я влюблюсь…

— Да, — выдавливаю я из себя слово, такое же резкое, как и его голос минуту назад. — Я всё никак не могла найти время, чтобы позвонить тебе. Собиралась сделать это сегодня днём.

— Рад это слышать, — в его тоне слышится лёгкая вкрадчивость, заставляющая меня думать, что он мне не совсем верит. — Итак, что ты узнала?

— Константин и его отец планируют встретиться с доном Дженовезе и патриархом Слаковым. Они собираются пригласить их в особняк под предлогом обсуждения территории.

— Но с другими намерениями.

— Да, — отвечаю я, прикусывая губу. — Они планируют устранить дона Дженовезе и пахана Слакова. Это должно продемонстрировать, что Абрамовым ничто не угрожает.

— Когда? — Задумчиво спрашивает Кейн.

— Через неделю, если они согласятся. Человек Виктора собирался с ними поговорить. Константин пока не поделился со мной более подробной информацией.

— Значит, удар остаётся в силе, — говорит Кейн, его голос спокоен и собран, но эти слова пронзают меня, словно ножи. — Если Абрамовы убьют Дженовезе и Слакова, это ещё больше дестабилизирует ситуацию.

Я с трудом сглатываю, пытаясь выровнять дыхание, свой голос и всю свою нервную систему. Если Кейн заметит малейшее колебание в моём голосе, малейший намёк на то, что я начинаю привязываться к врагу, он отстранит меня от задания. Он пришлёт кого-то другого, и я не получу того, что он обещал. Он будет держать меня в рабстве, и я не знаю, освобожусь ли когда-нибудь.

Если я когда-нибудь получу возможность отомстить так, как я этого желала всё это время.

— Тебе необходимо устранить Константина до этой встречи, — продолжает Кейн, и я ощущаю, как в моей душе нарастает беспокойство. — Тогда, когда он будет мёртв, и существуют явные доказательства того, что это сделал кто-то другой, не из нашей семьи, Виктор будет вынужден искать нового наследника. Всё останется как прежде. Баланс будет восстановлен.

У меня перехватывает дыхание.

— Ты хочешь, чтобы я подставила кого-то ещё?

— В этом нет необходимости, — небрежно отвечает Кейн. — Достаточно того, что станет очевидным, что это не был Дженовезе и не семья Слаковых. Оставь какие-нибудь улики, указывающие на то, что это был кто-то другой. Он в постели, голый, на теле видны следы насилия, возможно, оставленные женщиной, которую он привёл домой. Тебе не нужно обвинять конкретного человека, просто создай путаницу для полиции и Абрамова. Убийца никогда не будет найден, особенно если ты благополучно вернёшься домой, где тебе самое место.

Дом. Сейчас это слово звучит как-то неубедительно. Даже недавно, когда мы вернулись в Майами, я мечтала о возвращении в особняк Кейна, к знакомым с детства вещам. Но что-то изменилось. Что-то изменилось в наших с Константином отношениях.