Искалеченная судьба (ЛП) - Джеймс М.

— Да, — шепчу я, и он поворачивается ко мне, расставляя по столу контейнеры с едой на вынос, и наклоняется, чтобы снова поцеловать меня.

Не сегодня, проносится у меня в голове, когда его губы нежно касаются моих. Не сейчас, умоляет моё сердце, даже когда моя рука скользит по столу, и я ощущаю рукоятку ножа под кончиками пальцев. Пытаться убить его прямо сейчас было бы самой неразумной вещью, которую я могла бы совершить.

Моё сердце бешено колотится в груди. Константин, встав между моих ног, обхватывает ладонями моё лицо и углубляет поцелуй, забыв о еде в своём неутолимом желании. И я чувствую, как моё сердце разбивается на мелкие осколки, когда представляю себе ещё одну ночь, ещё один день ожидания, часы борьбы с судьбой, которая была предрешена в тот момент, когда Кейн передал мне это досье.

Если я чувствую к Константину нечто большее, чем просто благодарность за его доверие, то я, наверное, глупая. Он тоже был неправ, доверившись мне. И я больше не могу это терпеть.

Мои пальцы сжимают рукоятку ножа, пока его язык скользит по моим губам. Он наклоняется ко мне, обнимая одной рукой за талию, и я чувствую, как его плоть прижимается к моему бедру, длинная, твёрдая и толстая, готовая к моему прикосновению...

Я опускаю руку вниз, чтобы погладить его через брюки, и он стонет в ответ на мой поцелуй. И в этот момент я поднимаю руку с ножом, направляя острие ему в горло.

Он умрёт, прижавшись губами к моим губам, и всё, на что я могу надеяться, это лишь мгновение осознания того, что происходит, прежде чем его жизнь оборвётся.

Внезапно я чувствую, как его зубы впиваются в мою нижнюю губу, и в то же мгновение его рука отталкивает моё лицо. Его пальцы сжимают моё запястье, словно тиски, удерживая лезвие всего в нескольких миллиметрах от его горла.

Он отшатывается, и на долю секунды на его лице мелькают замешательство и ужас, когда он пытается вырвать у меня нож. Во мне словно что-то щелкает, пробуждается инстинкт убийцы, который я воспитывала в себе с детства. Я бросаюсь к нему, соскакивая со стола, и пытаюсь вонзить лезвие ему в шею, прежде чем он успеет отобрать у меня нож.

— София! Какого чёрта... — Он выкрикивает поток русских ругательств, отталкивая меня в сторону, пока мы оба пытаемся завладеть ножом. Мы оба врезаемся в стол, и он качается, съезжая в сторону, а еда рассыпается по его поверхности. Бокал с вином опрокидывается, и красная жидкость, похожая на кровь, разливается на деревянный пол.

— Ты не понимаешь, — выдыхаю я. — Этого никогда не было...

Его лицо бледнеет, когда до него, кажется, доходит, что происходит. Он вырывает нож, прижимая меня к столу, и лезвие приближается к моему горлу. Его глаза темнеют от ярости, челюсти сжаты, когда он смотрит на меня сверху вниз.

— Я должен был догадаться, — шепчет он, всё ещё сжимая мою руку, когда прижимает меня к столу, а нож медленно приближается к моей коже. — Я должен был понять с той самой ночи, когда тебе приснился кошмар. С тобой всегда что-то было не так...

— Со мной всё в порядке! — Кричу я, выгибаясь дугой и пытаясь отбиться от него. Необъяснимо, но я чувствую, как он всё ещё возбуждён, прижимаясь ко мне сквозь слои одежды, пока мы оба боремся за нож. — Я просто та, кем меня создали, Константин. И ничего больше.

— Ты права, — рычит он, отталкивая меня назад. — Ничего. Только лгунья и…

Я бью его коленом в пах, и он, застонав, падает вперёд. Я успеваю увернуться, но нож задевает моё горло сбоку, и я чувствую тёплую струйку крови на своей коже, когда бросаюсь прочь от него, пытаясь убежать. Если мне удастся добраться до верха, я смогу достать свой пистолет. Я больше не буду сопротивляться, я должна убить его сейчас, хочу я того или нет. Если я этого не сделаю, он убьёт меня.

Неважно, что я чувствую, как моё сердце разрывается на бегу, что мысль о том, что я увижу Константина мёртвым, с незрячими глазами, с жизнью, покинувшей его тело, кажется преступлением, которого никогда не совершали другие убийства. Теперь либо он, либо я, и если есть что-то, что Кейн привил мне больше всего на свете, так это инстинкт самосохранения, который превосходит всё остальное.

Константин стремительно бросается за мной, его рука ловит меня за лодыжку. Я тяжело падаю на деревянный пол, распластавшись на нём, и с такой силой ударяюсь подбородком, что слышу, как щёлкают зубы. Нож отлетает в сторону, вращаясь по полированной поверхности.

— Чёрта с два ты от меня убежишь, — рычит он, притягивая меня обратно к себе.

Я извиваюсь, брыкаюсь свободной ногой, попадая ему в плечо. Он кряхтит, но не отпускает, притягивая меня ближе. Я цепляюсь ногтями за пол, царапая дерево, пытаясь найти опору.

— Кто тебя послал? — Спрашивает он, переворачивая меня на спину. — На кого ты работаешь?

Я замахиваюсь, чтобы ударить его по лицу, но он перехватывает моё запястье и поднимает его над моей головой. Он наваливается на меня всем своим весом, тяжёлым и неподвижным. Из неглубокого пореза у меня на шее всё ещё сочится кровь, тёплая и липкая на коже.

Каким-то образом, несмотря на опасность ситуации, страх, гнев и боль, которые охватили меня при мысли о том, что я могу убить Константина, моё тело всё ещё реагирует на него. Ощущение его руки на моём запястье, тяжесть его тела, прижимающегося ко мне, и мощные бёдра, охватывающие мои, вызывают во мне дрожь желания. Моя кровь кипит, адреналин бурлит в венах, словно моя нервная система не может определиться, чего мы хотим: сражаться или трахаться. А может быть, и того, и другого. Я чувствую пульсацию между бёдер, в своей крови, отдельный пульс, который бьётся рядом с моим собственным сердцебиением и инстинктом самосохранения, который также пульсирует внутри меня.

— Кто это? Дженовезе? Слаковы? — Спрашивает он, его красивые, пронзительные голубые глаза становятся холодными и жестокими, а пальцы сжимают моё запястье. — Всё это с Элией было лишь для того, чтобы доказать, что ты лучше справляешься со своей работой? Она собиралась украсть твою добычу?

— Ты не понимаешь, о чём говоришь, — резко отвечаю я, пытаясь отстраниться от него. Вся нежность и привязанность исчезли с его лица, и я не осознавала, насколько сильно мне этого не хватает. Все эти годы я мечтала о том, чтобы кто-то действительно желал меня. Чтобы заботился обо мне не потому, что мог бы использовать меня, а потому, что я сама была ему дорога.

— Ты права, София, — он почти выплёвывает моё имя. — Вот почему ты собираешься мне всё объяснить. — Его холодные глаза скользят по моему лицу, оценивая меня. — Это ведь не твоё настоящее имя, не так ли? Это не оно.

Моя челюсть сжимается, и я молчу, глядя на него снизу вверх. Я стискиваю зубы, борясь с желанием сказать ему правду, как будто это могло бы стереть холодную ярость с его лица.

Этот мужчина, который, как я теперь понимаю, больше, чем когда-либо, скрывал свои чувства, был влюблён в меня. Возможно, я тоже влюбилась в него впервые в жизни.

Его глаза сузились ещё больше, а свободная рука потянулась к моему горлу. Он слегка коснулся большим пальцем раны, которую сам же и нанёс.

— Кто ты на самом деле? — Спросил он.

Я снова начала извиваться, пытаясь вырваться из его хватки. Мы покатились по полу, натыкаясь на ножки стула. Он с грохотом опрокинулся, когда мы вцепились друг в друга. Я увидела, что контейнер с едой на вынос, опрокинулся, рис и крошечные розовые креветки рассыпались по полу. Темно-красный соус растёкся по дереву в нескольких дюймах от нас, как липкая кровь.

Дрожь пробежала по моему телу, когда я попыталась вырваться из его хватки. Я извивалась, пока не поднялась вверх, и вонзила зубы в его руку. Он отшатнулся с испуганным криком, и мне удалось освободиться. Я взмахнула рукой и нанесла сильный удар в челюсть, от которого его голова откинулась назад.

Все эти уроки бокса не прошли даром. Я не новичок в драках, но никогда ещё ставки не были так высоки, а риск проигрыша не представлялся настолько реальным. До этого я попадала в такие ситуации лишь дважды. В первый раз выстрел с близкого расстояния не достиг цели сразу, а во второй раз яд подействовал не сразу. Оба раза противник, с которым я сталкивалась, был ранен, замедлен и находился на грани жизни и смерти, пытаясь утянуть меня за собой в мир иной.