Мастер и Жаворонок (ЛП) - Уивер Бринн

Я киваю, понимая все, о чем она молчит.

— Готова принять смерть. Не противишься воле Божьей, — я подхожу к краю кровати и открываю футляр, чтобы достать первый из трех предварительно заполненных шприцев. — Раскаиваешься ли ты перед Господом?

— Очень раскаиваюсь, — говорит она. Ее взгляд устремляется в угол комнаты. Интересно, чувствует ли она, что Он здесь, с нами. Я — да. Я чувствую волю Господа. Он крепко сжимает шприц в моей руке. Его присутствие шепчет мне, направляет каждый удар моего сердца.

— Скажи мне, — требую я. — Признайся в своих грехах перед Его ангелом смерти.

Пожилая женщина глубоко вздыхает.

— Я сожалею… — она замолкает, когда ее взгляд возвращается ко мне. В нем полно решимости. — Сожалею, что не украла рецепт кексов «баноффи» от Боба Фостера, когда у меня была такая возможность. Этот ублюдок отнял у меня двадцать процентов рынка, когда запустил «Баноффи от Боба».

Мои глаза сужаются.

— Я сожалею, что не пошла домой со Спенсером Джонсом после вечеринки у Марси, когда мне было двадцать три. Дженни Брайт вместо этого отвезла его домой и сказала, что до воскресенья он трахал ее в зад шестью разными способами. Она целый месяц без умолку твердила об этом за завтраком в загородном клубе…

— Господь, я ищу в тебе прибежища от дьявола…

— Вскоре после этого я встретила Томаса, и за шестьдесят два года брака он ни разу не трахал меня в задницу. Почти год я убеждала его, что есть другие позы, а не в которых я лежу на спине, как дохлая рыба.

Я тяжело вздыхаю. Прищелкиваю языком.

А затем поворачиваюсь к капельнице и останавливаю подачу лекарств. Зажимаю пробирку, чтобы раствор не попал внутрь.

Пристально смотрю на старуху.

— Пусть брак будет в почете у всех, и пусть брачное ложе будет незапятнанным…

— Насчет «незапятнанного»…

— Ибо Бог будет судить сексуально аморальных и…

— Кстати, «сексуально аморально» — секс втроем считается? Потому что однажды с Дженни…

— Хватит.

Моя рука дрожит от желания ударить ее. Она улыбается, дьявольски довольная. Сатана подталкивает меня совершить грех. Но больше я на это не поддамся.

— Силой Божьей низвергни в ад сатану и всех других злых духов, которые рыщут по миру в поисках погибели душ.

Я отвинчиваю защитный колпачок от отверстия в трубке для внутривенного вливания и вливаю раствор из первого шприца. Я ожидаю, что Этель попытается сопротивляться. Возможно, вытащит канюлю из своей руки. Она могла бы спастись. Но не пытается.

Только улыбается.

Ее глаза не отрываются от моих. Я чувствую их на своей коже, даже когда сосредотачиваюсь на работе своих рук, вынимая первый шприц и меняя его на второй. В этом шприце лоразепам. Доза, в три раза превышающая, по моим оценкам, ее вес.

Трепет разливается по моим венам. Это мое призвание, моя миссия от самого Бога. Он дал мне возможность отомстить за брата Харви, а затем Он нашел для меня более великую цель — убить коррупционеров, которые защищают Его убийц, и уничтожить тех, кто стоит между мной и правосудием, которого я ищу. Мой Бог повелел мне остановиться в том же отеле, что Палач и Паучиха, когда я приехал в город в надежде найти обломки дома, в котором вырос. Полиция была так занята эксгумацией тел жертв Харви, что не приложила особых усилий к поискам того, кто его убил.

У меня это не заняло много времени. Поддельный бейджик, натянутая улыбка и Божья воля.

Я добыл записи регистрации. Пришлось раскошелиться. Задав несколько вопросов, я узнал вымышленное имя. И вскоре нашел настоящее. Роуэн Кейн.

И теперь, когда я вынимаю второй шприц и добавляю в него последний раз физиологический раствор, чувствую, как Он наполняет мою душу покоем.

— Кто-то сказал бы, что моя мать была непростой женщиной, — говорю я Этель, закрывая пробирку и снова включая капельницу. Убираю пустые шприцы в свой кейс и кладу его в карман. — Но правда в том, что она показала нам с братом глубины тьмы этого мира. Она показала нам его неумолимую природу. И она научила нас выживать. Она показала нам другую сторону Бога. Расплату перед светом.

— Это так тупо звучит.

Я улыбаюсь, затем произношу слова гимна, который всегда пою своим жертвам на последнем издыхании. Это мой прощальный подарок, который поможет их душам предстать перед судом.

— Останься со мной…

— Да как-то не хочется.

— …быстро наступает вечер…

— Если бы ты не накачал меня наркотиками, все шло бы немного медленнее, — невнятно произносит Этель.

— Темнота сгущается, да пребудет со мной Господь. Когда другие помощники терпят неудачу, а утешения нет, помоги беспомощному, о, пребудь со мной.

Я медленно вынимаю окровавленный платок из сжатого кулака Этель. Похоже на фокус. Это будет единственное материальное свидетельство нашей встречи, которое я унесу из этой комнаты. Напоминание о том, что магия — это иллюзия. Смерть — иллюзия. Жизнь — это миг в воле Божьей.

Я встречаюсь взглядом со старухой. Ее хриплые вздохи полны отчаяния, но она не выказывает страха. Только презрение.

— Тронешь мою Ларк, и он убьет тебя, — шепчет она.

Я улыбаюсь, складывая носовой платок и засовывая его в карман.

— Посмотрим на его попытки.

А потом я наблюдаю, как последний вздох слетает с ее губ, будто последняя, оставшаяся без ответа молитва.

23_ПОСЛЕДНИЙ РАЗ

ЛАРК

— Я рада за тебя, — говорит Роуз. Я поднимаю взгляд от двух тарелок с крошками от выпечки, которые стоят между нами, и улыбка Роуз становится шире под моим пристальным взглядом. — Я вижу, что все изменилось.

— В смысле?

— Ну, я про Лаклана. Ты выглядишь не так, как пару месяцев назад. На свадьбе Слоан у тебя был такой вид, будто ты хотела его убить. И посмотри на себя сейчас, — Роуз широко разводит руки и чуть не бьет кулаком в живот баристу, который проходит мимо нашего столика. — Раньше ты была жестокой, а теперь такая возбужденная и сияющая.

Я откашливаюсь, делая глоток кофе.

— Эм… да. Спасибо.

— Ну и как, хорош?

— Что «хорош»?

— Секс. Хах.

Мои щеки пылают, когда в голове вспыхивают воспоминания о прошлой ночи: лицо Лаклана у меня между ног, мой кулак, крепко вцепившийся в его волосы, и как сильно я прижимала его греховный рот к своей киске. Прошло всего две недели с тех пор, как наши жизни и желания наконец-то совпали, и теперь с каждым днем мы становимся все ближе друг к другу. Каждую ночь он трахает меня, пока я не отключаюсь, измученная, но удовлетворенная. С каждым утром я просыпаюсь, забывая, как жила до появления Лаклана в своей жизни и в постели. Иногда я думаю только о его прикосновениях. О его руках на своем теле. Его поцелуях на шее. Его члене во мне…

— Настолько хорош, что даже не можешь держать тебя в руках, да? — спрашивает Роуз, когда я ерзаю на стуле. Она улыбается, а мой румянец становится еще ярче. — Я рада за тебя, Ларк. Ты этого заслуживаешь.

Хотя я и выражаю ей свою благодарность, но делаю это с долей грусти. Я знаю, что не могу сказать того же Роуз. И по тому, как мы обе смотрим в стол, она тоже это понимает.

— Как я с тобой свяжусь? — спрашиваю я, когда Роуз допивает свой кофе и ставит пустую кружку на стол, откидываясь назад и глядя на меня с грустной улыбкой.

— У меня есть телефон. Возможно, в цирке «Сильверии» царит доисторическая атмосфера, но в нем также есть современные технологии.

— Я знаю, но ты будешь повсюду. Встретиться будет сложнее. Но я буду навещать тебя так часто, как смогу, когда ты будешь поблизости.

— Я буду рада. Тебе и Слоан, — Роуз качает головой и сглатывает, ее улыбка увядает. — Вы мои девочки. Мои балли-бабы¹⁹.

— Я все еще понятия не имею, что это значит, но мне нравится, — я улыбаюсь и делаю глоток кофе. — Когда ты уезжаешь?

Роуз бросает взгляд на часы и прикусывает губу.

— Примерно через час.