Мастер и Жаворонок (ЛП) - Уивер Бринн

— Верно…

— Веселитесь, ребята. Вы знаете, как говорится, пары, которые играют вместе, остаются вместе, — говорит он, подмигивая. Конор передает Лаклану наушники, прежде чем вернуться к своему ноутбуку. — Я буду готов, когда будете готовы и вы.

Мы с Лакланом обмениваемся решительными взглядами. Как бы я ни старалась казаться уверенной, внутри у меня все неприятно скручивается. Лаклан видит меня насквозь. Когда он поправляет наушник, выражение его лица становится мрачным, между бровями пролегает глубокая складка.

— Ты уверена, герцогиня? Это будет противно. Я могу сделать все сам.

— Нет, за десять минут ты не сможешь, — отвечаю я. Мой тон более ровный, чем я ожидала, учитывая, что я чувствую, будто все мои внутренние органы застряли в горле. — Нужно разобраться с этим до того, как все повторится. Сейчас наш лучший шанс. Кроме того, это проблема моей семьи. Я хочу принять участие в ее решении. Не хочу просто сидеть сложа руки, пока другие люди делают все за меня.

Глубокий вздох вырывается из груди Лаклана, когда его внимание переключается на устройство, лежащее у него на ладони.

— Я уважаю твое решение, Ларк. Правда. Но такие вещи могут выйти боком. Тебе нужно быть осторожной.

Я вижу, в каком он отчаянии. Наклоняюсь вперед, касаюсь ладонью его теплой, щетинистой скулы и запечатлеваю долгий поцелуй на его губах. Он улавливает мой тихий вздох облегчения от знакомого вкуса. Прежде чем отстраниться, я прижимаюсь лбом к его лбу и шепчу:

— Обещаю, что буду все делать, как ты скажешь. Но только один раз. Не привыкай.

Лаклан снова целует меня в лоб.

— Хорошо, герцогиня. Пойдем.

Решительно кивнув Конору, Лаклан выходит из машины вслед за мной, и мы направляемся в темноте к дальней стене. Когда доходим до угла здания, Лаклан тянет меня за собой и выглядывает из-за стены. Он оборачивается и бросает на меня оценивающий взгляд, давая последнюю возможность отказаться от плана и убежать обратно к фургону. В ответ я только приподнимаю брови.

— Мы готовы, — говорит Лаклан.

— Понял, — отвечает Конор, его голос отчетливо слышен в наших наушниках. — Сейчас в здании всего четыре человека, так что оставайтесь на месте, пока я не дам вам зеленый свет, на случай, если они выйдут через черный ход.

Мое сердце учащенно бьется, пока Конор ведет обратный отсчет.

Три.

Два.

Один.

Пожарная сигнализация пугает, хотя я ее ждала. Но Лаклан остается сосредоточенным и уверенным в себе, стоя передо мной, и, похоже, спокойно воспринимает писк, доносящийся из здания. Его рука в перчатке тянется к пистолету, висящему в кобуре на боку. Я уже представляю, с какой легкостью он владеет оружием, воображаю грацию и точность его мускулистого тела и безошибочный взгляд.

— Ты когда-нибудь убивал кого-нибудь карандашом? — выпаливаю я.

Лаклан бросает на меня подозрительный взгляд через плечо, потом переключает внимание на аварийную дверь.

— Нет. Зачем мне убивать кого-то карандашом?

— А мог бы, — отвечаю я, пожимая плечами. — Перерезал кому-нибудь яремную вену картой?

— Какой картой?

— Игральной. Хотя можно и таро. Ты когда-нибудь убивал кого-нибудь с помощью карты таро?

— Нет.

Я разочарованно вздыхаю.

— Что?

— Хотела сказать, что ты сейчас немного похож на Киану, но беру свои слова обратно.

— Господи Иисусе, — в глазах Лаклана появляется раздраженный блеск. — Однажды я убил парня гималайской соляной лампой. Киану так делал?

Я пожимаю плечами.

— Нет, Киану так не делал, потому что он чертов актер, ты, чертава катастрофа.

Я расплываюсь в улыбке, когда в наушнике раздается смех Конора.

— Пора идти, ребята. Потом поругаетесь, последний человек только что вышел из здания. Северная дверь должна быть открыта.

Легкомыслие, которое я только что испытывала, улетучивается, когда мы направляемся к двери. Начинается десятиминутный обратный отсчет.

Лаклан ведет нас по широким коридорам. Мы проходим мимо кабинетов и лабораторий. Над нами пульсируют красные огни, а шум почти оглушает. Мы делаем два поворота налево и попадаем в коридор с серебристыми дверями. По холоду, который проникает сквозь каждый слой моей одежды, я понимаю, что мы добрались до камер. Лаклан останавливается перед дверью с номер два и наблюдает за моей реакцией, когда его большой палец застывает над синей кнопкой.

— Давай сделаем это, — говорю я, прежде чем он успевает спросить.

Он нажимает на кнопку, и дверь открывается. На нас обрушивается поток ледяного воздуха.

Мы входим в комнату, где сверху жужжат вентиляторы и завихряют наше дыхание. Запах промышленных чистящих средств не скрывает вонь человеческого разложения, который остается в памяти как неприятное воспоминание. Передвижные столы для вскрытия из нержавеющей стали стоят вдоль двух стен, и, хотя здесь по меньшей мере двадцать столов, только на пяти лежат мешки с трупами. Пожарная сигнализация все еще ревет вокруг нас с такой настойчивостью, что Лаклан бросается к каталкам, начиная проверять именные бирки на пакетах.

— У вас восемь минут, — говорит Конор.

Лаклан уже катит стол вперед. Прежде чем открыть мешок для трупов, он поворачивается ко мне, на его лице написано беспокойство, когда он изучает мое лицо.

— Готова?

— Готова.

Он расстегивает молнию на мешке и обнаруживает труп Стэна Трамбле.

Конечно, я и раньше видела трупы, но сразу после смерти, и они выглядели так, словно спали. Я никогда не видела своего близкого уже мертвого несколько часов. Кожа Стэна бескровная, лицо вялое, как будто он восковая фигура, копия человека, которого я когда-то знала. У него длинная глубокая рана поперек горла, края раны затвердели и высохли, как у куска сырого мяса, слишком долго пролежавшего на столе. Я знаю, что мне следовало бы поторопиться и приступить к работе, но я останавливаюсь, пытаясь сопоставить то, что я вижу сейчас, с тем грозным человеком, которого когда-то знала.

Но даже несмотря на то, что секунды тикают, а сигнализация ревет, Лаклан не торопит меня. Он осторожно кладет маленький футляр на грудь Стэна и протягивает мне щипцы для разрезания костей.

— Указательный и большой пальцы, когда будешь готова, — говорит он, достает пластиковый пакет и кладет его между нами. — Тогда мы займемся другим… делом…

Я беру левую руку Стэна и начинаю работать щипцами. Прижимаю их острые края ко второму суставу указательного пальца, где их можно легче разъединить. Даже с совершенно новыми щипцами требуется сильное давление, чтобы добиться успеха, но вскоре все получается, и я кладу отрезанный палец в пакет вместе с пальцем, который Лаклан только что отсек с правой руки Стэна.

— Ты молодец, — говорит Лаклан, и я встречаюсь с ним взглядом. Это не просто признание моих способностей, а наблюдение, что, несмотря на знакомство с мертвым человеком, лежащего между нами, это не мешает мне работать.

— Ага, — говорю я, одаривая его улыбкой, сжимая большой палец Стэна щипцами. — Вообще-то, это похоже на какую-то терапию.

Лаклан морщит лоб, осекая большой палец правой руки, не сводя с меня глаз.

— Стэн, безусловно, был полезен моей семье. После того, что случилось с моим отцом, именно Стэну было поручено научить меня некоторым «жизненным навыкам», по крайней мере, до тех пор, пока Дэмиан не занял его место. Например, разница между ударом молотком и ударом локтем, — я стискиваю зубы, сжимая ручки щипцов вместе, пока сустав, наконец, не поддается давлению с хрустом. — И хотя я благодарна ему за то, что он научил меня нескольким полезным приемам, его нельзя было назвать самым чутким инструктором. И знаешь, я бы не сказала, что только из-за него в нашей жизни все было хорошо.

— Да. Логично, — говорит Лаклан, открывая пластиковый пакет, чтобы я кинула в него отрезанный палец. Запечатав, он кладет пакет во внутренний карман куртки. — Несмотря ни на что, я горжусь тобой, слышишь?

— Ты мой муж, милый. Ты обязан так говорить.