Охота на Трясогузку (СИ) - Перова Алиса

— Да! — решительно поддерживает Жора.

— Человеческий фактор — это просто красивые слова для обычного распиздяйства! — уделывает обоих Германовна.

— Ну, коне-эчно, а заплыв с крокодилами — это прям блистательный показатель ума! — не сдаётся Геныч.

— Да!

Стефания тут же отрывается от окна и пронзает острым взглядом своего мужа и некстати поддакнувшего Жору.

— Значит, п-по-вашему, я — дура?

Жоре хватает ума промолчать, а Генычу — нет:

— Не-эт, ну что ты, глупенькая… то есть я хотел сказать…

— Ой, лучше вообще молчи, — с досадой отмахивается Стешка и снова отворачивается к окну.

— Вот только не надо затыкать мне рот, женщина! — негодует оскорблённый Геныч. — И загонять меня под каблук тоже не стоит.

Но неожиданно вклинивается Сашка:

— Тогда сиди и не высовывайся оттуда.

Вот нахрена⁈ Я понимаю, что за эти три дня мы все устали от постоянного напряжения, но, похоже, для этих двоих столь длительное нахождение бок о бок — явный перебор. И Геныч не заставляет себя ждать:

— Слышь, дерзкая сестра моей жены, для человека, задолжавшего мне желание, ты слишком бесстрашно себя ведёшь. А фантазия у меня — будь здоров, имей это в виду.

— А ну-ка, давай, испугай меня, страшный муж моей сестры! — с вызовом и азартом бросает Сашка.

Я предупреждающе сжимаю её руку и незамедлительно получаю локтем в рёбра. Аш-ш-ш! Ну и стерва!

— Сань, жало своё п-прикуси! — рявкает Стешка.

— Цыц, детвора! — командует Германовна. — А то я сама сейчас всех испугаю. Вы, наверное, уже забыли про дребезжащий чудо-пепелац, который понесёт нас на остров?

— Ды помню я, задрать его в пропеллер, — отзывается Геныч. — Поэтому и пытаюсь вас отвлечь и развлечь, а вы все, как злыдни недобрые.

— Генка-а, — примирительно и нежно мурлычет Стефания, придвигаясь к нему.

— Для злыдней я — Геннадий Эдуардович.

— Геночка Эдуардович, — Стешка что-то шепчет ему на ухо, отчего губы Геныча подрагивают в улыбке, а отстранившись, говорит уже громче: — А х-хочешь я помогу тебе определиться с желанием?

— Да как-то не особо… а что за идея?

Стешка стреляет в меня глазками.

— Мы могли бы наградить нашего спасителя и п-подарить желание ему. Тем более, я знаю, чего х-хочет наш Вадик.

Сашка рядом со мной угрожающе сопит, но ей точно не о чем беспокоиться.

— Ух, как же мне нравится это «МЫ могли бы…», — Геныч язвительно лыбится. — Могли бы, конечно, но зачем хорошему пацану жизнь ломать? Чтобы Александрия потом всю жизнь ему мозг выклёвывала, что она вышла замуж не по собственной воле? — а поймав мой предупреждающий взгляд, он вскидывает огромные ладони: — Акуна матата, брат, я за любовь, добрую волю и свободу Александрии!

— Да закрой уже свой распылитель! — не выдерживает Сашка.

— А я его и не доставал, — бухтит Геныч, но тут же затыкается и переключается на ластящуюся к нему Стешку.

Остаток пути мы едем молча. Поглаживая Сашкины пальчики, я думаю о том, что на острове мне совсем некуда её привести. Не в сарай же! Вообще-то, мне обещали свободное бунгало по приезду, но вряд ли кто-то станет заморачиваться посреди ночи с моим переселением. А до следующей ночи я точно взорвусь. И как быть? С этой мыслью я проваливаюсь в сон, а просыпаюсь уже в аэропорту.

— Гля, а я не понял, — гудит Геныч, кивая куда-то вдаль, — как они здесь раньше нас оказались? Или их носорог до самого аэропорта гнал?

Группу уже знакомых французов я узнаю сразу по их колоритной мадам, и будто камень с души. Хвала небесам — целы! «Чего и нам желаю», — мысленно добавляю, разглядывая наш летательный аппарат. И всё же верю, что сегодня фортуна не посмеет повернуться ко мне задом.

* * *

Занзибар

Уже на острове Геныч припадает лбом к земле и эмоционально вещает о том, как на протяжении всего полёта его утомлённое сердце нежно с телом прощалось. Я же весь путь не выпускал Сашкину ладонь, переплетая наши пальцы, и был счастлив, потому что не чувствовал сопротивления. И снова вспоминал, как впервые увидел свою рыжую погибель.

Я задымился и пропал с первого взгляда, но запомнил тогда только волосы, сиськи и задницу. Уже позднее я был уверен, что знаю каждый сантиметр её тела, каждую веснушку, но лишь сейчас разглядел и осознал, какие у моей Аленькой красивые руки. Я всегда помнил их дразнящий запах, прикосновения, от которых напрочь сносило крышу, помнил, как надевал ей на пальчик обручальное кольцо… но почему-то никогда не задерживал взгляд на этих нежных изящных пальчиках. Почему?..

Чёрт, как много я пропустил… и где меня носило столько времени⁈ Да я и сейчас не на месте, так… ни два ни полтора.

В аэропорту Абейда Амани Карума (бля, язык сломаешь) нас уже поджидает вместительный микроавтобус. Сегодня я не рассчитывал выпускать из своих рук Сашку, но Стефания, одарив меня виноватой улыбкой, тянет сестру к себе для важного девчачьего трёпа.

— Я скоро, — шепчет моя девочка и целует меня в губы.

Всего лишь лёгкое касание, а меня колбасит, как на первом свидании. Удивительная штука — я забыл имена и лица многих женщин, побывавших в моей постели, но отчётливо помню даже самые невинные первые прикосновения моей Аленькой. И никогда не забуду наш первый поцелуй, разбудивший во мне вулкан.

Я бы и рад забыть всех остальных, но самый ранний опыт трудно стереть из памяти — первый взрослый поцелуй в летнем лагере и первый секс там же, но двумя годами позднее. Был, правда ещё один памятный случай — это поцелуй с Айкой. Тогда мы и не подозревали о наших кровных узах, но, к счастью, нам обоим не зашло — не иначе как родственные гены сопротивлялись.

— Ну шо, серьёзные пацаны налево, девочки — направо? — рычит на ухо Геныч, падая на сиденье рядом со мной. — Жора, давай к нам, братуха, пошепчемся о своём, о взрослом. Э, шеф, ну мы едем или как?

— Да погоди, — я киваю за окно, — Инесса ещё не докурила.

— Пиздец, она уже третью сосёт, — возмущается Геныч. — Инесса Германовна, выбросьте эту гадость, я очень беспокоюсь о Вашем здравии. Курение убивает!

— Да! — это волнуется Жора.

— Лишь бы не вызывало недельный понос, — отзывается Германовна, забираясь в салон. — В моём возрасте, дети мои, уже всё убивает… так какой смысл отказывать себе в удовольствии?

— Ну-у… как вариант, продлить красоту и молодость, — бормочет Геныч.

— От всего, что мне нравится, Геночка, я молодею и добрею. А без мундштука я, что яхта без мачты, а это уже верный признак приближающегося пиздеца.

Оглянувшись на водителя, Инесса даёт ему команду трогаться и пробирается к девчонкам.

— Ну что, мои нежные куколки, полчаса — и мы в комфорте!

— Чумовая ба… женщина! — восхищенно басит Геныч и понижает тон до минимума: — Крепись, Георгиос, она будет жить вечно!

— Да!

Геныч по случаю счастливого возвращения сегодня в ударе — рот вообще не закрывается, пока мы пробираемся по дремучим трущобам в свой райский отель.

— Пацаны, такое ощущение, что мы ещё в заповеднике, — сложив ладони биноклем, он таращится в непроглядную темноту. — Персик мой, а здесь точно нет леопардов?

— Нет, только козы и собаки, — хихикает Стешка.

— А-а, хорошо.

— Геныч, — шепчу я, — надеюсь мы сегодня не обязаны нанести визит тёще?

— Не-э, у неё там с Марио туса какая-то намечалась…

— С каким Марио? У неё же вроде этот… Анастасио.

— Да похер! Короче, ей Стефания ещё с континента звонила и сказала, что мы ночью вернёмся, но реакции — ноль. Похоже, тёща эту инфу отфильтровала и нас не ждёт.

— Ну и отлично, — выдыхаю облегчённо.

— Му-гу… Слышь, Вадюх, а ты Александрию где будешь это… спать укладывать?

— Сам об этом думаю…

— Да? Ну, если что, мы для вас можем второй этаж освободить, там у нас никаких соседей…

— А сами куда?

— Да решим по ходу…

— Не, Геныч, спасибо, но мне желательно вообще без соседей — ни сверху, ни снизу.

И тут Жора яростно бьёт себя в грудь.