Любовь моя, Анайя - Миллер Ксандер

Пока гвианцы сдерживали гангстеров, Анайя повела Зо дальше по причалу, пока они не достигли трапа на конце. Трап представлял собой вереницу поддонов, прикрепленных к самодельным понтонам, которые резко уходили под воду, когда пара шагала по ним. Когда влюбленные добрались до конца, Зо спросил у Анайи, хорошо ли она помнит уроки плавания.

Девушка взглянула на огни на дальнем берегу залива.

— До Карфура, боюсь, не доплыву, — сказала она.

Позади них бандиты прорвали строй храбрых гвианцев, и супруги решили было, что все пропало. И тут они услышали оклик последнего рыбака, вернувшегося из ночного моря. Он стоял в оснащенном гафельным парусом кэтботе с багром в руках и корзиной улова у ног.

— Pwason wouj, pwason ble, pwason sei! [153] — зазывал он.

— La [154], — заорал Зо, размахивая руками.

Рыбак изменил курс и направился прямо к ним, продолжая выкрикивать:

— Красная рыба, синяя рыба, соленая рыба!

На лодке болтался одинокий фонарь, и, когда судно приблизилось, влюбленные увидели лицо его хозяина — колючие щеки старого моряка. Зо дождался, когда кэтбот поравняется с ними.

— Мне нужна не твоя рыба, старик, — сказал он, хватаясь за планшир, — а твоя лодка.

Рыбак выслушал их и в конце концов согласился отдать им судно.

— По правде говоря, меня достала эта старая лохань, — заявил он. — И рыба тоже.

Большинство лодок, пришвартованных у пирса, были оснащены мачтами и парусами, как древние финикийские суда, многие из них кренились набок. Кэтбот «Спасибо маме» ничем не отличался от других: это была самодельная плоскодонка с погруженными в воду веслами и убранным парусом, которая ужасно кренилась на волнах.

— Думаю, она вам еще послужит, как служила мне, — рыбак указал на особенности кэтбота и принялся путано объяснять, как поставить единственный гафельный парус.

— Гика-шкот надо крепить к ноку. Передняя шкаторина должна быть всегда натянута. Ясно?

Зо сказал старику, что у них нет времени на урок по постановке паруса.

— Dakò [155], — сказал рыбак. — Делай как я говорю. Выдвигайтесь отсюда прямо, параллельно побережью Карфура. Там дует бриз, и вам будет комфортно. Тебя ждет чудесная прогулка — под такими звездами, с такой женщиной! — старик улыбнулся. — Я почти жалею, что не пойду с вами.

Зо и Анайя отплыли в старом рыбацком кэтботе как раз в тот момент, когда бандиты добрались до трапа на конце причала. Поддоны были прикреплены к пустым бочкам из-под масла, и трап стал уходить под воду, переворачивая соседние бочки. Фум хрипло крикнул Зо, чтобы тот вернулся и закончил бой.

Анайя устроилась на носу, Зо — на гребной банке. Заметив лезвие гарпуна, обшарпанные ласты, очки для подводного плавания, он понял, что хозяин кэтбота ловил не на удочку, а на острогу. Старик рыбачил на рифах. На дне лодки лежали уложенные в бухту сети и пятигаллонное ведро с камнями для балласта и ныряния.

Беглецы на лодке в одиночестве проследовали мимо пришвартованных рыбацких судов, пока не миновали последнее. Никто из них не произнес ни слова. Зо упорно греб, пока все суда, стоявшие на якоре в заливе, не остались позади. Весла плавно вращались в уключинах, и гребля после работы кулаками на ринге казалась невинной забавой.

— Почему ты так сильно налегаешь на весла? — спросила Анайя.

— У меня с собой единственная ценность, что имеется на этом богом забытом острове, и я не собираюсь возвращаться с ней назад.

— Куда ты меня отвезешь?

— В Анс-д’Эно.

— На этой лодке?

— У нее есть парус.

Ветер стих, и прилив ослабел. Высокий вал перемахнул через планшир, забрызгав обоих беглецов. Когда Анайя засмеялась, Зо увидел в лунном свете ее ровные зубы с узкой chenèt [156], благодаря которой, как он считал, ее поцелуи были более страстными. Девушка перегнулась через борт и провела пальцами по прозрачной ночной воде.

— Что ты чувствовал? — спросила она. — Когда тащил всех этих людей в бруэте, будучи их единственной надеждой.

— Это то же самое, что возить матрасы, — ответил Зо. — Я просто прилагал все силы, — он поднял весла над водой. — Что ты чувствовала в классе мисс Какетт?

Анайя осторожно встала, стараясь не перевернуть лодку, переступила через бухту каната и подошла к Зо.

— Я представляла, что плаваю в прибое на пляже Таино, — сказала она.

Они положили на дно качающегося кэтбота рыболовные сети и свернутый парус, устроив нечто вроде постели. Увидев тело Анайи, распростертое на белоснежном полотне, Зо подумал, что это сон. Перед ним лежала красавица, словно только что спасенная из моря, и он приблизился к ней с такой бережностью и нежностью, как будто боялся разбудить. Мужчина опустился на колени у ее ног и осмотрел рубцы на ее теле, точно был влюблен в них; он покрыл поцелуями сначала ее ноги, потом руки и наконец добрался до шрама под глазом.

Анайя жаждала большего, хотела отдаться целиком и быть раздавленной, растерзанной на куски. Слишком долго она оставалась нетронутой и теперь трещала по швам. Когда Зо, наконец, овладел ею одним великолепным толчком бедер, вся лодка устремилась вперед по волнам, словно энергии их желания было достаточно для того, чтобы провести их через целые океаны.

3

У судна была небольшая передняя палуба и пара скамеек. Кэтбот управлялся с помощью руля на корме. Зо вставил весла в уключины и взял курс на мыс Кафу, миновав который они должны были попасть в самую узкую часть залива. Море было спокойное, и когда Зо устал, на весла села Анайя. Он лежал на корме и смотрел на звезды, проплывающие над головой. Анайя разбудила его, когда они уже подходили к мысу. Высадка была делом непростым, поскольку мыс занимала дельта холодной реки Фруад, бравшей начало в горах над Кенскоффом. Сильное течение преграждало путь кэтботу, отбрасывая его обратно в море.

Зо заметил над склонами высокие черные тучи.

— Должно быть, в горах идет дождь, — сказал он.

Мерными движениями весел он увел лодку от течения и направил к берегу. Пляж был завален мусором, вывезенным из городских кварталов, и запружен свиньями, постоянно столовавшимися на этой свалке. Зо и Анайя в полной темноте высадились на берег и поволокли лодку по пенопластовым стаканчикам и кокосовой скорлупе, пока благополучно не вытащили ее из зоны прилива. Потом снова забрались на борт и, взявшись за руки, улеглись на свернутый парус.

Проснулись на рассвете, в одежде, пропитанной солью, и жадно целовались в полусне. Уже начался прилив, и лодка болталась взад-вперед по мелководью. Анайя была точно загипнотизирована; взяв лицо мужа в ладони, она спросила, настоящий ли он.

— Когда я очнулся в кузове труповоза, мне показалось, что я мертв, как все остальные, — ответил Зо. — Я решил, что Порт-о-Пренс — это загробный мир, — он усердно взялся за весла и погнал кэтбот через буруны. — Никогда больше туда не вернусь.

Залив Порт-о-Пренс подлупами солнца был голубым и прозрачным, на склонах холмов сияли омытые дождем дома. Оглядываясь на разрушенный город в колыбели из холмов, Анайя проговорила:

— Издали всё кажется прекрасным.

Им в спину подул береговой бриз, и они попытались поставить парус, но ни один из них не был заправским моряком, к тому же на лодке старого рыбака оказалась сложная и устаревшая система. Здесь было три длинных бамбуковых шеста, и снасти безнадежно перепутались. Зо и Анайе удалось поднять грот, однако тяжелый парус повис бесполезной тряпкой. Зо прикрепил его угол к носу шкотом, но парус все равно провисал и выглядел слишком тяжелым даже для ураганных ветров.

Кто-то окликнул их с воды:

— Вы паруса ставите или сушите простыни?

Кричали два мальчика, плывшие по морю на заплатанном надувном плоту. Плот наполовину ушел под воду, и один из ребят сидел на плоту тоже по пояс в воде, а его напарник нырял за lanbi и омарами. Их окликнул ныряльщик, одной рукой ухватившись за свой жалкий плот, а другой снимая с лица очки.