Любовь моя, Анайя - Миллер Ксандер

К полудню бросили якорь у легендарного Кокойе-Ке, где вода была прозрачной, как в хлорированном бассейне, а песок — мелким и белым, как сахар. Пляж был усеян голубыми ракушками, гладкими, как глиняные черепки. Бостон купил трех омаров и сварил их в кастрюле с морской водой прямо на пляже, на костре из прибитых к берегу коряг и кокосовых волокон.

— Мясо нельзя улучшить ни лаймом, ни маслом, ни перцем, ни чем-либо еще, — заявил он.

Исходящих паром омаров вытащили из котелка и отломали мясистые конечности. Благодаря тонкой корочке морской соли сладковатое мясо приобрело пикантный привкус; запивали его холодным пивом.

Бостон немного отложил отплытие, чтобы влюбленные могли искупаться после обеда. В вечерней прохладе вода казалась очень теплой. Зо и Анайя валялись на песке и считали зажигавшиеся в домах на склонах холмов огоньки керосиновых ламп или свечей, потому что нигде на побережье не было электричества.

Они набрали в ручье ведро свежей воды и поднялись с ним на борт, чтобы принять душ на палубе, в то время как «Акула» отходила от берега. Зо опустился на колени перед Анайей, чтобы вымыть ей бедра, колени, икры. Он осторожно поднимал ее ноги, чтобы омыть их одну за другой, точно сокровища, которые он откопал во время экспедиции. Сначала матросы смотрели на них с завистью, потом с восхищением. Бостон сказал, что никогда не видел такого нежного мужчину.

— Вот как надо обращаться с женщиной, — дивился он.

Членам команды стало неловко, в конце концов они отвели глаза и продолжили заниматься своими делами, не поднимая взглядов.

Влюбленные сохли на палубе, словно соленая рыба, распластавшись нагишом на теплых досках, под светом звезд. Они проснулись, чтобы украдкой заняться любовью, пока матросы спят, и выделывали акробатические трюки среди корабельного оборудования. Они любили друг друга и на кабестане, и на мешках со свежими леоганскими манго, и покачиваясь в гамаке. Зо повис на снастях, и они совокуплялись на весу, и ноги их парили над верхней палубой, словно резвящиеся ангелы.

Они останавливались, чтобы полюбоваться огнями Пети-Ривьер-де-Нипп, а на рассвете Бостон указал на высокий шпиль собора Сент-Анн в Анс-а-Во.

Это возвращение домой было самым чудесным в жизни Зо. Молодой человек чувствовал себя так же, как два года назад, когда проделал тот же путь в лодке Даниэлло, страдая малярийной лихорадкой, только теперь он возвращался с самым восхитительным призом на свете — это были не жемчуг, не сахарный тростник и не золото инков, как считали некогда европейцы, а любовь всей жизни и время, отведенное для этой любви. После целого года безысходной скорби Зо и Анайя чувствовали себя непобедимыми. Они стояли на палубе и взирали на остров как на завоеванные ими владения. Здесь Анайя обманула смерть, а Зо искал смерти, но они снова обрели друг друга, чтобы любить. Только ныне любили с какой-то закаленной нежностью, без крайностей и сомнений, чистой любовью, которую можно сравнить с чистым полуденным побережьем.

Одинокие домики лесорубов в горах, хижины рыбаков на морском берегу, фермерские селения в речных долинах — каждое из этих местечек казалось маленьким раем, в каждом жил какой-то мужчина, любивший женщину своей мечты. Зо и Анайя ненадолго забыли про холеру, малярию, тиф и землетрясения и думали только о тысяче нежностей, которыми они будут обмениваться, и о том, как они будут с неспешной сосредоточенностью наслаждаться друг другом в долгие предзакатные часы на протяжении всей своей жизни.

Бостон прошел узким проливом у Анс-а-Масона, где остров Гранд-Кайемит так близко подходил к материку, что можно было рассмотреть ряды домов, вытянувшиеся вдоль желтых пляжей на обоих берегах. После этого они вошли в укромный проливчик между большим и малым Кайемитами. В бухточках плескались голые мальчишки, в лодках на солнцепеке сидели рыбаки без рубашек. А потом появились и река Гранд-Анс, курившаяся среди зеленых холмов, и приморский городок Розо, притулившийся у залива. Белая церковка, желтая школа, зеленая больница, розовая пресвитерианская миссия — все осталось таким же, как было до их отъезда.

Когда «Акула» причалила, Босс Поль и его бригада были уже на пирсе, потому что Бостон заранее позвонил им из Мирагоана и велел готовить встречу. Сойдя на берег, Зо сгреб их всех — Поля, Тикена, Сонсона, Бос-Те-Боса — в объятия. Явился Медсен Фей со своей тележкой с напитками и угостил всех выпивкой.

— Горячее, сладкое, чистое, душистое? — осведомлялся он.

Когда все выпили, Зо повернулся к Анайе и сказал:

— Хочу тебя кое с кем познакомить.

Они пересекли шоссе и зашагали по песчаной дорожке поддеревьями. Зо привел жену в маленький неприбранный lakou [158], огороженный кустами колючей акации, где лущила горох какая-то старуха.

— Бабуля Йи, — сказал Зо, присаживаясь рядом с ней на корточки. — Бабуля Йи, это я, kabrit.

Старуха подняла голову и покачала головой. Глаза у нее стали молочно-белыми из-за катаракт. Но теперь Зо было все равно, что она его не помнит. Он взял ее за морщинистый подбородок и расцеловал в обе щеки, пообещав каждый уик-энд приносить ей жирную рыбу. На обратном пути он сказал Анайе:

— Эта женщина была мне почти как мать.

Зо и Анайя так и не добрались до Анс-д’Эно. Возвращение домой в Гранд-Анс оказалось столь приятным, что они решили остаться.

Поль нашел им дом на склоне холма над пляжем Таино, где Зо когда-то учил Анайю плавать. Это был kay в традиционном горском стиле, с остроконечной крышей и плетеными стенами. С узкой крытой веранды через двустворчатые французские двери можно было попасть в гостиную. Позади гостиной располагалась спальня, окна которой выходили в сад. Это было прелестное местечко с фруктовыми деревьями во дворе — лаймом, померанцем и тамариндом, дававшими тень и сок.

Они не смогли уехать в Анс-д’Эно и позднее, потому что Анайя была в положении. В марте она впервые почувствовала тягу к определенным продуктам и отправила Зо за жгучим перцем, померанцами, грейпфрутами и уксусом.

— Вспомни, что тебе говорила мадам Зюлю, — сказала молодая женщина. — Теперь, когда я беременна, ты должен вести себя так, будто у тебя двое детей.

Действительно, это были точные слова мадам Зюлю, и Зо их не забыл. Когда Анайе хотелось льда, он спускался в магазин и сразу спешил домой, пока тот не растаял, так же как когда-то носился со льдом для прохладительных напитков бабули Ии. Вечером Зо растирал распухшие ноги жены и купал ее в воде, настоянной на листьях цитрусовых деревьев из их собственного сада. Он сам стирал во дворе их вещи, сидя на корточках над тазом, а Анайя отдыхала на веранде, наблюдая за ним.

Если вечер выдавался теплый и безветренный, супруги выходили с тарелками на веранду и ужинали, любуясь закатом над водой и городскими огнями. Потом Анайя лежала в объятиях Зо под тамариндовым деревом, а под горой мерцало синее море.

— Если будет девочка, назовем ее Надей, — сказала однажды Анайя. — В честь кузины Надин.

— А если мальчик?

— Как тебе Оззи?

— В честь Озьяса?

Она повернулась в объятиях мужа, чтобы посмотреть ему в лицо.

— Он любил тебя как сына. И как сына оплакивал тебя, когда думал, что ты умер. У меня сердце разрывалось при виде его запущенного огорода. Ты должен ему позвонить, Зо.

— У него нет телефона.

— Зато у мадам Зюлю есть.

Зо на мгновение умолк, потом рассмеялся.

— Мне нравится представлять, как Озьяс у себя на склоне возится с садовыми ножницами, которыми он делает всё.

— Ты позвонишь?

— Jodi a, — сказал он. — Я сделаю это сегодня же. Если и ты пообещаешь позвонить отцу и все ему рассказать.

Между супругами шли давние споры. Зо считал, что они должны жить свободно и открыто. Он устал бояться Леконта. Анайя была не столь уверена. Молодая женщина до сих пор побаивалась отца. Но по мере того как беременность приближалась к концу, она начала менять свое мнение.