Искалеченная судьба (ЛП) - Джеймс М.

Проект «Безопасный дом» стал отправной точкой для моей работы. Полы уже не такие блестящие и нетронутые, они пыльные, это точно, и покрыты плиткой и деревом. Вся мебель словно сошла с каталогов товаров для дома, она аккуратно упакована в пластиковые пакеты. Предметы искусства также можно увидеть в магазинах для дома, ничего личного или уникального. Это настоящий демонстрационный зал, который сейчас как нельзя лучше соответствует моим потребностям.

Я веду её к мягкому креслу с цветочным принтом и помогаю сесть.

— Константин, — шепчет она, и я словно вздрагиваю, услышав своё имя в её голосе. То, как она произносит его, мягко, почти умоляюще, заставляет меня задуматься, не может ли это быть очередной манипуляцией. Ещё одна ложь.

— Не надо, — говорю я, и, возможно, это к лучшему, поскольку слово звучит резче, чем я хотел. — Не говори, пока я не задам тебе вопрос.

Она молчит, наблюдая за мной своими зелёными глазами, в которые я уже столько раз заглядывал, думая, что начинаю понимать женщину, стоящую за ними. Я думал, что влюбляюсь в неё. Ярость снова закипает во мне, угрожая вырваться наружу.

— Кто ты такая? — Спрашиваю я, и мой голос звучит грозно. Она слегка приподнимает подбородок.

— Ты знаешь, кто я, — отвечает она.

— Правда? — Смеюсь я, но мой смех звучит неубедительно даже для меня самого. — Я знаю, что ты не София Моретти. Я знаю, что сегодня вечером моя жена напала на меня с кухонным ножом и пыталась меня убить. Так что нет, я не думаю, что знаю, кто ты такая, чёрт возьми.

Последние слова вырываются из моего горла, и я могу поклясться, что вижу, как она вздрагивает. Она сглатывает, и впервые на её лице появляется неуверенность.

— Меня зовут Валентина, — говорит она наконец. — Валентина Кейн.

Кейн. Это имя вызывает у меня какие-то ассоциации, но я не могу сразу понять, что именно. Я уже слышал это имя раньше, кажется, Николас Кейн. Если мне не изменяет память, мой отец знал его и иногда обращался к нему как к доверенному лицу. Если я правильно понимаю, этот человек занимается чем-то вроде теневой брокерской деятельности в Майами. Он проворачивает сомнительные сделки, договаривается с одной стороной и решает проблемы для другой. Основываясь на моих туманных представлениях о нём, можно предположить, что он мог заключить контракт с кем-то, кто хочет, чтобы я исчез.

А женщина, стоящая передо мной... Кто она? Его дочь? Я не могу представить, как он выглядит. Я прищуриваюсь, глядя на неё.

— Он тебя послал? — Спрашиваю я.

Я вижу, как она решает, стоит ли рассказывать мне что-то ещё. Не думаю, что страх перед болью заставил её передумать. Не уверен, что именно, но она кивает, не сводя с меня своих пронзительных зелёных глаз.

— Почему ты не убил меня? — Неожиданно спрашивает она. — У тебя была такая возможность. Ты мог свернуть мне шею, пока я была без сознания. Застрелить меня. Задушить. Ты мог бы убить меня... раньше. — Её горло сжимается, и я знаю, что она думает о том, чем мы занимались раньше. О моей сперме, высыхающей на её бёдрах. О том, как я трахал её. О том, как она кончала, пока я был внутри неё.

На этот раз колеблюсь я. Мне следовало бы убить её. Это был бы разумный и безопасный выбор. Мой отец ожидал бы этого от меня. Чёрт возьми, я бы и сам ожидал этого от себя до того, как всё это произошло сегодня вечером.

— Возможно, я хочу получить ответы больше, чем желаю твоей смерти, — говорю я спокойно, хотя внутри меня бушует буря эмоций.

Что-то меняется в выражении её лица. В уголках её губ появляется едва заметная ухмылка, а её пристальный взгляд встречается с моим, оценивая меня.

— Или, возможно, — тихо произносит она, и её полные губы всё ещё растягиваются в улыбке, — ты не такой холодный, каким кажешься, Константин Абрамов.

При звуке моего имени по коже словно скребут ногтями. Мои мышцы напрягаются, член дёргается, челюсть сжимается, пока я пытаюсь противостоять тому, что эта женщина делает со мной. Тому, что она заставляет меня чувствовать. Я долго смотрю на неё, а она на меня в ответ.

Я представляю, как допрашиваю её, когда она сидит там, моя сперма на её бёдрах, а на горле запеклась её собственная кровь. Я представляю, что мог бы с ней сделать, чтобы заставить её заговорить. Я представляю, как приставляю пистолет к её голове. И долгий, глубокий выдох, кажется, вырывается откуда-то из глубины моей души, когда я направляюсь к её креслу.

— Вставай, — приказываю я, заходя ей за спину.

Я замечаю, как она на мгновение замирает, словно в замешательстве от моих возможных намерений. Однако она слишком горда, чтобы показать мне свой страх. Она поднимается на ноги, двигаясь плавно, несмотря на неудобное положение рук.

Я слегка вздрагиваю от удивления, когда расстёгиваю наручники, почти ожидая, что она бросится на меня, как только освободит свои руки. Но вместо этого она просто держит их перед собой, потирая запястья. Она не произносит ни слова.

— Ванная комната находится налево по коридору, — говорю я, кивая в её сторону и беря сумку. — Одежда внутри. Иди, прими душ и приведи себя в порядок.

Она переводит взгляд с меня на окружающую обстановку, и я замечаю расчёт на её лице. Она обдумывает свои варианты. Я был бы больше удивлён, если бы это было не так.

— Даже не думай о побеге, — предупреждаю я её. — Здесь больше никого нет, и бежать некуда. Если ты убежишь, я буду вынужден вызвать подкрепление. И тогда у тебя не останется ни единого шанса на спасение. Как только мой отец узнает о тебе, как только его люди доберутся до тебя...

Я замолкаю, осознавая, что она может представить себе гораздо более страшные вещи, чем те, которые я могу описать.

— Это если они вообще до тебя доберутся. Потому что, если ты убежишь, Валентина, я буду преследовать тебя. Если я буду за тобой гнаться, я тебя поймаю. И когда я тебя поймаю...

Её глаза снова смотрят на меня, и я вижу в них пламя. Я пытаюсь бороться с волной желания, которая охватывает меня при мысли обо всём, что я мог бы с ней сделать, если бы поймал.

— Что ты тогда сделаешь, муж? — Тихо спрашивает она, и от её русской речи у меня по телу пробегает дрожь. Муж. Моя челюсть сжимается, глаза сужаются, а грудь сжимается от переполняющей меня ярости, смешанной с другими эмоциями, которым я не могу найти названия.

Я делаю шаг в её направлении, но дистанция между нами остаётся прежней. Её глаза, как изумруды, блестят в полумраке, и в них я вижу отражение своей решимости. Я знаю, что она чувствует мой взгляд, но её лицо остаётся непроницаемым.

— Если ты убежишь, Валентина, и я тебя поймаю... на этот раз я тебя убью, — шепчу я, сокращая расстояние шаг за шагом. Моё дыхание становится тяжёлым, а сердце бьётся быстрее. Я чувствую, как напряжение в воздухе сгущается, как будто сама судьба замерла в ожидании.

Я останавливаюсь в нескольких сантиметрах от неё. Наши лица так близко, что я могу различить каждый изгиб её губ и каждую морщинку на коже. Я смотрю ей в глаза, и в этот момент я вижу что-то новое. Золотые искорки вспыхивают в её зелёных глазах, словно звёзды, упавшие с небес. Они ослепляют меня, но в то же время притягивают, как магнит.

Я чувствую сладкий запах засахаренной фиалки, исходящий от неё. Этот аромат кажется мне таким знакомым, он обволакивает меня, словно мягкое одеяло, и я теряю ощущение реальности.

— Это обещание, — говорю я, пытаясь вернуть себе контроль над ситуацией.

22

КОНСТАНТИН

Её челюсти сжаты, но она кивает, настороженно наблюдая за мной.

— Зачем ты привёз меня сюда? — Тихо спрашивает она. — Почему бы тебе не отвезти меня к твоему отцу?

Этот вопрос повисает в воздухе между нами, и я не готов дать на него ответ ни ей, ни даже самому себе.

— Прими душ, — повторяю я твёрдым голосом. — Поговорим после.

Она ещё мгновение удерживает мой взгляд, затем поворачивается и идёт в ванную, по пути подхватывая спортивную сумку. Её плечи выпрямлены, голова высоко поднята. Даже сейчас, когда она моя пленница, в ней есть сила и грация, которые опьяняют.