Разрушенная (ЛП) - Бишоп Энн

— А что? — Ателия ухмыляется. — Ревнуешь?

Выражение лица Кэла становится жестким. Обычно он не любит грубить Ателии — или кому бы то ни было, если только мы не работаем, — но сейчас он выглядит чертовски устрашающе.

— Когда это было сделано?

Щеки Ателии окрашиваются в розовый цвет, и она закатывает глаза.

— Господи, успокойся. Он мой двоюродный брат. Он живет в Калифорнии, так что я вижу его нечасто.

Ещё секунду Кэл внимательно наблюдает за ней, а потом откладывает фотографию.

— Больше не шути со мной так, Ателия.

Похоже, это дошло до неё — он был на сто процентов серьезен. Никто не имеет права прикасаться к ней, кроме нас.

Ателия берёт его руку в свою и подносит к губам, нежно целуя костяшки пальцев.

— Я знаю, что я твоя, Кэл.

— И это никогда не изменится, — твердо добавляет он.

С сияющей улыбкой она обхватывает его шею и прижимается к нему в поцелуе.

— Хорошо.

После этого мы спокойно ужинаем с Рут внизу. Ателия… усмиряется, когда находится рядом с матерью. В ней нет ни сарказма, ни шуток, ничего. Она тихая, покладистая и гораздо более воспитанная, чем я когда-либо видел её.

Мы рассказываем Рут о некоторых моментах нашей жизни. Уэс рассказывает трогательную историю о том, как он был ребенком, когда его отец был ещё жив. Я рассказываю о своем лете, проведенном во Франции. Кэл придерживается историй из средней школы и колледжа, умело избегая упоминаний о родителях.

— О, я должна показать вам фотоальбомы Ателии, которые у меня есть, — говорит Рут. — Она была такой милой девочкой.

Опустившись в кресло, Ателия застонала.

— Пожалуйста, не надо.

Рут подмигивает мне.

— Она всегда думает, что может лишить меня одного из лучших моментов в жизни родителей — позорить своего ребенка.

— Я, например, очень рад этой части, — отвечаю я, делая глоток вина, которое налила мне Рут.

— Да пошел ты — ворчит Ателия.

Рут вздыхает.

— Я бы посоветовала тебе следить за языком, но, полагаю, ты уже взрослая? — она кладет руку на сердце. — Кажется, будто только вчера я ловила тебя после того, как ты сделала свои первые шаги.

Ателия усмехается.

— Хотела бы я сказать то же самое, но… ну, ты понимаешь. Не помню.

Остаток вечера проходит примерно так же. В итоге Рут показывает нам множество фотографий Ателии за все её детство, и мы впитываем всё это. Мне нравится получать представление о том, какой она была и какой остается.

Кэлу трудно уснуть, поэтому он отправляется в свою комнату, чтобы немного вздремнуть, пока Билл не вернется домой. Уэс бормочет что-то о душе, и прежде, чем Рут успевает рассказать ещё одну постыдную историю о детстве Ателии, Ателия предлагает прогуляться.

— Просто вокруг участка, — говорит Ателия Рут. — Мы будем держаться подальше от дорог, поскольку уже стемнело.

Со знающей улыбкой Рут выпроваживает нас из дома. Вечерний воздух освежающе холоден, когда мы идем по тропинке, петляющей через большой сад. Многие деревья подсвечены, и я уверен, что летом здесь просто захватывает дух.

— Здесь есть небольшая беседка.

Теперь, когда мы вышли на улицу, её шаг замедлился, и она выглядит более расслабленной.

— Ты сама не своя рядом с мамой.

— А ты?

— Ммм. Туше, ma belle.

Ателия вздыхает, когда мы заходим в беседку.

— Я обожаю своих родителей. Они были одними из моих самых близких друзей в школе — особенно мама. Боже, я знаю, что это звучит неубедительно, но я люблю их.

— Но?

— Но у них есть свой набор ожиданий относительно того, какой они хотят меня видеть. Они считают меня такой, какая я есть. Я всегда буду дорожить своими отношениями с ними, но я не хочу их разочаровывать. Я не так традиционна, не так консервативна и не так склонна к риску, как они. Я понимаю, что они просто хотят убедиться, что я в безопасности, но это может показаться ограничивающим. Иногда мне кажется, что я их разочаровываю, понимаешь?

— Да.

Прислонившись к перилам беседки, я притягиваю Ателию к себе.

— Мои родители не такие уж и строгие — никогда не были, правда. Они хотят, чтобы у меня все было хорошо, но им не очень важно, чем я занимаюсь, лишь бы я была счастлив. А вот мои бабушка и дедушка пытаются на меня давить. Думаю, они видят во мне лентяя. Растраченный потенциал.

Она издает грустный звук, прежде чем прислонить голову к моей груди.

— Мне жаль, Келлан.

— Это не так сильно беспокоит меня, как раньше. Я потихоньку строю свою жизнь, как и ты. Их мнение не имеет для меня такого значения, как в детстве.

Ателия вздыхает.

— Может быть, когда-нибудь я приду к этому вместе со своими родителями.

— Может быть, и так.

Мы стоим так несколько минут в тишине, и я не возражаю. С занятиями, учебой и работой трудно остаться с Ателией наедине, если только она не спит со мной на ночь. Я надеялся, что за время каникул у нас будет несколько таких минут, и я рад, что мы получили их так рано.

— Хочешь знать, что я понял, просматривая все эти твои фотографии? — спрашиваю я через несколько минут.

— Что? — она поднимает на меня взгляд и сужает глаза. — Если ты собираешься пошутить о том, какой неловкой я была в подростковом возрасте, то заткнись.

— Нет, — пробормотал я. — Ничего подобного. Это заставило меня понять, что я ошибался в тебе.

В её глазах мелькает волнение.

— О?

— Ты переживала, что Каммес изменил тебя в худшую сторону, а я сказал, что ты ошибаешься, что ты не изменилась.

Она застывает.

— Теперь ты не согласен?

— Не совсем, но кое-что. Ты определенно осталась собой — у тебя та же улыбка, тот же смех, те же музыкальные предпочтения. Ты всё так же ненавидишь рано просыпаться и всё так же ужасно упряма. Но ты и другая.

Ателия опускает взгляд, и её голос становится тяжелым, когда она говорит:

— Значит, я была права.

— Нет. Я не думаю, что ты изменилась в худшую сторону, Телия. Я думаю, ты изменилась в лучшую сторону.

Но она качает головой.

— Это не имеет никакого смысла.

— Имеет, — мягко говорю я ей. — Тебе ещё предстоит пережить много обид — во многом по нашей вине, а не по его. Но после того, как я услышал истории, рассказанные твоей мамой, и посмотрел на все фотографии, ты… да. Ты изменилась. Теперь ты больше стоишь за себя. Ты многому научилась. Но ты всё ещё остаешься собой.

— Я не чувствую себя собой.

— Я знаю, — мягко говорю я, подставляя согнутую костяшку под её подбородок и поднимая её так, чтобы она смотрела на меня. — Но посмотри на это со стороны. Может быть, Каммес и изменил тебя, но в основе своей ты всё тот же человек. И…

— И что? — шепчет она.

Я улыбаюсь.

— Мне нравится, какой ты стала.

— Правда?

— Ммм… Ты взрослеешь, Ателия. Мы все взрослеем. И ты… ты превращаешься в сильную, независимую женщину, которая борется за то, что хочет, и не терпит дерьма.

Она закатывает глаза.

— Да, нет, я определенно так не считаю.

— А я и не говорил, что ты уже дошла до этого, — провожу пальцами по её волосам. — Но ты идёшь к этому. Просто посмотри, где ты была месяц назад по сравнению с тем, где сейчас.

На мгновение она замолкает, задумавшись. Когда она снова встречает мой взгляд, её глаза уже не такие грустные, как раньше.

— Думаю, ты прав. Я борюсь за то, чего хочу. И… возможно, Каммес изменил меня не так сильно, как я думала.

— Я буду любить тебя в любом случае.

Губы Ателии в шоке раздвигаются. Слова сорвались с моих губ, я не успел их обдумать, но я имел в виду именно их. Я знал это с той ночи, когда она, наконец, открылась мне.

— Скажи это ещё раз, — шепчет она.

Я прижимаюсь носом к её носу.

— Я люблю тебя, Ателия Харпер. Несмотря ни на что.

Из её горла вырывается небольшой звук. Я не уверен, страх это или счастье, но когда она наклоняет мою голову и прижимается губами к моим, я быстро всё понимаю.

Несмотря на то что на улице холодно, моё тело согревается от её прикосновений. Когда наши губы расходятся, я наклоняюсь, чтобы сделать ещё что-то, но она останавливает меня.