— Хочешь ванну с лавандовой пеной или эвкалиптовой пеной? — спрашивает он, и этот вопрос заставляет меня расплакаться.
Через секунду он подбегает ко мне, берет меня на руки и несет на кровать, сажая к себе на колени.
— Эстель, — бормочет он, гладя мои все еще влажные волосы и проводя большими пальцами по моим щекам, когда я всхлипываю. — Я сделал что-то не так? Мне не нужно наливать тебе ванну. Мы можем просто пойти спать.
Я икаю и смеюсь, прежде чем снова зарыдать, а обеспокоенное выражение лица Майлза заставляет меня плакать еще сильнее.
— Я… не… знаю… почему я… плачу.
Он притягивает меня ближе к своему телу, тихо бормоча и успокаивая меня своими словами.
Закончив, я шмыгаю носом и прислоняюсь лицом к его шее, прежде чем сморщить нос.
— Боже, вода в этом фонтане отвратительная, — говорю я, отстраняясь.
Он ухмыляется мне. — Чувствуешь себя лучше?
Я киваю. — Я полагаю. Я понятия не имею,
из-за чего это было. Я думаю, что я просто эмоционально выжата из-за запуска. Я имею в виду, я была так занята, а потом мы полетели из Мексики в Париж, и у меня не было ни секунды, чтобы по-настоящему сесть и переварить, что премьера моей одежды будет на следующей неделе, а потом я должна сделать все планирование свадьбы, потому что абсолютно ничего не обеспечено, кроме места проведения и платья, — добавляю я с бешено колотящимся сердцем. Я снова начинаю плакать, когда все это омывает меня, и я чувствую себя такой… неуправляемой.
— Эстель, — бормочет Майлз. — Глубокие вдохи.
— И вдобавок ко всему, ты только что прогулялся по Парижу без рубашки. Это иронично, учитывая, насколько другим он был всего шесть месяцев назад. Я перехожу от неконтролируемого плача к смеху. Из меня вырывается пузырь веселья — почти как когда я подвергалась приступам смеха в начальной школе. Внезапно я не могу остановиться. — Ты… сделал это… для меня.
Я хриплю, сгибаясь пополам, пытаясь отдышаться.
Как только я это наконец делаю, я смотрю на Майлза, который смотрит на меня с озадаченным, неуверенным выражением лица.
— Эм. — Он осторожно прикасается ко мне. — Сколько ты выпила сегодня вечером?
Это заставляет меня смеяться сильнее. Такое ощущение, что мои эмоции играют в перетягивание каната, и я ничего не могу контролировать. Сделав несколько успокаивающих вдохов, я наконец беру себя в руки.
— Едва глоток. Со времен Мексики я не хотела алкоголя, — хмуро говорю я ему. — Как только ты выпиваешь пять маргарит, запах алкоголя станет гораздо менее аппетитным, — добавляю я.
Он все еще смотрит на меня осторожным и растерянным взглядом. — Возможно ли, что ты беременна?
Его слова врезаются в меня, и мое сердце бешено колотится в груди от удивления.
— Нет. Точно нет. Я носила катушку несколько лет, а потом сразу перешла на таблетки. Я имею в виду, что на данный момент мне, вероятно, следует распечатать тебе копию моих медицинских записей, чтобы ты мог напомнить себе…
— Верно, но ты заболела две недели назад. Может быть… таблетка оказала меньший эффект? Потому что ты, как ты так элегантно выразилась, проглотила пять маргарит?
Моя кровь превращается в лед, а затем мне вдруг становится жарко, когда меня охватывает мысль.
— Но ты можешь пропустить одну таблетку. Даже если бы я была больна… — я замолкаю, считая. — Месячные должны прийти завтра. Здесь нет пути …
Когда я смотрю на Майлза, он смотрит на меня с тошнотворно-обнадеживающим выражением лица.
— Я иду прогуляться, — внезапно говорит он, подходя к шкафу и стягивая с вешалки темно-синюю рубашку.
Я скрещиваю руки. — Прогулка?
Он кивает, ошеломленный. — Мне нужно знать, Эстель.
Я сжимаю губы.
— Прямо сейчас? В чертову полночь? И где ты найдешь аптеку, открытую в такой час? Это не Калифорния. Ты не можешь ожидать…
— Думаешь, я не найду аптеку, открытую круглосуточно?
Вздохнув, я прислоняюсь к каркасу кровати.
— Хорошо, — говорю я ему, улыбаясь. — Если тебе от этого станет лучше.
— Станет, — говорит он как ни в чем не бывало. Он подходит ко мне и целует меня в лоб. — Скоро вернусь.
Я только что приняла душ и слушаю крайне непристойную книгу про сводного брата, когда Майлз возвращается, запыхавшийся и мокрый насквозь.
— Начался дождь, — говорит он, но затем усмехается и держит небольшую коробку. — Но я нашел открытую аптеку в одиннадцатом округе.
— Tu es un imbécile, — бормочу я по-французски, хмурясь.
Перевод: Ты дурак.
— Тебе станет плохо, — добавляю я, наблюдая, как мой мокрый насквозь муж подходит к кровати и протягивает мне коробку.
Я вырываю его у него из рук, сбрасываю с себя одеяло и иду в ванную. Майлз следует за мной, и я сердито смотрю на него, когда он закрывает дверь, запирая нас вместе в большой ванной комнате.
— Это абсурд, — ворчу я, доставая тест и стягивая штаны, чтобы помочиться на чертову палку.
— Это? — спрашивает он, выглядя взволнованным и… нервным.
Я наклоняю голову.
— Я имею в виду, я полагаю, что это могло произойти в Мексике.
Он фыркает смехом. — Мне хотелось бы думать, что я так наполнил тебя своей спермой, что твой контроль над рождаемостью просто сдался.
Я фыркаю. — Это грубо. Не будь грубым.
— Пять раз, — повторяет он, дерзко улыбаясь мне.
Когда я заканчиваю писать на палочку, я кладу ее на стойку и натягиваю штаны.
— Что теперь? — спрашивает он, переводя взгляд с меня на тест.
Я пожимаю плечами.
— Думаю, нам стоит подождать пару минут. — Мои руки касаются твердой, мускулистой груди. — Не хочешь избавиться от этой мокрой одежды, дорогой?
Я расстегиваю его рубашку.
Когда я смотрю на него, он смотрит на меня с нежностью. И, возможно, немного трепета.
— Что? — шепчу я, мои руки останавливаются на третьей кнопке.
— Надеюсь, оно положительное, — отвечает он, улыбаясь.
Я хмурю брови. — Когда мы разговаривали в прошлом месяце, мне пришлось практически умолять тебя о детях.
— Я передумал, — бормочет он, поднимая руку и заправляя локон мне за ухо. — Я хочу детей от тебя. И я хочу их сейчас.
Я игриво толкаю его в грудь. — Ну, лично я предпочла бы подождать, пока мы не поженимся.
— Мы женаты , бабочка.
— Если ты понимаешь, о чем я. Мы сделали все так не по порядку…
— Так? — Его глаза блестят от счастья. — Кого, черт возьми, это волнует?
— Майлз… — мой голос дрожит.
— Что говорит тест, Эстель? — спрашивает он, кивая на стойку.
Я отстраняюсь от него и подхожу, поднимая белую палку.
И затем я продолжаю швырять его через ванную.
— Нет, — быстро говорю я, прикрывая рот. — Дай мне еще один. Этот неисправен.
Майлз хватает тест и несколько секунд смотрит на него. Мои руки начинают трястись, а сердце колотится в груди.
— Две полоски— это хорошо, верно? — спрашивает он, глядя на меня с тем же чертовски благоговейным выражением лица, что заставляет мое сердце чувствовать, что оно вот-вот разорвется пополам.
Я смотрю на него.
— Две полоски означают, что я чертовски беременна, Майлз! Пятнадцать месяцев до нашей свадьбы! За неделю до запуска VeRue, и, черт возьми , это должно было произойти не так, и черт, у нас есть билеты на Тейлор Свифт на следующее лето, и я не могу взять с собой ребенка, и о боже , какой смысл в контрацепции, если они просто потерпят неудачу, когда тебе нужно, чтобы они преуспел…
