Селянин (СИ) - "Altupi"

Приблизительная, грубо проведённая в уме калькуляция по примерному курсу евро повергла Кирилла в шок. Получившаяся сумма даже для его состоятельной депутатской семьи, ведущей маленький бизнес, была приличная. Не внушительная, но приличная. А для парня из захолустья во что она превращалась? В недостижимую звезду Сириус? Кирилл в очередной раз понял, что ничего не знает ни о деньгах, ни о настоящей жизни, ни о ведущейся вокруг его сытой кормушки борьбе за существование.

Они ехали по прямой улице райцентра мимо домишек и домов, по внешнему виду которых сразу можно было судить о благосостоянии хозяев. Некоторые жители ухватили удачу за хвост, заработали или наворовали на новые добротные кирпичные особнячки. Другие облицовывали фасады модным сайдингом разных цветов. Люди победнее по десятому разу красили старые обшитые деревом стены, а у совсем бедных денег не было даже на краску. Хотя, может, дело не в богатстве, а в трудолюбии? Кириллу неприятно об этом было рассуждать, потому что пробуждалась совесть.

— Куда ехать? — спросил он с тяжёлым сердцем. Радостная новость про возможность поставить маму Галю на ноги не принесла радости. И ему, и Егору. Известная формула «выговорись и станет легче» с ним работала в обратную сторону — напомнила о тщетности его бытия, сизифовом труде по наполнению бездонного кошелька. Егор сидел и смотрел на свои сцепленные в замок, лежащие на коленях руки, иногда шевелил большими пальцами. Вопрос вернул его в реальность, где есть банки с молоком, покупатели и симпатичный ему парень, который избавил его от необходимости трястись на старом вонючем агрегате, дышать пылью и выхлопными газами, и доставил с комфортом.

— Ещё два квартала прямо, — дал указание Рахманов. — Затем за большим белым зданием школы направо в переулки, всё.

— Угу, — кивнул Кирилл и добавил: — Я не буду больше спрашивать, зачем ты ходишь к Лариске. Попробую помогать тебе откладывать деньги.

— Посмотрим, — ответил Егор. По крайней мере, он не сказал «нет» и не промолчал, что тоже было равнозначно отказу.

Кирилл увидел большое белое здание школы на углу за чёрным решётчатым забором с распахнутыми воротами. Двухэтажное, величественное, с высокими, закруглёнными сверху окнами. Постройки начала прошлого, а то и позапрошлого века. По обе стороны от двустворчатой двери развевались российские флаги. Площадка перед входом была выложена серой тротуарной плиткой. Вдоль забора росли ровно постриженные кусты. Под окнами на клумбах цвели цветы. На одной возились дети-практиканты, ими командовала пожилая учительница, скорее всего, биологичка.

Сразу за школой находился перекрёсток. Главная дорога была широкой, а пересекающая её — настолько узкой и неприметной, теряющейся в зелени, что, не знай о ней заранее, легко проехать мимо.

— Сюда? — уточнил Кирилл, уже включив правый «поворотник». Рахманов кивнул.

— Да. Останови у второго дома справа.

Машина въехала в переулок, уходивший, как оказалось, вниз под небольшим углом. Он был таким же безликим и пыльным, как и весь этот городишко. Асфальт на узкой проезжей части не ремонтировался, наверно, с советских времён. Палисадники заросли травой. Спокойно разгуливали куры и кошки. К стенам построенных в едином стиле домов с тремя окнами на улицу, как признак цивилизации, были приколочены спутниковые тарелки.

Дом, у которого попросил остановиться Егор, отличался тем, что находился в состоянии апгрейда — вместо крыши надстраивали мансарду, два из трёх выходивших на улицу окон объединили в одно огромное, пластиковую раму вставили, а откосы и отвесы ещё не удосужились. Забор и калитка были сделаны из плоского шифера, покрашенного в изумрудный цвет.

Кирилл съехал на обочину, заглушил мотор. Повернулся к уже взявшемуся за ручку открытия двери Егору, остановил.

— Егор, и ещё один момент… — он произнёс намеренно грубо, как наезд, даже голос стал басовитее. — У меня ощущение, что ты всегда говоришь обо мне так, будто я временное явление. — Он сделал паузу, чтобы увидеть настороженность в чёрных глазах. — А ты слышал, Егор, что нет ничего постояннее временного?

Закончив, Калякин усмехнулся и протянул руку, продолжая наблюдать за пассажиром. Егор осмыслил заданный ему вопрос, и его внутренняя пружина разжалась.

— Слышал, — с похожим вызовом ответил он и вложил руку в ладонь Кирилла. Они потянулись губами друг к другу через разделяющий кресла подлокотник, поцеловались без жадности, просто запечатлевая, что они пара. Их пальцы переплелись и крепко сжались, а глаза на короткий миг закрылись. Для Кирилла это был очень сладкий миг единения, не испытываемый им никогда ранее. Для Егора, он догадывался, что не первый в жизни, но уж точно первый после того, как сука Виталик бросил его в беде.

— Тебе помочь? — спросил Кирилл, когда их губы разомкнулись, но лица оставались на близком расстоянии, а глаза продолжали смотреть в глаза. Он мог видеть крошечного себя в зрачках напротив.

— Помоги, — согласился Егор, внутренне улыбаясь. И он опять собрался выйти, а Кирилл снова его остановил:

— Ещё одна вещь…

Они рассмеялись: настолько это было похоже на предыдущую ситуацию, но уже без напряжения и наигранных наездов. Кирилл сунул руку в карман и вынул маленькую чёрную картонную коробочку. Снял крышку и положил её на панель. В коробочке горкой лежала цепочка.

— Вот, — вытягивая её, произнёс он. — Для тебя купил. Второй день ношу, то забываю отдать, то момента подходящего нет.

— Зачем? — упрекнул Егор.

— Для твоего крестика. У тебя же веревка. А будет цепочка. Она серебряная. Ну, меня так заверили в магазине. И проба есть, я смотрел.

— Я не об этом? Зачем? Мне веревки хватает!

— Просто подарок. Надень, пожалуйста, а то я так и буду носить её в кармане, — Кирилл расстегнул цепочку и протянул руку за крестом.

— Ну хорошо, — сдался Рахманов, снял с шеи старенькую верёвочку, снял с неё крест и отдал Кириллу. Тот продел цепочку в ушко, подвинул на середину и надел цепочку на шею наклонившемуся Егору. Тот сразу спрятал крест под футболку.

— Спасибо, Кирилл.

— Мне приятно. А теперь можем идти.

И они оба вышли из машины.

Разгорающийся день не собирался становиться жарким, по данным бортового компьютера температура воздуха равнялась девятнадцати градусам. В голубом небе висели почти недвижимые, пышные, как сладкая вата, кучевые облака. К обеду либо разогреет, либо совсем затянет на дождь.

Егор открыл заднюю дверь «Пассата», взял одну из трёхлитровых банок и направился к калитке. Там, переложив банку на одну руку, нажал кнопку звонка. Но на веранде дома в тот же миг распахнулась дверь, и оттуда выбежала молодая девушка — над забором показались только её голова и бюст под голубым велюровым халатом. Когда она открыла калитку, в руках у неё была пустая банка на обмен, под ногами вертелась девочка лет трёх, в кофте и штанишках, с пластмассовым совочком. Девочка хмурилась, исподлобья поглядывая на незнакомых дядей.

— Егор, это ты? А я-то думаю, чья машина возле нас остановилась? — риторически проговорила девушка. Но совсем не так, как вчерашние досужие бабки из многоэтажки: эта покупательница тоже была дружелюбной, но держала вежливую дистанцию. Поставила свою банку на лавочку, аккуратно забрала у Егора молоко, поблагодарила. Егор что-то сказал в ответ, взял банку с лавки и зашагал к машине. Мать и дитя скрылись во дворе, калитка закрылась. Вся процедура заняла не больше двух минут. Сторублёвая бумажка и две монетки лежали на дне пустой банки.

Егор взял следующую банку и понёс в дом на противоположной стороне переулка. Там самостоятельно зашёл во двор за коричневым металлическим забором и через полминуты вышел с пустой банкой, на дне которой также лежали деньги.

— Здесь, в основном, молодёжь живёт, — пояснил Егор. — Детям молоко берут. Многие на работе утром, вот и оставляют банки в условленном месте.

— Как ты клиентов находишь?

— Они сами меня находят. Один кто-нибудь начал брать, знакомым рассказал, те тоже натуральных продуктов захотели. Коров мало, желающих много.