Разрушенные клятвы (ЛП) - Маура Катарина

Лекс смотрит на меня несколько секунд, его выражение становится менее враждебным.

— Сколько осталось? — спрашивает он наконец, его тон твердый и совсем не похож на игривый тон, который он использует со своими братьями и сестрами — тот, к которому я привыкла и принимала как должное.

Я отвожу взгляд, скрывая боль за искусственной улыбкой.

— Два года и один месяц, — отвечаю, точно зная, что он имеет в виду.

Лекс сжимает губы.

— В этот раз тебе придется исчезнуть окончательно, — холодно говорит он. — Я видел вас только что, и, будь я проклят, если позволю тебе снова его ранить.

Волна гнева смешивается с глубокой душевной болью, и я бросаю на него свирепый взгляд.

— Зейн не единственный, кто пострадал, — выплевываю я, сжимая бокал так сильно, что стекло вот-вот треснет. — Ты когда-нибудь задумывался о том, что он должен был сделать, чтобы я отомстила ему так, как я это сделала? Ты всегда говорил, что я тебе как сестра, но, как оказалось, это были всего лишь пустые слова, верно? Ты бы никогда не позволил себе так поступить с Сиеррой, если бы она пережила то, что пережила я.

Он криво усмехается.

— Не смей сравнивать себя с Сиеррой, — говорит он мне холодным, как сталь, голосом. — Считай это предупреждением, Селеста. Ранишь его еще раз — и я лично заставлю тебя ответить за это.

Я отступаю на шаг, резкая боль пронзает мое разбитое сердце.

— Я не причиню, — говорю я, и голос мой звучит так, что даже он не может не услышать мои мучения. — Я не смогу причинить боль твоему брату, даже если бы захотела. Несмотря на то, что, как тебе кажется, ты видел, он хочет, чтобы я ушла, не меньше, чем ты. То, что ты наблюдаешь, — просто попытка сделать лучшее из отвратительной ситуации. И не волнуйся, Лекс… Он никогда не даст мне забыть об этом.

Глава 77

Селеста

— Ты сможешь провести встречу по сделке в три часа вместо меня? — спрашивает Зейн, поднимаясь из-за стола с напряженным выражением лица. — Мне нужно уйти.

Жгучее разочарование накрывает меня волной.

— О… Я… Да, конечно, могу, но я просто думала… Думала, что было бы здорово поехать домой вместе после встречи.

Мы уже несколько недель приходим и уходим с работы вместе, и мне хотелось, чтобы так было и сегодня.

— Прости, — бросает он, проводя рукой по волосам. — У меня дела.

Я хмурюсь и пытаюсь отодвинуть в сторону боль от его слов.

— Какие? — Вопрос звучит острее, чем я собиралась, и он поднимает бровь, накидывая пиджак. Его лицо закрывается, как дверь в пустую комнату. Он не отвечает, просто уходит, и я смотрю ему вслед, чувствуя, как в груди распускается что-то темное, угрожающее.

В голове вспыхивают десятки сцен, одна болезненнее другой. Я тяжело вздыхаю и откидываюсь на спинку кресла. Я устала от этой неуверенности рядом с собственным мужем. Устала гадать, не спешит ли он к кому-то другому. Да, между нами стало немного теплее, и в постели все так же хорошо, как раньше, но между нами по-прежнему зияет пропасть. Есть части его жизни, в которые он меня не пускает. Наверное, и я тоже не впускаю его в свои.

Я даже не знаю, как нас назвать. Мы не друзья. И уж точно не настоящая пара. Скорее, деловые партнеры, которые спят вместе. Но сегодня, как никогда, мне хочется, чтобы все было иначе. Я скучаю по нему. По настоящему ему. По тому, который когда-то принадлежал мне. По мужчине, который никогда бы не забыл, какой сегодня день.

Эта мысль не отпускает меня до самого вечера. Я просто хочу быстрее вернуться домой, спрятаться в постели с книгой и забыться, хотя бы ненадолго.

Сердце сжимается, когда я паркуюсь перед домом. Глаза щиплет от слез, но я не могу понять, из-за чего именно. Иногда тоска накатывает волнами, делая одиночество еще тяжелее. Горевать по тому, кто ушел — одно. Но горевать по тому, кто рядом, и все равно недосягаем, — это медленная пытка. Я скучаю по нашим разговорам, по его шуткам, по тому, как он когда-то смотрел на меня. По доверию между нами. По тем временам, когда наше будущее было чем-то радостным, а не тяжелым грузом. Я скучаю по мужчине, которому принадлежала, и который принадлежал мне.

Я глубоко вдыхаю, выхожу из машины. Хочу просто добраться до душа, до постели, уткнуться в его подушку и на несколько минут притвориться, что все иначе… пока иллюзия не разобьется вдребезги.

Когда я прикладываю большой палец к сканеру на двери, сердце сжимается от угрызений совести. Именно здесь, в этом месте, когда-то я стояла на пороге самого большого предательства в своей жизни. Если бы я могла вернуться назад… сделала бы я тот же выбор? Теперь я уже не уверена.

Дверь открывается. И я замираю.

На полу — лепестки роз. Они тянутся дорожкой, приглашая меня следовать за ними.

Сердце начинает бешено колотиться. Я осторожно шагаю вперед в туфлях, которые когда-то подарил мне Зейн. Бриллианты сверкают в мягком свете свечей, освещающих путь.

Когда дорожка заканчивается, я нахожу его там — он стоит у входа в свою обсерваторию, с букетом роз в руках. Розы его матери.

— С днем рождения, Селеста, — говорит он, улыбаясь той самой улыбкой, которая всегда заставляла меня падать.

Я зажимаю рот ладонью, пытаясь сдержать рыдания, но слезы все равно бегут по щекам.

— Я думала, ты… ты забыл.

Он касается моего лица, нежно смахивает слезы большим пальцем.

— О тебе невозможно забыть, что бы я ни делал, как бы ни пытался… и как бы это ни причиняло мне боль.

Я бросаюсь к нему, обхватываю руками, чувствуя, как он тихо смеется и притягивает меня ближе.

— Надеюсь, ты голодна, детка, — шепчет он, зарываясь губами в мои волосы. — Я приготовил тебе ужин.

Я всхлипываю, не в силах поверить в происходящее.

— Это не что-то грандиозное, но… я подумал, будет хорошо поужинать в обсерватории?

Я ошеломленно смотрю на него.

— Но ты же говорил, что мне туда нельзя.

Что-то темнеет в его взгляде. И я тут же жалею, что напомнила об этом.

— Теперь можно, — отвечает он тихо.

Сердце замирает, когда он слабо улыбается и берет меня за руку. Зейн ведет меня по коридору, и воспоминания захлестывают с новой силой. Именно здесь он впервые меня поцеловал. Здесь он забрал мою невинность. Здесь мы мечтали о нашем будущем. Когда я думаю о наших лучших моментах, я думаю об этом месте. Здесь были наши свидания. Здесь мы любили друг друга.

Мое сердце тяжелеет, когда я поглощаю все изменения. Так много цветов исчезло, и на их месте появились новые. Я спотыкаюсь, когда нежелательная мысль лезет в голову — все цветы, которые он вырвал, были лилиями, и мое сердце сжимается от мысли о том, что он не сможет видеть их, не вспоминая ее.

— Что случилось? — спрашивает Зейн.

Я смотрю на него и заставляю себя улыбнуться, не желая портить этот момент, но не в силах скрыть, как резко упало мое настроение. В груди закручивается чувство вины, и я пытаюсь его подавить, отчаянно желая просто быть рядом с Зейном в этот момент.

— Ничего, — говорю я, крепче сжимая его руку.

Зейн внимательно меня изучает, но не настаивает, его рука становится немного влажной, когда мы подходим к одному из садов. Мелькнувшее разочарование охватывает меня, когда я понимаю, что это не тот розовый сад, в который он меня водил, но я тут же отбрасываю это чувство. Он всегда говорил, что розовый сад — это для его жены, а в его глазах... это не я. Не по-настоящему.

— Вот мы и здесь, — тихо шепчет Зейн, и мои губы раздвигаются от удивления, когда я оглядываюсь вокруг. Тысячи цветов и огоньков, сплетающихся между ними, и обеденный стол в центре.

Я прикусываю губу, когда он нежно касается моего лица, стирая слезы, которые, как я даже не заметила, снова начали катиться по щекам. Он так ласково качает головой, когда я смотрю в его глаза, и когда он целует меня в лоб, я понимаю, что никто и никогда не сможет сравниться с ним. Волна сожаления обрушивается на меня с такой силой, какой я еще не испытывала, и мое сердце болезненно сжимается при мысли о том, что мы могли бы иметь, о том, что он однажды отдаст другой.