Разрушенные клятвы (ЛП) - Маура Катарина

Я судорожно вдыхаю, теряясь в ее глазах, в этом моменте.

— Не смотри на меня так, — говорю я тихо.

— Как?

Мой взгляд скользит по ее лицу, сердце грохочет в груди. Я скучаю по ней, даже когда держу в своих руках, и мне кажется, это чувство никогда не исчезнет.

— Как будто ты любишь меня.

Боль мелькает в ее глазах, и она приближается.

— Но я люблю, — шепчет она мне в губы. — Люблю, Зейн.

Глава 84

Зейн

Я захожу на кухню и вижу свою жену за плитой — на ней одна из моих футболок, и, черт, именно в этот момент меня накрывает. Вот оно, то, чего я всегда хотел. Но почему-то это не ощущается так, как я себе представлял.

Раньше наша сила заключалась в безоговорочной вере друг в друга, но когда мы ее потеряли, мы потеряли и себя. Мы всегда были вдвоем против всего мира. А последние несколько лет — друг против друга.

Те несколько хороших лет, что у нас были, не перевешивают все плохое. Они не стирают ту боль, что я причинил ей, когда мы были детьми, и не заглушают ту, что она нанесла мне в ответ. Наша любовь навсегда останется запятнанной, расколотой до состояния, когда ее уже не склеить, но не исчезнет совсем.

Селеста поднимает глаза, когда я вхожу, ее взгляд встречается с моим. Она улыбается, и у меня перехватывает дыхание. Черт. Похоже, я всегда буду так на нее реагировать. И это больно. Это убивает меня — осознание того, что я никогда не смогу ее отпустить. Я, вероятно, никогда не полюблю никого так, как любил ее. Даже ее саму.

— Доброе утро, — тихо говорит она, ее взгляд скользит по мне, задерживаясь на татуировке на моей груди. Последние несколько дней я не раз ловил ее на том, что она смотрит на нее с задумчивым выражением. — Я приготовила тебе завтрак. Что добавить на вафли?

Я изучаю ее, не зная, стоит ли просто развернуться и уйти. Нам еще почти два года жить в этом браке, я не смогу вечно ее избегать, но видеть ее сейчас слишком больно.

— Клубнику, — бурчу я, хотя хочется просто сделать вид, что ее нет.

Она кивает и поворачивается к плите, ее длинные волосы водопадом струятся по спине. Она прекрасна и прекрасно знает, что делает, стоя здесь в моей одежде. По какой-то странной причине кухня всегда была тем местом, где я не мог ей сопротивляться. Возможно, потому что это моя любимая комната в доме. А она всегда была моим любимым человеком.

Последнее время Селеста не отступает. И что самое странное — я не могу даже разозлиться на нее за это. Кроме ее привычки врываться в мой кабинет без предупреждения, она не пересекает границ. Она не пытается вынудить меня простить ее, не донимает разговорами. Она просто всегда рядом. И в ее глазах читается одно: она готова на все, лишь бы доказать, насколько ей жаль.

Каждый день она заходит в мой кабинет с новым букетом или растением, и каждое из них что-то значит. Персиковые розы — символ ее любви и искренности. Темно-фиолетовые гиацинты — знак преданности и просьба о прощении. Розовые колокольчики — признание в вечной любви. Кремовые гвоздики — надежда на возрождение чувств.

Я когда-то объяснял ей значение всех этих цветов. Я удивлен, что она помнит.

Помнит ли она, как я рассказывал, что моя мать делала то же самое для отца? Отец однажды признался, что мама почти никогда не могла извиняться словами, поэтому выращивала для него цветы, вкладывая в них свою искренность. И теперь Селеста повторяет этот жест. Достаточно ли этого, чтобы пробить мою броню? Да, и она это знает.

Я тяжело вздыхаю, проводя рукой по волосам. Черт, сердце сжимается, стоит только взглянуть на нее. И она не только в офисе показывает, что готова бороться за мое прощение.

В постели она тоже не отступает.

Часть меня хочет ей поверить, когда она разворачивается ко мне ночью, ее прикосновения полны отчаяния. Когда она меня целует, исчезает все, кроме нее и ее желания. И каждый раз я поддаюсь. Но это никогда не длится долго. Стоит солнцу заглянуть в наше окно, и реальность возвращается. Напоминает, почему мы разрушились. Напоминает, что это тоже не навсегда.

— Вот, держи, — говорит она, протягивая мне тарелку с вафлями в форме сердечек, клубникой и кленовым сиропом. Она улыбается так чертовски нежно, что у меня снова что-то переворачивается внутри.

Я смотрю на тарелку, и сердце сжимается. Быть с ней не должно причинять столько боли. Но, несмотря на все, я не хочу быть нигде, кроме как здесь.

Она обхватывает мое запястье, и я возвращаюсь в реальность, когда она тянет меня к барной стойке, в глазах — едва заметная надежда.

Мы едим молча. Но в этой тишине звучит больше слов, чем мы могли бы сказать вслух.

Я отставляю вилку, и, как только она доедает, встаю, намереваясь уйти, но она хватает меня за руку, удерживая на месте.

— Зейн, разве мы не договаривались больше не быть несчастными?

Я усмехаюсь без тени веселья и поворачиваюсь к ней.

— Но мы оба знали, что это значит, не так ли? — мой голос звучит ровно, но внутри все клокочет. — Это всего лишь означало, что мы доживем остаток нашего брака, не пытаясь ранить друг друга. Что мы постараемся выжать максимум из дерьмовой ситуации — не больше, не меньше.

Я делаю шаг вперед и убираю волосы с ее лица, позволяя пальцам задержаться на ее щеке.

— Разве не этим мы и занимаемся, Неземная? — тихо спрашиваю я. — Ты не жаловалась, когда умоляла меня трахнуть тебя сильнее прошлой ночью. Мы не спорили о работе уже несколько недель.

Ее взгляд мечется по моему лицу, словно она пытается найти что-то большее за этими словами.

— Пожалуйста, — ее голос дрожит. — Скажи, что мне сделать, чтобы все исправить.

Я помню, как сам задавал ей этот вопрос много лет назад. Только тогда мне не за что было просить прощения.

— Ты не можешь, Селеста, — выдыхаю я, отступая на шаг. — Я знаю, тебе кажется, что я тебя наказываю, но это не так. Здесь нечего прощать, ты ничего не можешь исправить. Дело не в прошлом, а в будущем. Я не могу быть уверен, что в следующий раз, когда меня в чем-то обвинят, ты снова не потеряешь веру в меня. И я не хочу жить с этим чувством. Я не хочу чувствовать, что все, что у нас есть, — шаткая конструкция, которую можно разрушить одним дуновением. Я не могу строить дальше на гнилом фундаменте.

Она сжимает мою руку крепче, глубоко вздыхает и прижимает ладонь к моей груди.

— Ты говорил, что никогда мне не лгал, да? — ее голос тихий, почти беззвучный. — Значит ли это, что если я задам тебе вопрос прямо сейчас, ты скажешь мне правду?

Я замираю, мой пульс ускоряется от одного ее прикосновения. Медленно, словно против воли, я киваю.

— Я не лгал тогда и не собираюсь начинать сейчас.

Она делает шаг вперед, ее пальцы медленно скользят вверх по моей груди, задевают кожу на шее, обвивают ее. Она удерживает мой взгляд, не позволяя отвернуться.

— Тогда скажи мне, Зейн. Ты все еще любишь меня?

Я застываю, полностью выбитый из колеи ее вопросом. Не могу ответить.

Селеста вздыхает и тянет меня ближе, пока наши лбы не соприкасаются, дыхание тяжелое, смешанное.

— Ты любишь, — шепчет она. — Ты все еще любишь меня. И этого мне достаточно.

Глава 85

Селеста

Мы с Зейном молчим, заходя в дом бабушки Анны на ужин, и впервые за долгие годы эта тишина кажется неуютной. Последние пару дней были тяжелыми, и я не знаю, как себя вести. Было бы проще, если бы Зейн злился — с этим я хотя бы умею справляться. Но я даже не могу точно описать его нынешнее состояние. Смесь боли, разочарования и тихой тоски. Он смотрит на меня так, будто видит только то, кем мы могли бы стать, и что бы я ни делала, мне никогда не заслужить его прощения. Он делает меня той женщиной, которую он больше не хочет, потому что я никогда не смогу сравниться с той, которую он любил.

Зейн кладет ладонь мне на поясницу, ведя сквозь комнаты бабушкиного дома, и я непроизвольно прижимаюсь к нему чуть ближе, впитывая его прикосновение. Единственные моменты, когда я чувствую, что мы все еще связаны, — это ночи, когда он ложится в кровать, а я обхватываю его талию, утыкаясь лицом в его спину. Каждую ночь он поворачивается ко мне и берет в свои объятия, будто тоже скучает. Каждый его поцелуй раздувает слабый огонек моей надежды. И когда он берет меня — медленно, глубоко, — я цепляюсь за это, несмотря ни на что.