Бесишь меня, Ройс Таслим - Хо Лорен

Я закрываю рот. Зи опередила меня, выдав слово в слово то, что я собиралась сказать.

Наконец такси Таслима притормаживает и сворачивает в направлении Чоу-Кита, довольно неблагополучного грязного района города со скопищем злачных мест и крупнейшим в городе продуктовым рынком, где дома эпохи колониализма с магазинами на первом этаже, в которых размещаются самые разнообразные оптовики, тесно соседствуют с фешенебельными кафе. Витрины горят неоном и старыми флуоресцентными вывесками, а беспорядочная джентрификация [8] постепенно становится все заметнее, несмотря на репутацию района как квартала красных фонарей. Я смотрю на Зи, она смотрит на меня. Что здесь делает Таслим?

Такси Ройса сворачивает в боковой переулок, вдоль которого с обеих сторон стоят торговцы с тележками, фургончиками и киосками с едой, продающими как традиционные местные блюда типа лок-лок [9] и жареный морковный пирог [10], так и более модную, более иностранную еду, и съезжает к тускло освещенному тупику. Такси останавливается, Таслим выскакивает и, хм, несколько неожиданно, направляется к придорожному киоску Ramly Burger [11].

– Притормозите немного дальше, пожалуйста, – говорит Зи Паку Исмаилу, который тут же резко поворачивает налево, едва не сбивая мотоциклиста, и останавливается в узком переулке. Зи изо всех сил пытается оторвать мои пальцы от подлокотников. Я с трудом выбираюсь на костылях из салона, лицо у меня пепельно-серое, а у нее расплывается в безмятежной улыбке. Пак Исмаил уносится прочь, чтобы снова терроризировать автомобилистов.

Мы осторожно подходим к улице, высовываем головы из-за угла и надеемся, что Ройс не ушел. Он на месте, все еще ждет свой бургер.

Теперь, когда мы на улице, я чувствую, как до нас доносится соблазнительный аромат дешевого бургера, жарящегося на маргарине. Желудок у меня бурчит, подавая знак, что пора ужинать.

– Тссс, – говорит Зи, как будто это что-то изменит.

Мы торчим на виду, ждем на открытом месте, прижавшись спиной к зданию, время от времени выглядывая из-за угла, чтобы проверить, на месте ли Таслим. Он же, не обращая внимания на своих преследователей, не спеша поглощает уличный бургер, вероятно, наслаждаясь изысканным вкусом трансжиров.

Через некоторое время мы теряем бдительность, начинаем смотреть TikTok и хихикать. К счастью, Таслим не замечает нас из-за общего шума, плотного движения и множества людей. Наконец он доедает бургер, идет к неприметному фасаду, останавливается перед алой дверью, ведущей на второй этаж, и исчезает за ней.

Я поворачиваюсь к Зи, торжествующе указывая пальцем на удаляющуюся фигуру Таслима:

– Нет, ты это видела?

– Э-э-э, ну как бы да. Я ведь рядом с тобой стою.

– Это был риторический вопрос, – отвечаю я. – Нет, ну надо же, припереться в Чоу-Кит, зайти в какую-то непонятную дверь на втором этаже какого-то непонятного магазина! Я так и знала, что в Таслиме есть что-то подозрительное. Весь этот гель у него в волосах. Интересно, зачем он здесь.

– Сейчас семь двадцать, Агнес. Наверное, он просто приехал прикупить электронику со скидкой. По-моему, это место очень похоже на что-то такое, – говорит Зи, благородно-великодушная как никогда.

– Нарушение прав интеллектуальной собственности – это преступление.

Зи закатывает глаза.

– Ладно, пойдем посмотрим, зачем он здесь.

Она идет к витрине, шагая так, словно тротуар – это подиум. Я плетусь позади, осторожно оглядывая ярко освещенную улицу, не зная, чего мне следует опасаться, но уверенная, что буду готова, когда опасность возникнет.

– Может, не будешь так топать, привлекая внимание всех и каждого. Пака Исмаила здесь нет, защитить нас будет некому, – шиплю я.

Зи игнорирует меня и тащит свою задницу вверх по лестнице; каблуки ее мюль звонко хлопают по ступенькам, расписанным граффити и усеянным окурками, ярко-красные подошвы мерцают в темноте. Я едва дышу от страха и уверена, что они будут последним, что я увижу в этой жизни. По лестнице поднимаюсь с некоторым трудом: в таких старых зданиях доступ для инвалидов – дело практически неслыханное.

Мы добираемся до верхней площадки лестницы и обнаруживаем бархатную занавеску, из-за которой доносятся звуки музыки и тихий гул голосов. Я обмениваюсь взглядами с Зи.

– Что бы ни было за этой занавеской, это точно не дисконтная электроника, – бормочу я.

– И правда подозрительно выглядит, – признает она. – Какой-то клуб?

– Ночной клуб, – выдаю я с удовлетворением.

В голове у меня проносятся соответствующие картины, но как-то отстраненно, безучастно. О боже, Таслим прямо сейчас собирается заняться… А может… уже занимается…

– Вероятно, это означает, что будет охрана. И нам может понадобиться пароль или код.

– Мы можем развернуться и уйти, – предлагаю я.

– Издеваешься? Я не для того ехала через весь город в час пик и портила свои распрекрасные ив-сен-лорановские мюли, чтобы сейчас повернуть назад. Мы заходим, трусишка.

– Я не трусишка! – отвечаю, но не двигаюсь.

Мы, ну окей, Зи отодвигает занавеску…

– Чем могу помочь? – раздается хриплый мужской голос из темной ниши у двери, чуть не вызвав у нас с Зи сердечный приступ.

– Ой, дяденька, простите! Мы туристы, заблудились просто, – кричу я, хватаясь за руку Зи.

– Кого это ты называешь дяденькой? – рявкает мужчина.

Он щелкает выключателем, вспыхивает лампочка, мигая тусклым светом и привлекая внимание. Мужчине чуть за двадцать: он сложен как гора. Теперь у меня отпали всякие сомнения, что мы ломимся куда не следует.

– Ой, простите, извините! – говорит Зи. – Мы, э, ищем нашего друга, который только что, э, зашел сюда.

– А-а, Рэя? – улыбается мужчина.

– Рэя?

– Ваш друг. Исполнитель.

– Точно. – Может, здесь у всех прозвища, чтобы не привлекать к себе внимания. – Да, он.

– У тебя есть удостоверение личности, подтверждающее, что тебе больше двадцати одного года? – спрашивает меня мужчина. – Если нет, пить тебе нельзя. У нас тут строго.

Ну да, верно. Алкоголь несовершеннолетним запрещен, но секс – пожалуйста.

– Э-э, гм, нет, удостоверения мы не взяли, но мы воздержимся.

– Тоже верно, – кивает он. – Я бы даже сказал, здравая мысль. Никогда не знаешь, что будет, когда вся эта толпа напьется. У нас же тут открытый микрофон… Зрители часто бывают недовольны артистами. Много кричат, препираются. Один раз даже бросили пустую бутылку в выступавшего, который высмеивал болельщиков крикета.

Я замираю. Выступавшего… открытый микрофон… Бог ты мой, это даже хуже, чем я могла себе представить… Таслим занят в любительских выступлениях стендап-комиков? Таслим? Возможно, самый флегматичный и самый зажатый человек из всех, кого я знаю? Олицетворение поговорки про детей, которых «должно быть видно, но не слышно»?

И, кроме того, стендап-комедия – это мой конек. Как он посмел запятнать ее своим выступлением?! Я должна обязательно увидеть это бесчинство.

– Я должна обязательно увидеть это бесчинство, – повторяю я вслух. В рации вышибалы раздается треск.

– Малик, у нас здесь почти полный зал, – произносит чей-то голос. – Осталось всего одно свободное место. Правила пожарной безопасности и все такое.

Малик делает извиняющееся лицо.

– Простите, детки, вы сами слышали.

– Иди ты, – великодушно говорит Зи.

Она не любитель стендап-комедии, даже сжалась вся, когда услышала, что там за действо.

– Ты у нас на костылях проделала весь этот путь сюда, и… ты любишь стендап. Посмотришь на Таслима и расскажешь, как тебе. А потом, когда шоу будет подходить к концу, позвонишь мне, я приду, вся такая прекрасная и свеженькая, и притворюсь, что видела его выступление.

Зи уже звонит Паку Исмаилу, и я слышу, как он говорит, что будет через десять минут, что, вероятно, означает три минуты. Он ел роти чанаи [12] в соседнем ресторане, расположенном через две улицы отсюда.