Сладкое господство (ЛП) - Райт Кения

Я беззвучно произнес: Я тебя люблю.

К своему ужасу, я увидел в ее глазах вспышку страха.

И не мог избавиться от ощущения, что что-то пошло страшно не так.

Что произошло? Кого мне нужно избить?

Отвернувшись от меня, Моник начала церемонию как положено – налила немного горячей воды в чайник, чтобы пробудить чайные листья.

Этот жест должен был символизировать пробуждение чувств и открытие сердца.

Ее движения были по-настоящему изящными, но… снова бросилась в глаза едва заметная дрожь в ее руках, когда она держала чайник.

Нет. Это была не просто обычная нервозность. Мне казалось, здесь было нечто большее.

Я стиснул зубы, размышляя, что мне делать дальше.

Все внутри меня кричало о том, что я должен увести ее отсюда и выяснить, что случилось.

Снова сработали вспышки.

Репортеры с блокнотами и микрофонами продолжали неотрывно следить за происходящим.

А что если я резко остановлю ее, а на самом деле ничего страшного не происходит?

Это может испортить ее момент, и я никогда себе этого не прощу.

Может, я просто слишком ее опекаю?

Моник медленно и осторожно наливала воду.

Я не мог увидеть, что происходило внутри, но представлял, как чайные листья медленно закручивались в чайнике, высвобождая свою суть.

Ее лицо было маской сосредоточенности, но в глазах по-прежнему читался страх.

Под столом я сжал кулаки, заставляя себя остаться на месте и не испортить этот момент.

Тем временем тонкий аромат ее чая начал наполнять комнату, переплетаясь с запахом цветущей сакуры.

Блять. Как же это пахнет.

Тетя Сьюзи тихонько захлопала.

Тетя Мин шикнула на нее.

Отец кивнул и прошептал себе под нос:

– Чувствую лаванду. Очень хорошо.

Меня охватила гордость.

Но, несмотря на красоту церемонии и изящество ее купажа, я все еще замечал напряжение в ее осанке.

Из-за чего ты нервничаешь? У тебя все потрясающе получается.

Что-то могло случиться между тем, как я попрощался с ней утром, и этим моментом?

Это могли быть ее сестры в Востоке?

Или Марсело или Бэнкс позвонили и чем-то расстроили ее?

Я наклонился к Чену и прошептал:

– Где Мин Юй?

Чен моргнул.

– Она в подземелье под дворцом. Я не хотел, чтобы Мин Юй этой неделе снова устроила переполох.

Значит, Мин Юй не могла подойти к ней и чем-то расстроить.

Тогда что это может быть?

Моник сделала еще один глубокий вдох и повернулась к репортерам. Когда она заговорила, ее голос звучал четко и уверенно:

– Для меня большая честь быть частью этой чайной церемонии.

Один из репортеров улыбнулся, явно наслаждаясь происходящим.

Моник бросила на меня взгляд.

Я едва заметно кивнул, стараясь приободрить ее и хоть немного успокоить.

Она снова повернулась к репортерам.

– Я искренне надеюсь с глубочайшим уважением приобщиться к традициям Востока и внести свой вклад в сохранение и прославление этой прекрасной культуры.

К моему удивлению – и, наверное, не только моему, тетя Сьюзи захлопала в ладоши, а тетя Мин фыркнула.

Хватит. Она и так на волнуется.

Камеры снова осветили зал вспышками.

Моник обвела взглядом комнату, ненавязчиво и внимательно, будто хотела установить зрительный контакт с каждым, кто присутствовал.

Безупречно.

Чен наклонился ко мне и тихо сказал:

– У нее все отлично.

Я кивнул.

Моник обратилась к репортерам и подарила им приветственную улыбку.

– Вместе мы сможем построить будущее, которое будет чтить наше прошлое и двигаться вперед с силой и единством.

Комната загудела от восторга, и я снова почувствовал, как грудь наполняется гордостью, глядя на нее.

Я все больше убеждался в том, что у Моник удивительный дар, ее искренность и чистота легко находили путь к людям. И наблюдая, как она завоевывает сердца Востока с такой грацией и душевностью, я всерьез захотел встать перед ней на одно колено и сделать предложение.

Отец наклонился ко мне и прошептал:

– Шанель никогда бы не справилась с этим.

Я злобно посмотрел на него.

Он пожал плечами и снова перевел взгляд на Моник.

Моник снова глубоко вдохнула.

– Я полностью предана этому пути и каждому из вас.

Репортеры явно были в восторге, камеры щелкали с бешеной скоростью, ловя каждое ее движение, а в толпе уже начали раздаваться восхищенные шепоты.

Даже несколько операторов утвердительно кивнули.

Моник завершила свою речь:

– Я верю, что вместе мы создадим наследие единства, уважения и общих мечт для будущих поколений.

Аплодисменты раздались сразу и были по-настоящему восторженными.

Репортеры подались вперед, готовые завалить ее вопросами, несмотря на то, что сейчас был не момент для интервью.

И снова я почувствовал то знакомое ощущение, мне не хотелось делить ее с ними.

Это было странное сочетание гордости и собственнического инстинкта.

Хммм.

Она действительно оставляла после себя сильное впечатление. Ее искреннее уважение и готовность принять наши традиции точно расположат к ней мой народ, обеспечив ей их любовь и поддержку.

Но вместе с тем… все это вполне могло породить какое-нибудь безумное фанатство.

О, блять. Что я наделал?

Я уже видел восхищение в глазах репортеров, то, как они ловили каждое ее слово. Пройдет совсем немного времени, и ее портреты появятся на стенах домов, а ее имя будут произносить с теплотой на рынках, в чайных лавках и мастерских.

Возможно, даже начнут делать кукол и всякие сувениры с ее лицом.

Это вполне могло случиться.

С моей матерью все было точно так же.

Я уверен, если бы я сейчас пошел к ее могиле, там наверняка нашлись бы двое или трое человек, пришедших, чтобы почтить ее память. Возможно, кто-то даже просил бы у надгробия совета в каком-нибудь сложном семейном вопросе.

Люди оставляли у ее могилы записки с желаниями и блестящие монеты, надеясь, что она уговорит Бога исполнить их просьбы.

В конце концов Мони будут любить, как мою мать.

Я взглянул на отца и заметил ту самую хитрую, все-понимающую улыбку на его лице, пока он наблюдал за ней.

Эта чайная церемония была не просто способом Востока принять ее. Ты хотел успеть подарить им нового кумира до своей смерти. Кого-то, кого они смогут любить и боготворить. Черт побери.

И пусть я всей душой дорожил тем, как быстро она находила общий язык с моим народом, какая-то часть меня все равно не могла смириться с мыслью о том, что теперь ей придется делить свое внимание и нежность с таким множеством других людей.

Конечно, это было эгоистичное чувство. Но я не мог от него избавиться.

Отец тихо усмехнулся у меня сбоку.

Я повернулся к нему.

Он снова прошептал:

– Ты должен поделиться ею с ними.

Моник вернулась к чайнику, где настаивался чай, и в этот момент сработали вспышки камер.

Но вместе с ярким светом в ее глазах снова мелькнул тот самый страх, пока она продолжала церемонию, аккуратно добавляя капли меда в каждую пиалу.

Ты все еще чего-то боишься. Почему? У тебя все получается потрясающе.

Это все у меня в голове?

Или с Моник действительно происходит что-то более глубокое?

Я вспомнил вчерашний момент, когда спросил ее, хочет ли она, чтобы я вмешался в ее напряженный разговор с Ченом.

Моник покачала головой:

– Нет. Я не хотела, чтобы ты вмешивался. Я справилась.

– А если однажды почувствуешь, что не справляешься и тебе нужно, чтобы я вмешался, дашь мне сигнал?

– Какой еще сигнал?

– Положи руку на сердце и посмотри на меня.

В этот момент Лэй сам показал, что имел в виду: убрал ладонь с моей шеи, провел пальцами ниже и остановился прямо на моем бешено бьющемся сердце.

А потом посмотрел на меня с такой силой… что я растаяла.