Селянин (СИ) - "Altupi"

Егор попробовал воду в одной из кастрюль, огонь под которой горел на полную мощность, и отдёрнул палец.

— Горячая? — спросил Кирилл. Он сидел на стуле, положив локти на обеденный стол. Уже замучился за утро.

— Ещё недостаточно, — ответил Егор и повернулся к нему. — Кирилл, ты не против опять картошкой заняться? Дополоть надо. Не за один день.

— Конечно, — беззаботно согласился Калякин. Его мышцы, словно назло, тут же налились тяжестью.

— Тогда иди. А мне перед стиркой надо мамке постельное поменять и искупать её. Так что во двор полчасика не заходи.

— Ты во дворе её купаешь? — удивился Кирилл, хотя никогда не задумывался, как происходит этот процесс, и как вообще ухаживать за лежачими больными. Егор всегда ухаживал за матерью в его отсутствие или в её комнате, давал какие-то лекарства, натирал вонючими мазями, поворачивал, менял подгузники, обмывал влажными салфетками.

— Летом во дворе. На раскладушке удобно — материя высыхает, а вода в землю впитывается.

— Хочешь, я тебе помогу?

— Поможешь? — Егор усмехнулся. — Нет, она тебя стесняется. Она же женщина, а ты посторонний парень.

— Я сейчас обижусь, — заявил Кирилл. — Никакой я уже не посторонний, чего меня стесняться? Ты тоже парень, а тебя не стесняется.

— Я же сын. Да и нет другого выхода. Кто, если не я? Сиделка — это лишние расходы. К тому же не найдёшь её в нашей глуши.

— И не факт, что сиделка лучше тебя сделает. Давай я хотя бы раскладушку поставлю и маму Галю вынесу? А потом смоюсь с глаз долой. — Кириллу не хотелось идти полоть картошку, ему приятнее было поболтать с мамой Галей, которая говорила пусть медленно, но всегда что-нибудь доброе.

— Ладно, — улыбнулся Егор и, подойдя, поцеловал. Эта ласка вознаграждала Кирилла за все его труды и усилия по перебарыванию лени. Он вспоминал вкус его члена. Воспоминания, конечно, потускнели за ночь, поэтому хотелось попробовать ещё.

Галину пришлось будить — от лекарств она много спала. Егор сделал это нежно, потрогав за плечо. В комнате сильнее, чем во всём доме, стоял запах больницы.

— Мам… пора… сегодня воскресенье…

— Идите-ка ко мне на ручки, — с широченной улыбкой позвал Кирилл. Он уже сбегал, взял хранившуюся на веранде раскладушку и поставил во дворе головой против солнца. — Вы не бойтесь, мам Галь, я вас не уроню. Я вон даже покрупнее Егора, а за лето в деревне, мне кажется, ещё мускулов накачал.

После такой пламенной речи взгляд женщины стал спокойнее и доверительнее, а вот Егор заволновался, когда его парень подхватил Галину на руки. Комнатка была тесной, и Кирилл поспешил оттуда выйти, стараясь не задеть стены и мебель головой или ногами своей живой ноши. Мама Галя была до изумления лёгкой, телом походила на тряпичную безвольную куклу. На ней была тонкая белая ночная сорочка, застёгивающаяся спереди на пуговицы, как халат, и памперс — Кирилл его чувствовал рукой и животом, к которому прижималось бедро Рахмановой. Все двери он предварительно открыл, поэтому вынес маму Галю и бережно опустил на раскладушку. Поправил её руки и ноги, чтобы правильно лежали — действительно, как у куклы.

— Ну вот и прибыли, мам Галя. — Кирилл оставался на корточках рядом с ней. — Денёк сегодня хороший, только воздухом дышать.

— Дышу, Кирюша, спасибо, — проговорила она, с трудом выговаривая слова. — Ты славный парень, Кирюша. Уговори Егорушку вернуться в институт.

Калякин замолк, растерявшись, не зная, что ответить. Ему показалось, что мама Галя давно заготовила эту просьбу и ждала момента высказать её наедине. Однако он знал и позицию Егора.

— А как же вы, мам Галь?

— А я в доме престарелых буду жить. В городской богадельне. Мне койку там предлагали и уход. — Галина, выбившись из сил, немного помолчала, облизнула сухие бледные губы. — Уговори Егорушку. Вы молодые, вам жить надо, а я своё отжила. Только мучаю ребят своих.

— А Андрей куда? — спохватился Кирилл. — В детдом?

— С Егорушкой поживёт. Накопления у них есть, комнатушку в коммуналке купят. Уговори его, Кирюша. Ты в институт уедешь, вам порознь плохо будет.

Что правда, то правда. Хотя в институт возвращаться Кирилл не собирался, думал об этом с облегчением, будто избавился от тяжкого груза — не любил учиться, ненавидел преподов, сессии и домашние задания. Жить в деревне на вольных хлебах с любимым под боком было заманчивее.

Отвечать ему не пришлось, внутри дома хлопнула дверь, и в окошко веранды высунулся Егор, цепким взглядом сверху охватил сразу всю картину.

— У нас всё в ажуре, — сказал Кирилл и поднялся на ноги. — Ладно, если тут не нужен, пойду на огород. Сорняки объявили мне войну, но они не знают, с кем связались! — он улыбнулся маме Гале, подмигнул Егору и потопал на картофельную плантацию, мысленно перевоплощаясь то в киборга, то в терминатора и издавая звуки поворачивающихся сервомоторов.

Играться быстро надоело. Кирилл нашёл ведро, сорвал с ветки яблоко и откусил. Подошёл к верёвке с перчатками. Во время дождя их никто не снимал, они намокли и успели высохнуть, вроде как даже чище стали. Кирилл дохрумкал яблоко, зашвырнул не глядя огрызок и надел перчатки. Затем вышел из-под деревьев и оглядел поле деятельности. Ближние грядки с капустой, морковкой, помидорами и прочей лабудой находились в относительном порядке, за ними присматривал Андрей — полол и собирал урожай. Земля после дождя просохла и от жары стала опять превращаться в пыль и глудки. Половина картофельных грядок, которую общими стараниями вычистили от травы, получив обильный небесный полив, снова позеленела. Это было… было обидно. Как удар ниже пояса. Кирилл-то думал, она так и останется чистой. Конечно, по сравнению с другой половиной, она выглядела отлично. На второй осот и повилика бушевали вовсю.

Кирилл сосчитал грядки. Их оставалось то ли двенадцать, то ли четырнадцать — под подсолнухами было не разобрать. Присел между двумя и стал выдёргивать длинные корни. От размеренной работы мысли скоро переключились на задачку, подкинутую мамой Галей. Сказать об их разговоре или не сказать Егору? Упрашивать его, понятное дело, было бы бесполезным занятием. Егор, в отличие от него, любит и хочет учиться, получить профессию. Возможно, такого хорошего студента восстановят в институте и дадут стипендию, только он никогда не сдаст мать в богадельню ради своего будущего. Кто угодно, только не Егор.

Кирилл даже подумал, что разочаруется в Егоре, поступи он так. Но чья бы корова мычала — уж он-то сдал бы мать, просто чтобы избавить себя от обузы. Смог бы он менять матери памперсы, подтирать ей зад, таскать на руках, купать, видеть голой? Нет, он не хотел видеть свою мать голой. И про более простые вещи типа приёма лекарств по часам, массажа, растираний он бы забывал. Брезговал бы. Странно, но с мамой Галей чувства отчуждённости не возникало. А ещё он по-прежнему удивлялся, что Егор может удерживать в памяти столько мелочей и планировать день так, чтобы всё успеть.

Андрей пришёл за ним, когда заканчивались пятая и шестая грядки, а руки и ноги отваливались. Егор к тому времени уже перенёс маму в дом и завершил стирку. Мокрые простыни и пододеяльники, штаны, полотенца, носки и футболки сохли на верёвках, их раскачивал поднявшийся знойный ветерок. После небольшого отдыха с перекусом молоком и испечёнными младшим братишкой булочками опять принялись за работу. Кирилл подбирал разворошённое с утра сено и носил его в сарай, который и так был забит до отказа. Кормил кур и свиней, таскал в дом воду. Впервые в жизни варил компот — из яблок и замороженной красной смородины! Указания, конечно, давал Егор, но Кирилл подошёл к заданию творчески и добавил в кастрюлю щепотку найденной на кухонной полке корицы. Вкус получился оригинальным, самому кулинару понравилось, Рахмановы тоже похвалили.

Егор, естественно, несмотря на помощь двух человек, был занят под завязку. Зато вечерняя помывка стала традиционно совместной — с поцелуями, обниманиями и лёгким петтингом. Поужинали тоже, как всегда, втроём, а перед сном, пока Егор занимался с матерью, Кирилл с Андреем полчасика посмотрели телевизор.