Мои отношения с Тархановым не успели развиться в связи с моим арестом. Всего у меня было три встречи с Тархановым: первая во дворе, о которой я показывал выше, и две у него в кабинете. В разговорах со мной Тарханов в мрачных красках обрисовывал положение внутри страны, говорил, что бюрократия давит все живое. Тарханов враждебно отзывался о Сталине, говорил, что установился якобы режим хуже царского, что в стране существует “сверхэксплуатация” рабочего класса [835].
Чекисты явно готовились к аресту Тарханова. Однако вместо тюрьмы Тарханов был отправлен советником Полпредства СССР в Монголии. Арест отложили до лета 1937 года.
Собственно, рассказ о “контрреволюционной деятельности” Тарханова и был той “полезной” информацией, которую Чернявский якобы получил от Беннет. Больше ничего ценного Михаил Кондратьевич от Беннет не узнал, никаких директив от нее не получал, “ибо в силе все время оставались те указания, которые я получил еще в бытность свою в Америке от Ряскина”. Наоборот, это он информировал Беннет
о том, как идет выполнение этих директив… как идет троцкистская работа, которую я вел и мои товарищи. Этой информацией были заполнены все встречи [836].
Зачем Раисе Беннет понадобилась эта информация, пока что оставалось невыясненным.
108
Чекисты продолжали разрабатывать “самарскую” линию Скалова. 8 апреля допросили подругу Екатерины Мухановой Лидию Перельштейн. Это был уже второй ее допрос – предыдущий состоялся 1 апреля [837]. На нем Лидия рассказала об отце – железнодорожном служащем (мать ее умерла еще до революции). При отходе белых из Самары отец Лидии и ее старший брат Виктор (служивший в белой армии) ушли вместе с ними, и Лидия, не имевшая по молодости лет средств к существованию, вынуждена была последовать за ними. Виктор служил в звании прапорщика в отряде Каппеля и был убит в боях с красными под Курганом (как и служивший в этом же отряде жених Е. К. Мухановой Борис Бузков). В 1920 году Лидия с отцом вернулись в Самару, где в 1925 году отец умер. Но сама Лидия уже в 1921 или 1922 году (вместе с Мухановой) перебралась в Москву для учебы в 1‐м МГУ на факультете общественных профессий. В Москве подруги встретили своего земляка Скалова и переехали в его служебную квартиру в Армянском переулке. Следователь Гендин спрашивал Перельштейн о Скалове, его сестре Надежде и о Мухановой. Но ничего сенсационного Перельштейн рассказать не смогла. На допросе 8 апреля Гендин продолжил расспросы об участниках “белогвардейской группы” Мухановой – Головском, Рудневых, Чернозубовых, Ивановой. Особенно заинтересовала следователя сестра Скалова – Надежда. В связи с этим Лидия Ивановна рассказала целую историю – так получилось, что, работая научной сотрудницей ИМЭЛ, она из‐за жилищного кризиса продолжала жить в одной квартире с матерью Георгия Борисовича и поэтому довольно часто виделась со Скаловой.
Когда Надя Скалова посещала свою мать, она обычно заходила и ко мне… У меня она встречалась с Мухановой Екатериной и моим близким знакомым Лапиным, Осипом Николаевичем. Он является заведующим отделом в объединении “Химснабсбыт”. Отец его работал в прошлом у Нобеля. С Лапиным я знакома около десяти лет; он часто бывает у меня дома, и я являюсь его фактической женой. Когда Скалова бывала у меня дома, она часто открыто высказывала свое враждебное отношение к советской власти. В связи с этим Лапин неоднократно и настойчиво рекомендовал мне порвать с нею отношения, характеризуя ее как человека, чуждого советской действительности. Был случай, когда Лапин заявил в глаза Скаловой, что он считает ее “типом из “Руля” [эмигрантской общественно-политической газеты кадетской ориентации. – В. К.]. В свою очередь и Скалова высказывала антипатию в отношении Лапина. Будучи ярой антисемиткой, она говорила мне: “Брось ты этого жида” (Лапин по национальности – еврей) [838].
В истинности показаний о пещерном антисемитизме Надежды Скаловой есть определенные сомнения, ибо сама Лидия Перельштейн в некоторых официальных бумагах значилась еврейкой (а в некоторых – русской). Но следствие предпочло не заострять на этом внимание. А сама Лидия Перельштейн на допросах пыталась выставить себя “советским человеком”, но следователь Гендин этому воспротивился, упрекнув ее в том, что она продолжала, несмотря ни на что, поддерживать дружеские отношения с “законченными белогвардейками” Мухановой и Скаловой. И пришлось Лидии подтвердить, что Скалова действительно является “законченной белогвардейкой” [839], а Муханова
говорила, что Сталин захватил власть в стране в свои руки, зажал страну в тиски, что так дальше продолжаться не может, она заявляла далее, что политический строй в СССР должен быть изменен… Как‐то давно, когда именно, не помню, Муханова говорила мне, что в мире борются два основных политических течения – фашизм и коммунизм. О фашизме Муханова отзывалась с чувством восторженности, приводила в пример Италию как страну, переживающую благодаря победе фашизма эпоху бурного расцвета. Она подчеркивала, что Муссолини сумел объединить на основах национализма все население страны [840].
Однако “террористические намерения” Мухановой Лидия Перельштейн отказалась подтвердить, заявив, что разговоров подобного рода она с Екатериной не вела. В результате всего этого ОСО по итогам “кремлевского дела” приговорило Лидию Перельштейн к пяти годам заключения в лагерь (максимальный срок, который в то время могло отмерить особое совещание при НКВД). Из документов ЦАМО усматривается, что по отбытии срока заключения Лидия проживала в г. Белебей Башкирской АССР, откуда 23 августа 1943 года была призвана в армию. 23 марта 1945 года на Перельштейн был оформлен наградной лист в связи с представлением к скромной награде – медали “За боевые заслуги”. Из него мы узнаем, что Лидия Ивановна в звании старшего сержанта служила в 375‐й стрелковой Харьковско-бухарестской дивизии 2‐го Украинского фронта с 10 января 1944‐го (и в составе этой дивизии побывала в Украине, Бессарабии, Румынии и Венгрии). Сначала она работала пекарем в полевой хлебопекарне, но с 1 июня 1944 года заместителем командира дивизии была выдвинута в отделение трофейного вооружения дивизии старшим писарем. В наградном листе говорится:
Т. Перельштейн учет и отчетность по отделению поставила на отлично, за что ей была вынесена благодарность от Трофейного отдела 53‐й армии. Помимо своей непосредственной работы т. Перельштейн организовывала гражданское население для эвакуации скота из района г. Перпам, Пол[ь]гар и др. Из-за реки Тисса под обстрелом противника производила эвакуацию трофейного вооружения в дивизионный Артдоп [артиллерийский дивизионный обменный пункт. – В. К.] и Армсклады. Из-за реки Грон сумела вывезти при налете авиации и артобстреле штабную повозку и часть трофейного имущества. С любой порученной работой т. Перельштейн справляется добросовестно [841].
Девятого апреля 1945 года командиром и начальником штаба дивизии был подписан соответствующий приказ о награждении [842].
Можно с большой долей вероятности предположить, что Лидия Перельштейн пережила Вторую мировую войну. Но после этого ее следы теряются, и установить ее дальнейшую судьбу на сегодняшний день не представляется возможным.
109
Девятого апреля Гендин в очередной раз допросил и Константина Муханова. Для начала поговорили о фашизме:
