Упомянутая Фрида Рубинер, старейшая германская коммунистка, как ни странно, репрессирована не была, хотя ее дело разбирали на том же заседании парткома ИККИ, что и дело Скалова. Она отделалась строгачом и вскоре была уволена из Коминтерна. Гуральский же годом позже был вновь исключен из ВКП(б), а затем арестован. Хотя он был давним (чуть ли не с 1928 года) сексотом органов, ему удалось избежать судьбы многих негласных сотрудников, превратившихся в расходный материал. Вероятно, чекисты использовали его в тюрьме в качестве “наседки”. Его выпустили в 1938 году, а в 1950‐м вновь арестовали. Ему удалось дожить до освобождения из лагеря по инвалидности в 1958 году. Спустя два года он умер, так и не добившись реабилитации.
Среди связей Мадьяра назвал Скалов и С. А. Далина (Рабиновича), китаеведа и выпускника Института мирового хозяйства и мировой политики, с которым он мог познакомиться в 20‐х годах в Китае, где Далин входил в группу советников под началом М. М. Бородина в качестве специального корреспондента “Правды”:
Кроме Гуральского, Мадьяр был тесно связан до последнего времени с Сергеем Далиным, зиновьевцем, слушателем Института Красной Профессуры Мирового хозяйства. О настроениях Далина в настоящее время мне неизвестно [867].
Но для НКВД не составило труда выяснить настроения Далина, который был арестован почти одновременно с Гуральским. Далин провел в лагерях 20 лет, был реабилитирован и вышел на свободу в 1956 году.
Каган также поинтересовался у Скалова и другим бывшим советником из группы Бородина – работником Разведупра Е. С. Иолком. Георгию Борисовичу ничего предосудительного об Иолке в голову не пришло, и он только показал, что Иолк присутствовал при его разговорах с Тархановым и был в курсе “всех к.‐р. настроений и установок Тарханова”. В качестве “связей” Иолка и Тарханова был назван их бывший однокурсник, а ныне работник аппарата ЦК ВКП(б) Б. С. Дониах (как показал Скалов, “в 1934 году, до перехода на работу в ЦК, Дониах заведовал индийским кабинетом Института мирового хозяйства в Коммунистической академии”):
Помню такой эпизод в 1932 г., когда в комнате Иолка собрались Тарханов, я, Мирошевский, Иолк и Дониах. Обсуждался вопрос о поведении Иолка и Тарханова на партсобрании в ИКП в связи с дискуссией по поводу книги Сафарова “Колониальные революции”. Дониах тогда особо горячо настаивал на том, что книга Сафарова, безусловно, хорошая, но поскольку парторганизация “требует ее охаивания”, надо на это идти. Этим самым Дониах явно вел себя, как двурушник, разделявший взгляды нашей группы [868].
Дониаха чекисты почему‐то трогать не стали – он умер в 1947 году и похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве. Иолк и Тарханов были расстреляны в годы Большого террора.
Каган спросил Скалова и о В. М. Мирошевском. Георгий Борисович ответил, что близко знал его еще с 1920 года, а в 1932 году привлек к работе в Коминтерне под своим началом. Добавим, что уже через год работы в должности референта Владимир Михайлович стал фактически вторым человеком в Южноамериканском лендерсекретариате, получив, по представлению Скалова, должность заведующего сектором Южной Америки. Он стал бы и официальным заместителем Скалова, если бы не был внезапно переведен из Коминтерна в ИМЭЛ по инициативе отдела культуры и пропаганды ЦК летом 1934 года. Скалов чрезвычайно ценил Мирошевского как работника и доверял ему, но сейчас, под нажимом следователя, вынужден был оговорить своего товарища, который здорово помог ему на партийной чистке 1933 года:
Мне известно, что троцкистские настроения у Мирошевского были давно. Мирошевский был в курсе всех контрреволюционных настроений Тарханова и скрывал их от партии.
Для Мирошевского все это закончилось исключением из партии в декабре 1935 года. Но чудеса порой случаются, и в мае 1936 года Владимир Михайлович в партии был восстановлен, несмотря на то что Скалов дал против него показания и в 1936 году на следствии по делу “Объединенного троцкистско-зиновьевского центра”. Мирошевский погиб на войне в 1942 году.
Оговорил Скалов и бывшего высокопоставленного работника Разведупра В. Х. Таирова (Тер-Григоряна):
Мне известно, что Тарханов был тесно связан с Таировым (Тер-Григоряном), который знал о к.‐р. установках и взглядах Тарханова. Еще в конце 1927 года Таиров говорил мне, что он является противником исключения из партии Троцкого, Зиновьева и других. При помощи Таирова Тарханов и Иолк устроились на работу в 4‐м Управлении Штаба РККА. Позже Тарханов и Иолк были командированы вместе с Таировым на работу в штаб ОКДВА в Хабаровск. В последнее время Таиров, поехав в Монголию в качестве Полпреда, рекомендовал Тарханова как советника полпредства. Из всего этого для меня было очевидно, что Таиров до последнего времени оставался скрытым зиновьевцем [869].
Таиров в 1937 году был арестован и расстрелян в 1938‐м.
Пытаясь обосновать “разработку” столь большого числа работников Разведупра, следователь от имени Скалова внес в протокол следующее высказывание:
Хочу здесь отметить, что в разговорах со мной и Иолк, и Тарханов указывали, что самой удобной для прикрытия нашей оппозиционной деятельности является работа в Разведупре, так как само звание сотрудника Разведупра и оказываемое при этом персональное доверие тому или иному человеку отводит возможные подозрения [870].
Очевидно, вспомнив, что на допросе 8 апреля Михаил Чернявский упомянул о своем знакомстве с Тархановым, следователь на всякий случай спросил Скалова, не знает ли он Чернявского, но Скалов ответил, что с Чернявским незнаком. После этого следователь перешел к вопросам о “террористических группах”, о которых Скалов уже показывал на предыдущем допросе. Теперь нужно было четко обозначить и дополнить состав этих групп. Правда, получилось не очень убедительно, и почти ничего нового в протокол занести не удалось. Зато теперь можно было подчеркнуть связь этих “белогвардейских групп” с зиновьевцами через Скалова:
О моих связях с зиновьевцами было известно участникам организации – Надежде Скаловой, Перельштейн и Мухановой. Последняя была об этом осведомлена через мою сестру – Надежду Скалову. Наряду с этим, о моих связях с белогвардейцами Перельштейн и Сидоровым знали зиновьевцы Иолк и Мирошевский… Мадьяр мог об этом знать от Иолка [871].
Каган пытался расспросить и об А. А. Гейере, которого Скалов в бытность ректором Института востоковедения по знакомству устроил на высокий пост в подведомственном ему учреждении, но Скалов пояснил, что находится с ним в плохих отношениях с 1929 года и ничего определенного о его “контрреволюционных взглядах” показать не может [872]. Однако Каган и его начальники не унывали, так как к их услугам был и сам Гейер, которого они допросили вслед за Скаловым 17 апреля 1935 года. Скалов еще на первом допросе (4 апреля) дал ему следующую характеристику:
Дворянин, белый офицер, был в так называемой [народной] армии в Самаре, позже в колчаковской армии. Гейер состоял в партии социалистов-революционеров [873].
Гейер был связан дружескими отношениями не только со Скаловым, с которым вместе учился в средней школе, но и с его сестрой, Надеждой, чью фотокарточку ему предъявили в самом начале допроса. Гейер тут же опознал Надежду:
Скалова – дворянка, была замужем за каким‐то не то латышом, не то литовцем, находящимся сейчас за границей [874].
