История Великого мятежа - "лорд Кларендой Эдуард Гайд"

Как только принц, находившийся тогда в Лонстоне, прочел письмо короля, которое привез ему лорд Колпеппер, он вернул его Колпепперу, велев хранить у себя, а о содержании его сообщить лордам Кейплу и Гоптону, а также канцлеру Казначейства. К несчастью, отношения прочих членов Совета с графом Беркширом (из-за кое-каких подозрений, ему внушенных) были не так хороши, как им хотелось. Дело в том, что по прибытии принца в Корнуолл иные из знатных особ, находившихся у него на службе — которые еще раньше, когда их не ввели в состав Совета, затаили обиду, странным образом истолковав это как умаление их достоинства, а после неудачи короля при Незби стали выражать свое недовольство уже без всякого стеснения — начали распускать слухи о существовании некоего плана увезти принца во Францию (не потому, что сами в это верили, а для того, чтобы навлечь ненависть и подозрения на членов Совета); подобные толки так сильно подействовали на графа Беркшира, что он, по-видимому, им поверил, а эти люди приобрели таким образом столь громадное влияние на него, что теперь граф рассказывал им обо всем, происходившем в Совете, почему и не было сочтено нужным сообщить о столь важном письме ни ему, ни графу Бентфорду, который хотя и питал искреннее расположение к четырем другим членам Совета и относился к ним со всей справедливостью, также имел кое-какие собственные подозрения, и вдобавок не умел хранить тайны. Письмо это глубоко встревожило членов Совета, но не потому, что заключало в себе приказ принцу покинуть королевство, ибо хотя прежде они никогда не открывали друг другу своих мыслей на сей счет, ныне ясно обнаружилась их общая твердая решимость увезти принца, если понадобится, в какой угодно уголок христианского мира, только бы не позволить мятежникам овладеть его особой; и для более удобного осуществления этого замысла они сразу же приняли необходимые меры к тому, чтобы в гавани Фалмута находилось в постоянной готовности особое судно. Беспокоило же их теперь другое — слишком категорический приказ короля отправить сына именно во Францию, против чего они могли выдвинуть множество возражений. К тому же один из постельничих принца, недавно возвратившийся из Франции, привез письмо графа Нориджа, тогдашнего английского посланника в этой стране, к одному из членов Совета, в котором, сообщив о ходивших в Париже слухах о скором приезде принца Уэльского, граф горячо высказался против этого шага как грозившего принцу верной гибелью. Члены Совета были тем более встревожены, что лорд Колпеппер, доставивший им письмо короля, заверил их, что он вовсе не имел с королем беседы на сей счет, ибо решительно от нее отказался, сочтя ее предмет слишком важным и высоким для своего разумения, так что теперь они не располагали ничем, кроме этого самого письма. Несколько раз собравшись и всерьез обсудив положение дел, члены Совета решили подготовить шифрованное письмо, дабы изложить в нем свои аргументы, а также полученные из Франции сведения, и просить Его Величество предоставить им выбор места эмиграции принца, либо назначить какое-нибудь другое место, не вызывающее стольких возражений; сами же они предлагали Ирландию (если там уже заключен мир) или Шотландию (если молва о великих победах маркиза Монтроза справедлива), заверив при этом короля, что в случае соответствующей угрозы они пойдут на любой риск и увезут принца в какую угодно страну, только бы не допустить, чтобы он попал в руки мятежников. Письмо это, после того, как о его содержании (а еще раньше — об их решениях) сообщили принцу, было немедленно отправлено с нарочным к королю.

Между тем лорд Горинг, и в тайных беседах, и в шумных разговорах в часы забав с неизменной злобой отзывавшийся о членах Совета при особе принца, как якобы главных виновниках всех его неудач, в конце августа послал к Его Высочеству лорда Уэнтворта с несколькими, как он выразился, требованиями — но с указанием: прежде чем вручать их принцу, познакомить с ними лорда Колпеппера или канцлера, дабы те посоветовали, каким образом было бы всего удобнее их представить.

Хотел же он буквально следующего: (1) Получить патент генерал-лейтенанта всех западных графств, чтобы командовать, подчиняясь единственно лишь принцу, всеми гарнизонами и полевыми войсками, а сверх того быть как можно скорее введенным в состав Совета. (2) Все патенты на офицерские должности, если Его Высочество на месте, должен вручать сам принц, однако подписывать он вправе только те, которые подготовит для него Горинг. (3) В отсутствие принца он, Горинг, подписывает и жалует все патенты; если же оказывается вакантной должность коменданта какого-либо из городов, он же получает исключительное полномочие предлагать кандидата на освободившийся пост — либо по меньшей мере абсолютное право вето. (4) Все важные планы должны обсуждаться в присутствии принца членами его Совета, а также теми армейскими офицерами, которых назначит им в помощь Горинг. (5) Численность личной гвардии принца следует сократить. За этими требованиями шло множество других, столь же неразумных и совершенно неподходящих для того, чтобы настаивать на них публично, и лорд Колпеппер принялся уговаривать лорда Уэнворта воздержаться на время от их вручения, тем более что канцлер, добавил Колпеппер, находится теперь в отсутствии (Его Высочество послал канцлера в Пенденнис-касл — якобы с инструкциями касательно взимания пошлин, на самом же деле поручив ему позаботиться о том, чтобы предназначенный для принца фрегат находился в готовности к отплытию, а также втайне подготовить запас провианта, который в случае необходимости можно будет тотчас же на него погрузить), а еще потому, что Его Высочество намерен все же отправиться в Эксетер, где, в присутствии самого лорда Горинга, обсуждать и рассматривать все эти вопросы было бы гораздо удобнее — с чем лорд Уэнтворт согласился.

Дело в том, что несколько ранее девонширские комиссары обратились к Его Высочеству с просьбой употребить власть, дабы навести порядок в армии и заставить ее наконец идти выручать Бристоль. Если все останется по-прежнему, жаловались комиссары, то уже в самом скором времени армия Горинга погубит и уничтожит графство и размещенные в нем гарнизоны с таким же успехом, с каким это могло бы сделать неприятельское вторжение, ибо вся его пехота кормится и довольствуется на принадлежащих гарнизонам складах, кавалеристы же, завладев другой частью Девоншира, не позволяют там ни везти на рынки провизию для пополнения гарнизонных запасов, ни выполнять распоряжения об уплате; сами же произвольно взимают деньги с обывателей и творят всякого рода насилия и бесчинства. А потому, когда королевская армия вынуждена была впоследствии отступить из Девоншира (а ранее — из Сомерсетшира), неприятель нашел огромные запасы продовольствия там, где солдаты Его Величества страдали от голода. Так, в окрестностях Таунтона имелось огромное количество зерна — в то само время, когда провиант для королевских войск велено было доставлять со складов в Бриджуотере и Эксетере, что отчасти объяснялось ленью и нерадивостью офицеров и солдат, не желавших себя утруждать обмолотом скирд и стогов, но прежде всего — особыми привилегиями кавалеристов, которые не дозволяли ничего вывозить из тех мест, где сами квартировали; те же из обывателей, кому удавалось доставить свой товар на рынок, могли быть уверены, что на обратном пути у них отберут вырученные за него деньги. Дошло до того, утверждали комиссары из Эксетера, что когда неприятель располагался не ближе, чем в десяти милях от их города, туда за две недели доставили меньше продовольствия, чем королевские кавалеристы потребляли за день, и единственной тому причиной было самоуправство этих последних. Генерал же Горинг, находившийся все это время в Эксетере, лишь отпускал остроты и хохотал в лицо всякому, кто являлся к нему с жалобами. Однажды, к примеру, некие рыбаки пожаловались, что когда они пришли на рынок, его кавалеристы их ограбили, забрав себе весь улов; Горинг же ответил, что отсюда они могут заключить, сколь несправедливы к его солдатам те, кто обвиняет их с страшном сквернословии, ибо будь они и вправду сквернословами, им не удалось бы поймать ни единой рыбешки.