История Великого мятежа - "лорд Кларендой Эдуард Гайд"

Но по прибытии в Раглан король получил ужасное известие о сдаче Бристоля, которому, если бы не совершенно неопровержимые доказательства его истинности, он бы просто не поверил: столь мало опасался он тогда чего-либо подобного. Толковать и распространяться о том, в какое негодование привела короля эта новость и в какое уныние повергла, нет нужды — достаточно изложить полный текст письма, тогда же написанного королем Руперту, которое, если вспомнить его вечную и безмерную снисходительность к принцу, ясно показывает, насколько этот поступок разгневал его и возмутил. Впрочем, король некоторое время серьезно размышлял над случившимся, прежде чем позволил себе умерить, по отношению к принцу, обычное свое добросердечие. Получив это нежданное известие, король немедленно покинул Раглан и возвратился в Герифорд — место, которое избрал он для того, чтобы обдумать свое отчаянное положение и поразмыслить над новыми планами. С этой целью всем офицерам и их войскам, уже направленным в Шропшир, Вустершир и Южный Уэльс для подготовки к деблокаде Бристоля, он разослал приказы ожидать его там. Кроме того, прибыв в Герифорд, он сразу же послал к принцу Руперта гонца с нижеследующим письмом:

Племянник,

Хотя потеря Бристоля стала для меня тяжелым ударом, однако то, как именно вы его сдали, не только удручает меня до такой степени, что я забываю думать о самом городе, но и является величайшим из испытаний, коим до сих пор подвергалась моя стойкость. Ибо что вообще можно сделать, когда столь близкий мне по крови и по дружбе человек, как вы, позволяет себе столь низкий поступок (и это еще самое мягкое определение), поступок... Я должен сказать о нем так много, что больше ничего не стану говорить, разве только (если мне в данном случае нельзя поставить в вину слишком поспешное суждение) напомню вам о вашем письме от 12 августа, в котором вы меня заверили, что — если в Бристоле не произойдет никакого мятежа — вы продержитесь в нем четыре месяца. Продержались ли вы хотя бы четыре дня? Случилось ли там что-либо, похожее на мятеж? Можно было бы задать и другие вопросы, но теперь, признаю, в этом уже нет смысла; а потому заключаю. Я хочу, чтобы вы отправились куда-нибудь за море и там, пока Богу не будет угодно решить мою участь, искали себе средств к существованию; для чего и препровождаю вам при сем паспорт. Молю Бога, чтобы Он заставил вас почувствовать нынешнее ваше положение и дал вам средства возвратить потерянное, ибо даже величайшая победа не принесет мне такой радости, как хорошее основание не краснеть от стыда, уверяя вас, что я остаюсь вашим любящим дядей и преданным другом.

С этим же письмом король послал распоряжение о признании недействительными всех прежде выданных Руперту патентов и велел лордам Совета в Оксфорде, куда удалился из Бристоля со своими войсками принц, потребовать, чтобы он передал им лично в руки свой патент главнокомандующего. В самом ли деле король опасался, что принц может заупрямиться, не отдать патент и устроить в Оксфорде какие-нибудь беспорядки, или же он следовал чужим советам, но Его Величество тогда же отправил распоряжение немедленно взять под стражу оксфордского коменданта полковника Легга, который был в большом фаворе у принца и потому мог бы якобы послушно исполнить любой его приказ. Но из-за этой строгой меры первое решение, касавшееся принца, показалось слишком поспешным, и некоторые подумали, что Руперта карают в назидание прочим, дабы явить на нем первый пример монаршей суровости — хотя другие особы так и не были никогда призваны к ответу за множество тяжких проступков и неудач. Никому и в голову не приходило, будто принц способен нарушить долг верности и ослушаться воли короля; равным образом и полковника Легга все считали человеком безусловно преданным Его Величеству и стоящим в этом смысле выше любых искушений; а потому арест коменданта заставил подозревать, что и строгость в отношении принца объяснялась скорее влиянием каких-то его могущественных врагов, а не суровостью самого короля.

Когда принц Уэльский после потери Бристоля перебрался из Эксетера в Лонстон (около середины сентября), сочли нужным сосредоточить в Лонстоне всю корнуолльскую милицию, а тех ополченцев, которых удастся склонить к подобным действиям, двинуть на восток, ведь еще раньше в Эксетере было решено, что — если неприятель предоставит передышку — все силы обоих графств (исключая войска, необходимые для продолжения блокады Плимута) соберутся в Тивертоне и дадут мятежникам бой на переправе. Для более удобного осуществления этого плана сэру Ричарду Гренвиллу было приказано принять начальство над всей милицией Корнуолла, имеющей быть усиленной тремя его собственными полками, которые сэр Ричард привел в свое время под Таунтон. Впоследствии как офицеры, так и солдаты этих полков сочли себя (и с основанием) до такой степени оскорбленными дурным отношением со стороны лорда Горинга, что совершенно рассеялись, и вновь их собрать могла теперь лишь твердая уверенность в том, что их командиром станет сэр Ричард Гренвилл. Подобное положение, по-видимому, вполне устраивало Гренвилла, ведь он уже добился от принца всех знаков уважения, которых желал, и всей поддержки, какая только могла быть ему оказана, и теперь как будто не проявлял особого недовольства — если не считать писем, посылаемых им каждые два-три дня самому принцу, лордам или м-ру Феншоу, в которых, совершенно не стесняясь в выражениях, он восхвалял себя и жестоко бранил за грабежи кавалеристов лорда Горинга, а иногда и сэра Джона Беркли.

Когда принц еще находился в Эксетере, сэр Джон Беркли попросил Его Высочество принять во внимание необходимость его, сэра Джона, неотлучного пребывания в Эксетере (так как именно в эту сторону неприятель явно обращал свои взоры) и передать начальство над войсками под Плимутом другому человеку, который мог бы всецело посвятить себя выполнению порученной ему задачи. Все склонялись к тому, чтобы возвратить под Плимут сэра Ричарда Гренвилла, и он сам, безусловно, на это рассчитывал; однако прежде следовало обдумать три важных обстоятельства. Во-первых, на этот пост, с самого начала ему принадлежавший, претендовал генерал Дигби; и он сам, и граф Бристоль ожидали, что задуманная перемена будет иметь именно такое следствие, ведь Дигби уже достаточно поправил свое здоровье, чтобы выполнять обязанности командующего войсками под Плимутом. Далее, если бы эту должность предложили Гренвиллу, то он непременно потребовал бы себе столь значительную долю военных налогов, что содержание остальной армии и гарнизонов оказалось бы невозможным. И, наконец, самое главное: вся суть нынешнего плана заключалась в том, чтобы собрать в одном месте войско, способное дать бой неприятелю, чего нельзя было добиться без отрядов корнуолльской милиции, а также старых солдат, покинувших свои части; между тем ни те ни другие не выступили бы в поход без сэра Ричарда Гренвилла, а если бы он отправился под Плимут, то и старые его солдаты, вне всякого сомнения, пошли бы именно туда вслед за ним. Кроме того, считалось, что полевая армия, испытывавшая крайний недостаток в хороших офицерах, просто не сможет обойтись без опыта и энергии Гренвилла. А потому было решено, что генерал Дигби вновь займет свой прежний командный пост под Плимутом, однако при любых чрезвычайных обстоятельствах и в случае вражеского наступления он будет подчиняться сэру Ричарду Гренвиллу; и после того, как Гренвилл двинулся в Девоншир и устроил свою квартиру в Окингтоне, Дигби получил соответствующий приказ, который был им неукоснительно исполнен.

В начале октября, твердо пообещав навести порядок в войсках, карать солдат за любые бесчинства и открыть для обывателей доступ на рынки, лорд Горинг убедил девонширских комиссаров увеличить вдвое военный сбор с графства, а половину вырученных средств отпускать его армии. Заполучив таким образом огромные суммы, Горинг, однако, нисколько не умерил свои насилия и вымогательства; собранные же деньги, вместо того, чтобы регулярно выплачивать их солдатам, он отдавал тем особам, коих ему было угодно именовать в своих приказах. Но как только сэр Томас Ферфакс подступил к Калламптону, лорд Горинг оставил всякую мысль об обороне Девоншира и в письме от 11 октября к лорду Колпепперу сообщил, что всю кавалерию, за исключением тысячи всадников, он отослал под командой своего генерал-майора на запад, на соединение с готовившимися наступать корнуолльцами, а сам с тысячей кавалеристов и всей пехотой решил остаться в Эксетере, чтобы либо защищать этот город, если неприятель появится под его стенами, либо, если враг двинется на запад, беспокоить его с тыла; и попросил Его Высочество назначить по своему усмотрению начальника над его генерал-майором лордом Уэнтвортом, готовым строго исполнять приказы любого командира, которого поставит над ним принц вместо него, Горинга. Тогда принц велел сэру Ричарду Гренвиллу идти с корнуолльцами в Окингтон, а генерал-майору приказал быть у него в подчинении. Но к тому времени, когда тот и другой, действуя бодро и энергично, приготовились выполнить распоряжения принца, генерал Горинг снова изменил свои планы и уже четыре дня спустя после отправления упомянутого письма отступил со своей тысячей кавалеристов из Эксетера в Ньютон-Бушел, а затем, в письме к лорду Колпепперу, осведомился у принца, должен ли сэр Ричард Гренвилл подчиняться ему, Горингу; вызвался, собственными силами или вместе с сэром Ричардом, предпринять по указанию принца любые действия; и даже изъявил готовность, если его присутствие и командование, ввиду нерасположения к нему корнуолльцев, будут сочтены способными причинить какой-либо ущерб делу, передать начальство над войсками, на время замышляемого ныне похода, любому лицу, которое назначит принц, дав при этом понять, что если таким человеком станет лорд Гоптон, то лорд Уэнтворт охотно выполнит все его приказы. На другой день Его Высочество написал Горингу, что руководство всем этим предприятием поручено его светлости, а сэру Ричарду Гренвиллу, располагавшему тогда сильным отрядом корнуолльцев и наделенному правом, в случае надобности, взять с собой также часть солдат из-под Плимута, велено исполнять его приказы.