История Великого мятежа - "лорд Кларендой Эдуард Гайд"

Хотя принц Руперт подчинился воле короля и подал в отставку с поста главнокомандующего, однако он решил не пользоваться своим паспортом и не покидать королевства, пока не увидит Его Величество и не представит отчет о причинах, вынудивших его сдать Бристоль; уже готовый пуститься в путь, он ждал теперь лишь точных известий о том, где король намерен остановиться на отдых. Лорд же Дигби, который имел тогда наибольшее влияние на планы короля и, по общему мнению, был единственным виновником того, что принца лишили патента главнокомандующего и, не дав ему возможности хоть что-нибудь сказать в свое оправдание, послали ему приказ немедленно покинуть королевство, обнаружил, что подобными действиями он навлек на себя всеобщую ненависть, и теперь, видя собирающиеся над его головой тучи, желал отвести удар грома, грозивший ему гибелью. Ведь своими поступками он возбудил не только гнев принца Руперта и всей его партии, с которым ему приходилось теперь считаться, но и крайнюю злобу лорда Джерарда, способного, сам не зная почему, воспылать бешеной ненавистью по любому случайному поводу. Еще важнее, однако, было следующее обстоятельство: сейчас принц Руперт мог с легкостью прибыть в Вустер, где должность коменданта исполнял принц Мориц, возмущенный суровым обращением, коему подвергся его брат, и готовый за это отомстить — но если бы король направился в Ньюарк, то принцу Руперту добраться туда было бы гораздо труднее, а принц Мориц не имел бы там никакой власти. Этих мотивов оказалось достаточно, чтобы лорд Дигби принялся настойчиво отговаривать короля от марша к Вустеру и склонять его в пользу Ньюарка; влияние же его было столь значительным, что король, вопреки мнению всех прочих своих советников, решил отправиться именно туда. Проведя лишь один день в Бриджнорте (и послав оттуда сэра Томаса Глемема с приказом вступить в должность оксфордского коменданта), король поспешил к Личфилду, а затем столь стремительно двинулся к Ньюарку, что прибыл туда едва ли не прежде, чем тамошний комендант что-либо узнал о его намерении. Так, оказавшись в отчаянном положении сам, Его Величество принужден был снисходить к личным страстям и интересам других.

Прибыв в Ньюарк, король занялся наведением порядка в гарнизоне, чьи неумеренные роскошества в час общего бедствия вызывали справедливое возмущение комиссаров и всей округи. Ньюаркский гарнизон состоял из двух тысяч кавалеристов и пехотинцев; на них приходилось двадцать четыре полковника и генерала, которые считали возможным, сообразно своему положению, брать себе весьма щедрую долю от военных сборов, так что это маленькое графство платило военных налогов больше, чем любое другое, сравнимое с ним по величине, а на выплаты рядовым солдатам и на покрытие прочих расходов оставалось совсем немного. Это вызывало столько шума, что король нашел совершенно необходимым изменить прежние порядки: одних офицеров он полностью лишил жалованья, другим же его сократил, чем весьма умножил число недовольных, в коих и прежде не было недостатка. Вдруг стали распространяться, и весьма настойчиво, слухи, и приходить из разных мест известия, хотя их источники никто не называл по имени, что после своего недавнего поражения Монтроз, получив в подмогу войска, в той битве не участвовавшие, вновь дал бой Дэвиду Лесли, наголову его разбил и теперь во главе сильной армии направляется к границе. Сообщения эти, хотя и совершенно неосновательные, слушать было так приятно, что им с легкостью поверили, и поверили настолько, что сам король (в третий раз) объявил о своем решении идти на соединение с Монтрозом; а граф Дигби (знавший, что принц Руперт уже выехал из Оксфорда, а принц Мориц встретил его в Бенбери) добился своего в столь полной мере, что король решил без всякого промедления, не дожидаясь подтверждения полученных известий, двигаться на север навстречу их источнику — предполагая, что если дела пойдут не так, как ему хочется, вновь возвратиться в Ньюарк. В этом намерении (простояв неделю в Ньюарке) он выступил к Таксфорду, а на другой день — к Уэлбеку; по дороге он всюду слышал все те же неопределенные известия о победах Монтроза, каковые были истолкованы как твердые их доказательства. А потому, собрав в Уэлбеке свой Совет, король объявил, что обсуждению подлежит вопрос не о том, куда следует теперь идти — вперед или назад, но лишь о способе движения вперед, ибо он уже решил не отступать в убеждении, что отход в Ньюарк чреват куда более тяжелыми последствиями, чем продолжение марша на север.

Подобное заявление, хотя и противное мнению большинства, оставляло немного предметов для обсуждения, и участники Совета, не имея другого выхода, быстро решили выступать на следующий день к Ротерему, а утром собрать войска на общий смотр. Офицеры уже встали из-за стола и готовились отдать приказы во исполнение только что принятого плана, когда в дверь внезапно постучал какой-то человек. Его пригласили войти; оказалось, что это трубач, отправленный в свое время из Кардиффа в шотландскую армию с письмом к ее главнокомандующему графу Ливену, который держал его затем при себе до самого Бервика и лишь там отпустил восвояси. Король спросил трубача, что он слышал о маркизе Монтрозе, и тот ответил, что последние дошедшие до него новости о маркизе таковы: Монтроз находится где-то около Стерлинга и продолжает отход на север; Дэвид же Лесли стоит в Лотиане со стороны Эдинбурга, а шотландская армия располагается между северным Аллертоном и Ньюкаслом. Столь неожиданные известия вдребезги разбили прежний план, и сам лорд Дигби заявил, что королю теперь ни в коем случае нельзя идти вперед, но следует немедленно возвратиться в Ньюарк, с чем все согласились; назначенный же на следующее утро общий сбор армии отменен не был. Когда войска построились, король объявил, что хотя сам он не считает целесообразным идти на север, однако находит совершенно необходимым, чтобы сэр Мармадьюк Лангдейл со своей кавалерией выступил в этом направлении и попытался соединиться с Монтрозом. Произнеся эти слова, король посмотрел на сэра Мармадьюка, а тот, бодро изъявив готовность исполнить волю Его Величества, сказал, что у него есть одна-единственная просьба к Его Величеству — чтобы командующим стал лорд Дигби, а он, сэр Мармадьюк, находился у него в подчинении. Все присутствовавшие пришли в изумление от того, что им довелось услышать, ведь ни о чем подобном на Совете не было сказано ни слова; но когда лорд Дигби с такой же готовностью принял командование, каждый заключил, что король и эти двое обо всем договорились заранее.

Никто против этих предложений не возразил, а потому тут же, на месте, был составлен и подписан Его Величеством патент о назначении лорда Дигби главнокомандующим всех войск, уже набранных и имеющих быть набранными по ту сторону Трента; с этим патентом на руках лорд Дигби немедленно оставил короля, взяв с собой с общего сбора всю северную кавалерию, с сэром Мармадьюком Лангдейлом и сэром Ричардом Хаттоном, шерифом Йоркшира, а также графов Карнворта и Ниддисдейла и еще нескольких шотландских джентльменов. Он выступил в поход во главе полутора тысяч кавалеристов (в одно мгновение таким образом превратившись в военачальника) и немедленно двинулся к Донкастеру.

Поскольку этой экспедиции суждено было очень быстро завершиться, то и рассказ о ней стоит закончить здесь же, ведь впоследствии нам не представится повода к нему вернуться. Будучи в Донкастере, лорд Дигби получил известие, что в одном городке в двух-трех милях от Донкастера, немного в стороне от пути предполагаемого похода, находится тысяча вновь набранных Парламентом пехотинцев; их он и решил атаковать на следующее утро и сделал это с таким успехом, что все вражеские солдаты побросали оружие и разбежались, после чего Дигби продолжил марш к Шерборну, где остановился, чтобы дать отдых войскам. Там он узнал, что к нему приближаются несколько эскадронов под начальством полковника Копли. Дигби немедленно приказал своим людям садиться на лошадей и, взяв с собой немногие готовые к бою эскадроны, выступил с ними из города. Обнаружив, что Копли занимает выгодную позицию, Дигби, не дожидаясь подмоги из Шерборна, тотчас же храбро атаковал и разбил большую часть неприятельского отряда, который после недолгого сопротивления обратился в бегство. Конница короля погнала врага чрез Шерборн, где в это время отдыхали кавалеристы из других эскадронов Дигби — которые, увидев бегущих в полном беспорядке всадников, заключили, что это их товарищи, уже разгромленные врагом. Охваченные не меньшей паникой, они вскочили на коней и пустились наутек с такой же быстротой, как и неприятели; те и другие выбирали себе пути, более, как им казалось, удобные для спасения. Воспользовавшись этим, единственный не разгромленный вражеский эскадрон, остававшийся на поле боя, атаковал лорда Дигби и все еще находившихся при нем офицеров и джентльменов, которым пришлось отступить в Шерборн, потеряв при этом сэра Ричарда Хаттона (достойного и доблестного джентльмена, сына и наследника весьма почтенного судьи, знаменитой в своем поколении особы) и еще несколько человек — а также личные вещи самого лорда Дигби, в том числе его кабинет с бумагами, которые, по обнародовании их Парламентом, дали немало пищи для разговоров.