История Великого мятежа - "лорд Кларендой Эдуард Гайд"

Ввиду описанного выше полного расстройства и разложения армии Его Высочество убедили перенести свою резиденцию в Корнуолл, и 12 февраля он прибыл в Труро, где получил письмо от короля, адресованное четырем членам Совета, которые подписали письмо к Его Величеству из Тавистока. В письме короля, датированном 5 февраля и посланном из Оксфорда, говорилось следующее:

В вашем письма из Тавистока я нашел вполне удовлетворительное объяснение того, почему мои приказы об отъезде принца Карла на континент не были выполнены. Я также соглашаюсь с вашим мнением, что он должен отправиться в путь не прежде, чем это станет явным образом необходимым, и нахожу совершенно правильными меры, которые вы собираетесь принять на сей счет. Тем не менее, я еще раз повторяю вам мой приказ: принц должен уехать из Англии, как только для него возникнет очевидная опасность попасть в руки мятежников. Пока этого не произошло, я одобряю его пребывание во главе армии, еще и по той причине, что мною принято решение, о котором я сейчас вам и сообщу, и т. д.

Далее король рассказал о своем плане выступить вскоре в поход — плане, расстроенном впоследствии поражением лорда Астли и неудачами на западе.

Проведя в Труро несколько дней, принц отправился в Пенденнис, намереваясь поначалу лишь дать себе два-три дня отдыха и ускорить строительство укреплений, уже далеко продвинувшееся; на завершение этих работ Его Высочество и употреблял все средства, какие удавалось ему раздобыть. Но в то самое утро, когда он предполагал вернуться в Труро (его армия в тот момент отступала, а Ферфакс вышел уже к границам Корнуолла), лорд Гоптон и лорд Кейпл прислали известие, что каждый из них получил сведения о существовании замысла овладеть особой принца, к коему причастны многие видные люди графства. Тогда принц счел целесообразным остаться на месте и больше не возвращаться в Труро. Приближалась та самая «очевидная опасность», и если план захвата особы принца действительно существовал, то были веские причины думать, что и некоторые из его собственных слуг имеют к нему отношение. Лорды Кейпл и Гоптон находились в армии, и только сам принц, а также лорд Колпеппер и канцлер Казначейства знали, в чем состоит воля короля и что теперь следует делать. Правда, двое последних вовсе не были уверены, что им достанет собственного авторитета для осуществления задуманного, ведь граф Беркшир, как бы они его ни убеждали в противном, по-прежнему питал сильнейшие подозрения насчет наличия замысла увезти принца во Францию; комендант замка был человек старый, робкий и слишком нерешительный, чтобы на него можно было положиться; сын же его, доблестный джентльмен, заслуживавший всяческого доверия, не имел, однако, большого влияния на отца.

К тому же эти двое не располагали ни одним пригодным к обнародованию письмом короля (хотя давно уже просили о таком письме и даже советовали, как его следует составить), в котором не содержались бы вещи, могущие быть истолкованными в ущерб Его Величеству — в особенности, если бы король вскорости оказался в Лондоне, о возможности чего с уверенностью заявляли некоторые особы, клявшиеся, что видели его в Аксбридже. А потому оба советника пришли к мысли, что отъезд принца должен выглядеть как мера, вызванная необходимостью, ставшая неизбежной ввиду явной угрозы безопасности его особы, и что королевские приказы на сей счет упоминать не следует. Они отлично знали мнение отсутствовавших лордов, но не решались это свое знание открыто обнаружить, чтобы не внушить тем самым еще больше подозрений. В конце концов, велев Болдуину Уэйку принять необходимые меры к тому, чтобы принадлежавший Хасдонку фрегат и другие суда находились в готовности к отплытию через час после соответствующего приказа, они предложили на заседании Совета, в присутствии лордов Беркшира и Бентфорда, послать м-ра Феншоу в армию, дабы выяснить мнение находившихся там лордов о том, что было бы всего лучше предпринять в отношении особы принца, и следует ли ставить принца в рискованное положение, оставляя его в Пенденнисе. Их светлости, как это и было между ними заранее условлено, ответили, что нельзя подвергать Его Высочество опасности в этом замке (который не только не способен стать надежной защитой для его особы, но, весьма вероятно, может быть потерян как раз из-за его пребывания там, тогда как благодаря его отсутствию Пенденнис мог бы успешно обороняться) и что принцу следует удалиться на Джерси или Силли. С этим мнением, как сообщил м-р Феншоу, единодушно согласился весь военный совет.

Но поскольку Джерси, по близости своей к Франции, мог бы внушить больше подозрений, а Силли являлся частью Корнуолла и все считали его неприступным, то официальное решение было принято в пользу Силли; но если бы корабль с принцем, уже выйдя в море, встретил противный ветер, то, при наличии попутного ветра в сторону Джерси, он мог бы взять курс туда. Об этом решении не сообщили в ту ночь никому, кроме тех, кому было совершенно необходимо о нем знать (мы всерьез опасались возмущения армии, графства и, наконец, гарнизона, во власти которого находился тогда принц); на следующее же утро, в понедельник 2 марта, когда при известии о том, что армия, энергично преследуемая неприятелем, отступает из Бодмина, все с достаточной ясностью уразумели нависшую над принцем угрозу, коменданта вместе с его сыном призвали в Совет и поставили в известность о решении принца в ту же ночь отплыть на Силли, так как этот остров есть часть Корнуолла и именно оттуда, воспользовавшись помощью и поддержкой, какие он надеется получить из Франции и других иностранных государств, ему было бы всего удобнее прийти на выручку Пенденнису. Соответственно, той же ночью, около десяти часов, принц взошел на корабль и в среду днем благополучно прибыл на Силли, откуда два дня спустя лорд Колпеппер был отправлен во Францию, дабы уведомить королеву о прибытии Его Высочества на Силли и о тех нуждах и неудобствах, которые он там испытывает, а также попросить о присылке солдат для обороны острова и денег на содержание его особы. На Совете же перед отплытием лорда Колпеппера во Францию решили, что если, при приближении парламентского флота или в случае какой-либо иной угрозы, Его Высочество найдет причины усомниться в том, что его особа находится здесь в безопасности (ведь имевшиеся на Силли укрепления совершенно не оправдали наших ожиданий и отнюдь не соответствовали молве о неприступности острова), то он немедленно сядет на тот же самый фрегат (остававшийся у берега) и отправится на Джерси.

Когда лорд Гоптон убедился, что не сможет обуздать вышедших из повиновения солдат, он созвал военный совет, дабы обсудить, что следует делать теперь. Но старшие кавалерийские офицеры были бесконечно далеки от мыслей о том, как восстановить порядок в войсках и поднять их дух для борьбы с врагом. Напротив, они без обиняков заявили Гоптону, что их солдат уже невозможно заставить драться, и прямо предложили вступить в переговоры с неприятелем; возразил лишь генерал-майор Уэб, всегдашний противник подобной меры. Лорд Гоптон ответил офицерам, что не может на это согласиться, не получив ясно выраженного разрешения от принца (находившегося тогда в Пенденнис-касле), к которому сейчас же отправит курьера. Он надеялся, воспользовавшись этой задержкой, образумить своих офицеров, или же рассчитывал, что наступление неприятеля само вынудит их сражаться. Но они по-прежнему стояли на своем, и в конце концов (несомненно, по совету их собственных подчиненных, ведь очень многие, как солдаты, так и офицеры, каждый день бывали в расположении врага) от сэра Томаса Ферфакса явился трубач с письмом, в котором выражалась готовность вступить в переговоры и содержались предложения солдатам и офицерам. Его светлость сообщил об этом письме лишь одному или двум лицам, пользовавшимся наибольшим его доверием, полагая, что при царившем вокруг полнейшем беспорядке и упадке духа обнародовать его было бы нецелесообразно. Тогда все старшие офицеры (кроме генерал-майора Уэба) собрались на сходку и, выразив крайнее недовольство тем, что им не показывают письмо, дерзко и категорически объявили лорду Гоптону, что если он не согласится на переговоры, то они начнут их сами. С этого момента они уже не выставляли караулов и не выполняли никаких обязанностей по службе, а их кавалеристы каждый день запросто встречались с неприятелями, без каких-либо враждебных действий с обеих сторон. Оказавшись в столь затруднительном положении, лорд Гоптон (а он уже успел отправить пехоту и боевые припасы в Пенденнис и Маунт) заявил, что не станет договариваться ни за себя, ни за гарнизоны, но кавалеристам разрешает вступить в переговоры. Затем были составлены статьи, предусматривавшие роспуск всех кавалерийских частей; лорд же Гоптон вместе с лордом Кейплом с первым же попутным ветром отплыли из Маунта на Сияли к Его Высочеству, который, как уже было сказано, прибыл туда из Пенденнис-касла, когда вся неприятельская армия вторглась в Корнуолл.