История Великого мятежа - "лорд Кларендой Эдуард Гайд"

На другой день, когда члены Совета собрались вновь, лорд Кейпл представил отчет обо всем, что происходило у королевы с момента прибытия в Париж лорда Колпеппера. Он сказал, что изложенные лордами доводы принца показались ей настолько убедительными, что она решила не принимать окончательного решения, пока не получит дополнительных известий о воле короля; и что сведения, полученные королевой от месье Монтреля, по его, Кейпла, мнению, не могут служить достаточным основанием для столь поспешно принятого ею решения; что он по-прежнему твердо убежден, что принц не должен покидать владений Его Величества прежде, чем получит на сей счет прямой и ясный приказ короля, ибо сомневаться в его безопасности на Джерси нет ни малейших причин; что еще в Париже, у королевы, он вызвался лично отправиться в Ньюкасл, дабы узнать волю короля, а теперь делает то же предложение принцу; но так как Его Величество, по всей видимости, держат под строгой стражей и получить к нему доступ нелегко, и поскольку его самого, лорда Кейпла, могут схватить по дороге в Ньюкасл, во время пребывания там или же на обратном пути, и Его Высочество, не получив необходимых известий, останется таким образом в прежней неуверенности относительно решения, которое следует принять — то он, Кейпл, предлагает и заранее соглашается считать своим мнением следующее: если он не вернется на Джерси в продолжение месяца, то принц должен удалиться во Францию при условии, что за это время там будут сделаны те приготовления, которые он считает необходимыми и которые пока еще недостаточны.

Кейпл также сообщил, что, приехав по приказу принца в Париж, он был чрезвычайно любезно принят королевой, которая изволила во всех подробностях рассказать ему, почему она считает необходимым отъезд принца с Джерси и твердо верит в искреннее расположение Франции; однако он по-прежнему не в силах понять, отчего же, если французский двор и в самом деле так жаждет видеть принца Уэльского в своей стране, он так и не удосужился за два месяца пребывания Его Высочества на Джерси направить к нему какого-нибудь дворянина с соответствующим приглашением, и почему особы, явившиеся ныне от королевы, не привезли ему даже паспорта для поездки во Францию. Он не может не заметить, продолжал Кейпл, что вся помощь, полученная нами до сих пор от Франции, ни в коей мере не оправдала наших надежд — например, пять тысяч пехотинцев, коих ждали мы на западе еще до отъезда принца, так туда и не прибыли; и что теперь у нас стало еще больше причин для недоверия, ведь именно по совету Франции король предал себя в руки шотландцев, а потому и в вопросе о распоряжении особой принца нам следует относиться к советам французов с большой настороженностью. В заключение лорд Кейпл объявил, что не может подать мнения в пользу отъезда принца во Францию или согласиться с подобной мерой, пока не станет известна воля короля, или же пока во Франции не будут созданы надлежащие для того условия, до сих пор отсутствующие.

Лорд Дигби и лорд Джермин были чрезвычайно изумлены тем, что кто-то способен сомневаться в добрых намерениях Франции или же полагать, будто королева в этом вопросе введена в заблуждение или недостаточно осведомлена. Они во всех подробностях поведали о своих тайных совещаниях с кардиналом и о том, как пылко заверял он их в своем расположении к королю. Они заявили, что назначенный ныне в Англию посол был выбран самой королевой и не имеет никаких иных инструкций, кроме полученных от нее же; что его пребывание в Англии ограничено одним месяцем, по истечении коего, если Парламент не примет сделанных им предложений, он должен будет объявить ему войну и возвратиться во Францию, после чего в Англию будет немедленно переброшена тридцатитысячная армия; что посол уже выехал из Парижа, но взойдет на корабль лишь после того, как получит известие, что принц Уэльский сошел на французский берег, ибо Франции нет никакого резона заходить так далеко в поддержке короля в его борьбе с Парламентом, если принц Уэльский откажется рисковать собственной особой, лично участвуя в этой борьбе бок о бок с французами.

А потому они умоляли принца и лордов хорошенько подумать, стоит ли Его Высочеству лишать своего отца и самого себя столь прекрасных плодов, которые они вот-вот должны пожать и утратить которые они могут теперь лишь из-за неуместных сомнений в честности Франции и нежелания согласиться на скорый отъезд принца с Джерси.

Эти доводы — а ведь их, с величайшей настойчивостью и уверенностью в своей правоте, приводили люди, пользовавшиеся безусловным доверием и авторитетом у короля, которые, как можно было тогда подумать, не были обмануты сами и уж точно не желали ввести в заблуждение принца — подействовали на Его Высочество с такой силой, что он объявил о своей готовности исполнить приказ королевы и немедленно удалиться во Францию. Он также выразил желание, чтобы всякие споры об этом прекратились, чтобы все теперь готовились к отъезду вместе с ним и чтобы его советники в полной мере сохранили прежнее свое единомыслие.

После столь недвусмысленного объявления принцем своего решения любые аргументы против него стали не только бесполезными, но и неприличными, почему никаких возражений по этому вопросу и не прозвучало; однако все члены Совета (исключая единственно лишь лорда Колпеппера) попросили принца их простить, если они не смогут и далее находиться при его особе и у него на службе, ведь, насколько они понимают, предоставленные им ранее полномочия ныне прекращаются, и они уже не могли бы, даже последовав за принцем во Францию, ни самовольно облечь себя прежней властью, ни рассчитывать на то, что к их советам станут прислушиваться в будущем, коль скоро эти советы были отвергнуты теперь. Итак, после обмена колкими репликами между лордами, державшимися разных мнений (отчего заседание пришлось спешно закрыть), те, кто решил не ехать во Францию, поцеловали руку принца и попрощались с ним, а Его Высочество объявил, что намерен отплыть следующим утром в пять часов; однако противные ветры и недостаток в некоторых необходимых для путешествия припасах задержали его на Джерси еще на четыре или пять дней. Все это время не пожелавшие ехать во Францию лорды каждый день являлись к принцу и встречали самый любезный прием; Его Высочество, отлично зная их преданность, заверял их, что нисколько в ней не сомневается — как и в том, что они еще вернутся к нему на службу, когда его собственные обстоятельства надлежащим образом изменятся.

< Зато их отношения с лордами, прибывшими от королевы и теперь до крайности возмущенными тем, что кто-то смеет возражать против категорических приказов Ее Величества, стали весьма холодными, так что в последний день они даже не разговаривали друг с другом.

Несогласные лорды по-прежнему считали внезапный отъезд принца за пределы владений Его Величества несвоевременным и чреватым самыми скверными последствиями, ведь принц мог бы без всякой для себя опасности оставаться в Англии, где в руках короля, помимо Силли и Пенденниса (которым всегда можно было оказать помощь с моря), все еще находились Оксфорд, Вустер, Уоллингфорд, Ледлоу и другие укрепленные пункты, и где раскол в стане врага (ожидать которого было вполне естественно) мог бы склонить чашу весов в другую сторону; и они не понимали, почему, раз уж вопрос с отъездом принца с Джерси окончательно решен, Его Высочеству нельзя было отправиться в Шотландию.

Кроме того, на несогласных лордов подействовало упомянутое выше мнение м-ра Ашбурнема, высказанное им в беседе с лордом Кейплом.

Наконец, существовало еще одно обстоятельство, удерживавшее их от переезда во Францию, о котором они из уважения к королеве предпочитали прямо не говорить, - инструкции, полученные Бельевром. Французскому посланнику поручалось сделать все возможное, чтобы убедить шотландцев пойти на союз с королем, не требуя от него взамен уничтожения англиканского церковного строя; но в случае их несогласия Бельевр должен был настоятельно советовать Его Величеству - от имени его супруги, его партии, а также французского короля - удовлетворить шотландцев в этом пункте и пожертвовать церковью. Именно так и действовал впоследствии Бельевр, лорды же, глубоко возмущенные требованием подобной уступки, не желали иметь ко всему этому ни малейшего отношения.