История Великого мятежа - "лорд Кларендой Эдуард Гайд"

< Впоследствии не обнаружилось никаких оснований полагать, будто к этому злосчастному путешествию Его Величество подтолкнули предательские козни лиц, пользовавшихся его доверием, и сам король никогда не высказывал ни малейших подозрений на сей счет. И, однако, обстоятельства бегства короля из Гемптон-Корта, столь плохо задуманного и бестолково осуществленного - в самом деле, корабль для отплытия на континент (если таков был первоначальный план, что вовсе не очевидно) отсутствовал, убежищем был почему-то избран остров Уайт, коменданта Гаммонда, без разрешения короля и вопреки его прямому приказу, привезли в Тиджфилд - склонили многих к мысли, что либо здесь имела место измена, либо те особы, которым доверился тогда король, сами были одурачены его врагами. Впрочем, Легга, имевшего твердую репутацию человека честного и беззаветно преданного своему господину, никогда ни в чем не обвиняли; в конце концов, он лишь в точности исполнял чужие приказы, и хотя умом и проницательностью Легг превосходил Ашбурнема и Беркли, чрезмерная скромность не позволяла ему подавать собственные советы. Беркли был крайне честолюбив и тщеславен, имел о себе чрезвычайно высокое мнение и не любил общаться с теми, кто этого мнения не разделял. Его, однако, никогда не подозревали в вероломстве, а сам Беркли потрудился довести до всеобщего сведения, что о плане бегства из Гемптон-Корта он ничего заранее не знал, ибо в тот момент, когда ему велели сесть на лошадь и следовать за Его Величеством, он не имел представления о том, что король намерен делать дальше. Еще одно обстоятельство (о котором сообщил Гаммонд) даже делает Беркли честь: когда комендант предложил Ашбурнему остаться с ним на острове, пока его спутник отправится к королю в Тиджфилд, и Ашбурнем подобное предложение отклонил, Беркли изъявил готовность это сделать. Таким образом, все упреки, связанные с этой историей, неизбежно падают на Ашбурнема -как на человека, который пользовался величайшей симпатией и абсолютным доверием Его Величества, имел громадное влияние на все его планы и, следовательно, должен был знать, какими именно мотивами руководствовался тогда король.

То, что корабль для короля (если его действительно собирались найти) не был подготовлен, как и то, что короля, вопреки его собственным прямым инструкциям, передали в руки Гаммонда, суть ошибки совершенно непростительные. Иные утверждали, что Ашбурнем выбрал остров Уайт еще до оставления королем Гемптон-Корта, а лорд Лангдейл часто рассказывал, как однажды, находясь в комнате Ашбурнема в отсутствие хозяина, он имел любопытство взглянуть на какую-то бумагу, лежавшую на столе, а в ней было написано, что королю следует покинуть армию, где ему угрожает опасность, и что лучшим для него убежищем был бы остров Уайт, комендант коего полковник Гаммонд - человек честный. Случилось это за несколько дней до оставления королем Гемптон-Корта; примерно тогда же из расположения армии на остров Уайт, не имея к тому каких-либо видимых причин, прибыл и Гаммонд. Все это казалось тем более странным, что Ашбурнема - человека, непосредственно причастного к бегству короля, - никто впоследствии на сей счет не допрашивал; он продолжал общаться с теми самыми офицерами, которые его обманули, а после злодейского убийства Его Величества уплатил Парламенту композицию (за это его особенно осуждали), притом, как говорят, довольно умеренную, и много лет подряд преспокойно жил в Англии, никем не тревожимый.

С другой стороны, Ашбурнем сохранил доброе имя в глазах виднейших сторонников короля, в Англии он остался по причине женитьбы, принесшей ему огромное состояние (предварительно испросив у Его Величества дозволение не покидать страну), и не раз посылал королю значительные суммы. Впоследствии Кромвель заключил его в Тауэр, где он и находился до смерти протектора, а король до конца дней сохранил твердое убеждение в честности Ашбурнема. Когда же в Англию возвратился король Карл Второй, самые уважаемые особы, в том числе маркиз Гертфорд и граф Саутгемптон, засвидетельствовали его преданность монарху. Тем не менее прежние толки возобновились, а майор Гентингдон заявил, что м-р Ашбурнем еще до оставления королем Гемптон-Корта намеревался увезти его на остров Уайт. Многие из тех, кто не сомневался в верности Ашбурнема, полагали, что Кромвель и Айртон не подкупили, а попросту обманули его, коварно внушив ему, что король должен поскорее вырваться из рук армии и предать себя в руки Гаммонда.

Вскоре по прибытии короля на Уайт сэр Джон Беркли уехал во Францию, где и находился при особе герцога Йорка вплоть до возвращения в Англию короля Карла Второго; после чего оба, и Ашбурнем, и Беркли, выступили с оправданием своих тогдашних действий, причем каждый попытался отчасти переложить на другого ответственность за печальный исход дела, а их друзья шли в подобных обвинениях еще дальше. Поэтому все ожидали, что они обрушатся с жестокими упреками друг на друга или же попросят короля провести тщательное расследование, дабы установить, кто был истинным виновником случившегося. Однако ни того ни другого они не сделали, а просто перестали между собою общаться; король же, удовлетворившись тем, что изменнического умысла в этом деле не было, не почел за нужное входить в строгий разбор совершенных ими ошибок.

Оба представили письменные апологии своих действий и познакомили с ними тех из друзей, чье мнение было им особенно дорого. Рассказы Ашбурнема и Беркли содержат в себе несущественные расхождения в описании отдельных обстоятельств, однако ни один из них не пытался заронить хотя бы малейшее сомнение в честности другого, а главное - не давал объяснения того, что же именно побудило короля покинуть Гемптон-Корт. Я читал эти апологии, много беседовал с их авторами и должен заявить, что их преданность королю для меня совершенно очевидна. И Ашбурнем, и Беркли были люди упрямые,твердо убежденные в своем умственном превосходстве над другими, и в то же время - нерешительные, подверженные посторонним влияниям и крайне легковерные. У каждого из них, когда они прибыли в армию, был собственный круг общения. Ашбурнем, по-видимому, полагался главным образом на Кромвеля и Айртона, а те, хотя и обходились с ним чрезвычайно любезно, уверяли его, что им, дабы не возбуждать подозрений Парламента, будет разумнее, избегая бесед с глазу на глаз, поддерживать сношения через третьих лиц. Одним из таковых был сэр Эдуард, служивший в армии короля с самого начала войны и женатый на сестре Айртона - человек благонамеренный, но совершенно неспособный разгадать коварные замыслы своего деверя.

Беркли же не встретил со стороны Кромвеля и Айртона тех знаков уважения, на которые рассчитывал, и, объяснив это их недалекостью, обратился к другим людям, занимавшим не столь видное положение, но, как казалось самому Беркли, более влиятельным в солдатской среде: д-ру Стензу (сей доктор медицины стал генерал-квартирмейстером армии) и главе разведки армии Уотсону. Оба они были известными фанатиками, врагами пресвитериан и членами Военного совета, а кроме того, пользовались доверием Кромвеля, по указанию коего и принялись усердно обхаживать Беркли, превознося до небес его ум и полководческий талант, чем без труда расположили к себе тщеславного сэра Джона. Они рассказывали ему о заседаниях офицерского совета, и полученные от них сведения часто противоречили сообщениям Ашбурнема; по-видимому, именно Стенз и Уотсон первыми стали внушать королю (через посредство Беркли), что ему не следует ждать от Кромвеля никаких услуг и что на его жизнь готовится покушение.

Я не думаю, что Беркли было известно, какие дальнейшие планы имел король, готовясь бежать из Гемптон-Корта; и, сказать по правде, я не уверен, что сам король, садясь на лошадь,твердо знал, что он будет делать теперь. Некоторые полагают, что он хотел направиться в Сити, другим кажется, что целью его был остров Джерси (почему король и спросил Ашбурнема: «А где же корабль?»), достоверно одно - искать убежища на острове Уайт король никогда не думал. И мне представляется, что Ашбурнем - который еще не оставил надежд на офицеров,так как считал, что перемена к худшему в отношении армии к королю вызвана злобой агитаторов и левеллеров - мог иметь в виду Уайт с самого начала, то есть с того момента, когда король счел необходимым бежать из расположения армии; рассеять же его страхи было очень трудно, ведь в ту пору со стороны Его Величества и в самом деле было гораздо естественнее опасаться убийства, нежели того, что его враги совершили впоследствии. Далее, Ашбурнем питал столь глубокое отвращение к шотландцам, что не ждал ничего доброго и от их собратьев, пресвитериан Сити, и всячески отговаривал короля от мысли искать убежища у этих последних (к чему многие склоняли Его Величество); а его ненависть к шотландцам и пресвитерианам, всем хорошо известная, была одной из причин любезного обхождения с ним армейской верхушки. Офицеры часто жаловались Ашбурнему на овладевший солдатами левеллерский дух, который, твердили они, представляет ныне опасность для короля, а в будущем может обернуться серьезной угрозой для них самих; и внушали ему, что побороть этот дух, пока король находится в армии, им не под силу, но если Его Величество окажется в каком-то другом месте, то они быстро приведут солдат к повиновению. Не исключено, что в одной из подобных бесед кто-то из офицеров упомянул остров Уайт как надежное убежище, а полковника Гаммонда - как человека честного и благонамеренного, а запись этого разговора, сделанная Ашбурнемом, и попалась на глаза лорду Лангдейлу. Однако сам Ашбурнем неизменно утверждал, что такой бумаги никогда не видел и что он не имел в виду остров Уайт в тот момент, когда король покидал Гемптон-Корт; последующие же события его жизни не позволяют нам усомниться в его преданности королю. А потому весьма вероятно, что Кромвель, который ненавидел Ашбурнема, несколько лет спустя посадил его в Тауэр и замышлял убить, желал уничтожить его репутацию, внушив всем мысль, будто Ашбурнем по собственному почину и без ведома своего господина привез его на Уайт - ведь такой поступок, пусть даже совершенный с самыми благими намерениями, выглядел бы в глазах англичан как чудовищное преступление. >