Настоящий Дракула - Макнелли Рэймонд Т.

В целом европейские державы с настороженностью отреагировали на исходившие из венгерской столицы официальные объяснения ареста Дракулы. Среди первых венгерский двор счел нужным известить о его причинах дожа Венеции Кристофоро Моро и сенат Венецианской республики через искушенного в дипломатии посланника Моро в Буде Пьетро Томази. Тот исправно отражал все объяснения венгерского двора в своих дипломатических депешах, не трудясь добавлять от себя какие-либо комментарии. Правда, в венецианском сенате умели читать между строк дипломатических донесений, и, не удовлетворившись до конца официальными объяснениями, сенаторы потребовали, чтобы посол Томази представил дополнительные факты касательно «точных обстоятельств ареста Дракулы». Не имея возможности разузнать эти факты, посол Томази, которому чутье и опыт подсказали, что венгерское дипломатическое ведомство намеренно извращает реальные обстоятельства ареста Дракулы, счел неприемлемым и дальше предоставлять своему правительству искаженную информацию и вместо этого подал прошение об отставке, в чем ему было отказано сенатом республики. При венгерском дворе, хорошо информированном через своих шпионов, которые не гнушались перехватывать даже дипломатическую почту, заподозрили, что венецианский дипломат слишком много знает, и Томази от греха подальше был выслан из Буды как персона нон-грата. Этот шаг ожидаемо вызвал возмущение Венецианской республики, и сенат дал новому послу Джованни Аймо инструкции «выяснить всю правду о переговорах Дракулы с Матьяшем», а также установить, не заключил ли король Матьяш тайного перемирия с турками. В свете инструкций сената новому послу напрашивается вывод, что по крайней мере Венецианская республика не клюнула на данные венгерским королем официальные объяснения, почему Дракула был арестован.

Если Венеция скептически отнеслась к официальному сообщению венгерского престола, то папский двор в Риме открыто поставил его под сомнение, хотя на первых порах папа Пий II счел благоразумным принять объяснения венгров за чистую монету. Однако в Римской курии, хорошо осведомленной о героических подвигах Дракулы на Дунае, тоже отказывались поверить, будто первейший из крестоносцев вдруг решил изменить своей клятве дракона и переметнуться к султану. Именно с целью выяснить всю правду о реальных причинах ареста Дракулы королем Матьяшем папа Пий II направил в Буду нового легата Никколо Модруссу. Папа дал Модруссе наказ обратиться лично к королю и при возможности познакомиться с самим Дракулой. (Во многом благодаря этим инструкциям папы Модрусса, добившийся встречи с именитым арестантом короля, оставил нам самое подробное описание физического облика валашского воеводы, во многом совпадающее с портретом кисти неизвестного художника Ренессанса, с натуры написавшего Дракулу при венгерском дворе.) Другие влиятельные современники тоже высказывали недовольство арестом Дракулы, и в их числе польский историк и дипломат Ян Длугош, дерзнувший обвинить короля Матьяша в том, что тот действовал в сговоре с турками, — очевидный намек на мирный договор, действительно подписанный Матьяшем с турками. Даже придворный историограф короля Матьяша Бонфини делал туманные намеки, что в деле с арестом Дракулы «король поступил вопреки общему мнению». Одно было ясно — тюремное заключение Дракулы создало щекотливую «дипломатическую проблему», и в интересах венгерского короля было как можно скорее разрешить ее. Большинство европейских сановников и дипломатов просто не желали слушать его причин и резонов, почему он не смог выступить в Крестовый поход.

Проблема тюремного заточения Дракулы в Венгрии «на протяжении примерно 12 лет», как впоследствии выразится русский дипломат Фёдор Курицын, ставит перед историками серьезные трудности. Новые свидетельства дают некоторые основания предположить, что, как только Дракула оказался вне досягаемости мстительных трансильванских саксонцев, его поместили под домашний арест на правах привилегированного узника. Сначала его удерживали в крепости Вац, а позже заточили в прекрасном летнем дворце в Вишеграде, стоявшем на вершине холма над живописной излучиной Дуная; в этом дворце король Матьяш обычно развлекал почетных гостей. О положении Дракулы как неофициального узника свидетельствует тот факт, что его имя не значится в реестре политических изгнанников, содержавшихся в строго охранявшейся тюрьме под названием Соломонова башня, которая стоит на берегу Дуная и к настоящему моменту уже прекрасно отреставрирована. Обширный дворцовый ансамбль в Вишеграде во времена короля Матьяша Корвина стал средоточием расцветавшей культуры венгерского Ренессанса — вот и сегодня здесь проводят бережные археологические раскопки и частичную реставрацию. По примеру семейства Медичи во Флоренции король явно примерял тогу покровителя просвещения и искусств. Он приглашал иноземных гостей посетить Вишеград, желая поразить их воображение великолепием своего правления, воплощенным в бесчисленных произведениях искусства, которые украшали залы главного дворца, кстати, недавно вновь открывшегося для посещений.

^{Вот каким художник увидел летний дворец в Вишеграде над излучиной Дуная. В башне этого дворцового комплекса Дракула просидел под домашним арестом с 1462 по 1474 г. Опоясывающие дворцовый ансамбль стены спускаются к Дунаю, где на берегу стоит Соломонова башня. Королевский дворец располагается на вершине холма. Даже если Дракулу содержали в башне, он должен был часто появляться во дворце, когда король устраивал приемы для важных иностранных делегаций (в частности, для турецкого посольства). С любезного разрешения Национального туристического бюро Венгрии в Вишеграде}

Когда король Матьяш бывал в Вишеграде, Дракулу нередко приглашали во дворец, и со временем он сделался объектом живого интереса придворных и иностранных дипломатов, заинтригованных его противоречивой славой. Многие из исторических анекдотов о Дракуле, которые позже ходили по всей Европе, были записаны именно во времена его так называемого заточения. В Вишеград зазывали видных портретистов, чтобы те запечатлели на своих полотнах черты валашского воеводы. Вполне вероятно, что оригинал портрета, копия которого сохранилась в так называемой Галерее диковин замка Амбрас в Тироле, изначально был заказан самим королем Матьяшем.

Когда дело дошло до подписания Матьяшем того самого перемирия, которое он ранее заключил с турками, и по такому случаю в летнюю резиденцию венгерских королей прибыла делегация султана Мехмеда, Матьяш дал аудиенцию турецким дипломатам в присутствии Дракулы. Он прекрасно осознавал, какой психологический эффект это возымеет на турок: даже будучи пленником, грозный воевода Колосажатель одним своим видом был способен нагнать на турок такую жуть, что по их хребтам наверняка пополз предательский холодок страха. Таким изобретательным способом Матьяш ненавязчиво давал понять своим недругам, какое страшное оружие он держит в рукаве — на случай, если султан вздумает нарушить условия их перемирия. В сущности, за время своего заточения в Вишеграде Дракула сделался живой легендой венгерского двора.

Два независимых источника, которые описывают пребывание Дракулы в заточении, сообщают о диких причудах в его поведении. Так, русский дипломат Курицын повествует нам: «Рассказывали о нем, что и сидя в темнице не оставил он своих жестоких привычек: ловил мышей или птиц покупал на базаре и мучил их — одних на кол сажал, другим отрезал голову, а птиц отпускал, выщипав перья» [44]. Некоторые подробности, которые епископ города Эрлау (венгерское название — Эгер. — Прим. перев.) Габриэль Рангони приводит в послании папе Сиксту IV от 1476 г., тоже наводят на мысль, что в заточении Дракула временами вел себя за гранью нормальности. «Не имея сил превозмочь своей порочной натуры, — писал епископ, — он ловит мышей и режет их на кусочки, насаживает на тонкие палочки, в точности как раньше сажал на колья людей». Маловероятно, чтобы один из этих документов мог быть скопирован с другого, и потому историку остается признать, что написанное в них, по крайней мере, могло иметь место, каким бы диким это ни выглядело, и далее сделать вывод, что за «манией колосажательства» крылось нечто более серьезное, чем склонность к безрассудствам.