Анатомия «кремлевского дела» - Красноперов Василий Макарович

Кроме всего прочего это был звоночек для М. С. Металликова (на тот момент заместителя главного санитарного инспектора СССР). Михаил Соломонович приходился братом Брониславе Металликовой, второй жене А. Н. Поскребышева, заведующего “особым сектором” ЦК ВКП(б) и канцелярией Сталина. Сестра жены Металликова Аси Рябухиной, Анна Рябухина, была когда‐то замужем за старшим сыном Троцкого Львом Седовым и имела от него сына, тоже Льва. Этот факт был хорошо известен в среде работников аппарата ЦК, и компромат на Металликова и Поскребышева регулярно поступал в партийные инстанции, оттуда переправлялся в НКВД и оседал там в секретариате (доносили, например, что в одном из номеров “Вечерней Москвы” за 1934 год [508] появилась фотография Георгия Димитрова с детьми, сделанная, если верить подписи, в подмосковном санатории. На деле же, сообщал доносчик, фотография была сделана на даче Металликовых, причем из трех детей, запечатленных рядом с Димитровым, двое оказались детьми Металликовых, а третий – сыном Анны Рябухиной, то есть внуком “обер-палача” Троцкого [509]). Все это окончилось арестом Металликова летом 1937 года и последующим его расстрелом. Затем чекисты “изъяли” и жену Поскребышева, в результате чего Александру Николаевичу пришлось жениться в третий раз – спасти Брониславу от расправы ему не удалось.

Но в 1935 году до расправы с семьей Металликовых еще не дошло. Поэтому чекисты наметили другую жертву – никому не известного врача Михайлова, близкого знакомого Мухановой. Тем более что уже добились от Розенфельд соответствующих показаний. Однако здесь они столкнулись с категорическим отказом Екатерины признаться в том, будто она просила у Михайлова яд и говорила об этом с Розенфельд. Здесь Муханова проявила такое упорство, что протоколы ее допросов (если они были) не высылались Сталину и Ежову на протяжении двух следующих недель. В течение этой паузы, например 15 марта, следователи С. Г. Гендин и Н. Н. Бриччи продолжали допрашивать Константина Муханова, выжимая из него компромат на сестру. Константин, спасая себя, показывал то, что требовали следователи:

Не забыл Константин уточнить, что разговор о Шарлотте Корде происходил в квартире сестры Екатерины Марии Мухановой, да еще в присутствии художника-архитектора Владимира Яновича Головского. Упоминание этих лиц в контексте террора вело к их неминуемому аресту. Неизвестно, кто именно из чекистской братии обратил внимание на эту “Шарлотту Кордэ”, но сравнение настолько понравилось, что его стали широко использовать при составлении протоколов. Например, вызвав 16 марта на очередной допрос А. Ф. Шарапову, следователи СПО получили от нее такие показания:

То есть, если верить чекистским протоколам, и Муханова, и Розенфельд были готовы взять на себя роль Шарлотты Корде и охотно рассказывали об этом всем окружающим.

Правда, с ядом никак не получалось. Следователь Сидоров спросил у Шараповой, какие разговоры о ядах она вела с Ниной Розенфельд. Ответ полностью совпал с показаниями самой Розенфельд:

Однако о терроре Шарапова ничего показать не могла. Она признавала, что рассказывает не все, что ей известно о “контрреволюционной” деятельности Розенфельд и других лиц, но не по злому умыслу, а лишь потому, что память подвела.

66

Четырнадцатого марта был в очередной раз допрошен и М. В. Корольков. Он оказался для следствия просто неиссякаемым кладезем сведений о семье Розенфельдов. Допрашивать Михаила Васильевича выпало следователям Иностранного отдела ГУГБ А. С. Славатинскому и Д. М. Смирнову. Они занялись подробным выяснением взаимоотношений между Л. Б. Каменевым и его родственниками. Корольков охотно сообщил, что отношения Льва Борисовича с братом всегда были теплыми и дружескими и Каменев как мог старался помочь брату материально, давая ему, например, возможность получать заказы на оформление книг в издательстве “Академия”, которым до ареста руководил. В свою очередь, Николай Розенфельд и его бывшая жена Нина Александровна всегда испытывали “исключительный пиетет” по отношению к Каменеву. Поэтому, когда Каменева арестовали, Розенфельды‐де прониклись бешеной злобой к Сталину, а Нина Александровна якобы кричала, что она способна лично уничтожить Сталина – особенно, по словам Королькова, Розенфельдов выводил из себя факт конфискации у Каменева личного имущества и библиотеки. Когда следователи попросили Королькова дополнительно припомнить знакомых семьи Розенфельдов, тот назвал Юрия Стеклова-Нахамкиса (которому немало страниц в своем дневнике посвятил и Михаил Презент), а также его сына Владимира (Гульку). С ними якобы особенно был дружен Борис Розенфельд. Также Борис был дружен с Сергеем Седовым. Рассказал Корольков и о второй жене Николая Борисовича – Елене Легран. Ее бывший муж Леон Евграфович Хосроев, с детства друживший с Ниной Александровной и бывавший в гостях у Николая Борисовича, одно время заведовал домом отдыха ГАБТа в Тарусе (он вообще был человеком авантюрного склада, сменившим множество профессий: по словам Королькова, окончил перед империалистической войной университет по юридическому факультету, после Октябрьской революции был наездником на бегах, а до этого работал в Ленинградском уголовном розыске). Услышав это, чекисты встрепенулись и со всей проницательностью поинтересовались у Королькова:

Но выстрел оказался холостым. Выяснилось, что Хосроев никакого отношения к злосчастной путевке не имел. Тем не менее следователи живо заинтересовались Леоном Евграфовичем – уж больно колоритная фигура! Юрист по образованию, но после революции вдруг стал наездником (впрочем, для осетина это не было столь уж невероятным). Не служил ли он у белых, поинтересовались следователи, не подвергался ли арестам при советской власти? Корольков не знал. Но сообщил, что Леон Евграфович знаком с Ниной Розенфельд с дореволюционного времени. Все связи, объединявшие этих людей – Королькова, Хосроева, Николая Розенфельда, Елену Легран, Нину Есаеву, – сплелись в один тугой узел, который сегодня, пожалуй, уже не развязать… А следователи в 1935 году и не ставили перед собой такую задачу. Но все же они решили, что Хосроев им понадобится. Поэтому нужно было добыть хоть какой‐нибудь компромат на него. И Корольков помог: