Анатомия «кремлевского дела» - Красноперов Василий Макарович

69

Шестнадцатого марта следователи Гендин и Бриччи в очередной раз вызвали на допрос Константина Муханова [521]. Допрос был не рядовой – важный. Под воздействием чудотворных чекистских сил обретала плоть новая “террористическая” группа. На прошлом допросе Константин уже называл фамилию В. Я. Головского. Теперь настал черед притянуть к следствию всех остальных знакомых, посещавших квартиру Мухановой или бывавших вместе с Мухановой на дружеских вечеринках в других квартирах, например, в квартире на Полянке, где когда‐то снимала угол мать Екатерины и Константина Елена Петровна (об этом мы знаем из доноса Л. Е. Бурковой [522]). Очевидно, детали были проработаны заранее, предварительные показания получены без составления протоколов, а теперь предстояло лишь оформить все официально. Следователи приступили к легализации предварительно полученных показаний с места в карьер: потребовали, чтобы Константин очертил круг знакомств Екатерины Мухановой под протокольную запись.

Константин назвал 13 человек, из которых остановимся на тех, кто был впоследствии втянут в орбиту “кремлевского дела” (поскольку эти люди канули в бездну практически бесследно, приходится пользоваться сведениями, содержащимися в чекистских протоколах допроса):

1) Супружеская чета Чернозубовых – Владимир Николаевич и Людмила Анатольевна (в девичестве Сурханова). По показаниями Людмилы,

О каком именно должностном преступлении идет речь – не до конца ясно. По показаниям Константина Муханова, Владимир “был арестован и выслан на Север как валютчик”. Это якобы произошло в первой половине 1934 года. На следующем допросе 20 марта Константин уточнил свои показания:

(Валютчик не валютчик, спекулянт не спекулянт, но излишней наивностью отличался Владимир. Как заметил Константин Муханов, “мне вспоминается одно из заявлений Владимира Чернозубова о том, что “здесь (то есть в его квартире) можно смело все говорить, так как стены здесь не имеют ушей” [525].) В чекисткой справке указано, что Владимир был арестован по “закону о трех колосках” (то есть по Постановлению ЦИК и СНК СССР от 7 августа 1932 года, предусматривавшему строгие кары за хищение “социалистической собственности”) и приговорен к расстрелу с заменой его на 10 лет лагерей. Интересно, что после начала разработки “контрреволюционной группы” чекисты не сочли нужным этапировать его из лагеря в Москву, так что к следственным действиям он не привлекался. Удовольствовались показаниями его супруги – так было проще. Сама Людмила, как указали чекисты, “1896 года рождения, уроженка гор. Ленинграда, происхождением из дворян, художница музея Народоведения”, сообщила на допросе, что ее отец был преподавателем рисования. Однако позже под давлением следователя вынуждена была признаться, что Анатолий Каспарович Сурханов “никогда не был преподавателем рисования. Он всю свою жизнь был кадровым офицером царской армии. Революция его застала в чине капитана”. Да даже не капитана, а полковника.

Первый муж Людмилы – врач Георгий Аркадьевич Шварц —

По показанию Константина Муханова, до ареста Людмила работала в Парке культуры и отдыха; “незадолго до ареста и высылки мужа уехала в Среднюю Азию” [528], надеясь, очевидно, затеряться на просторах СССР и избегнуть пристального внимания “органов”. На момент ареста Людмила числилась научным работником Республиканского историко-краеведческого музея в г. Сталинабаде (Таджикская ССР). После ареста она была этапирована в Москву. По итогам следствия получила приговор ОСО к пяти годам лагеря. Срок отбывала на Соловках. В базе данных имеется информация о ее втором аресте в 1937 году. Этот лагерный арест, произведенный в разгар массовых операций по ликвидации “антисоветских элементов”, окончился заочным расстрельным приговором особой тройки УНКВД ЛО и “первым соловецким этапом” на Сандармох.

2) Супружеская чета Чернозубовых – Виктор Николаевич и Евгения Эмильевна (в девичестве Мотте). Здесь тоже ситуация не совсем ясна. После ареста Евгения Эмильевна наотрез отказалась давать показания о муже. Она лишь призналась, что муж служил у белых, но подробности этой службы ей якобы неизвестны; “и вообще я о муже отказываюсь давать какие‐либо сведения”. На вопрос следователя о причине отказа Евгения ответила: “Мне о нем тяжело говорить” [529]. Евгения лишь показала, что Виктор в 1924 году был осужден к пяти годам тюремного заключения за соучастие в выдаче белым властям своего сослуживца-коммуниста; впоследствии этот срок был заменен тремя годами. В чекистской справке указано, что Виктор – инженер-строитель. По показанию Константина Муханова, “последние годы работал инженером в “Союзкоже”, не имея специального образования” [530]. Более подробные сведения о Викторе сообщила на допросе Людмила Чернозубова, жена его брата Владимира:

Судьба Виктор Чернозубова до конца не ясна. Нет никаких сведений о том, арестовывался ли он по “кремлевскому делу” или позже. Константин Муханов на допросе показал, что Виктор “сейчас лежит в больнице в последней стадии туберкулеза” [532]. Возможно, чекисты решили не связываться со смертельно больным, хотя при необходимости их бы и это не остановило. Что касается Евгении Эмильевны, то сведения о ней чекисты приводят такие: 1901 года рождения, уроженка г. Харькова, беспартийная, дочь инженера, пайщика завода сельскохозяйственных машин Гельферих-Саде в гор. Харькове. Отец умер в 1911 году. На момент ареста Евгения служила экономистом ЦУНХУ, ее мать была жива, а брат Валентин, по ее показаниям,