История Великого мятежа - "лорд Кларендой Эдуард Гайд"

Существовало, по-видимому, достаточно доводов, которыми можно было бы переубедить королеву, и Его Величество искренне желал, чтобы супруга оставила свой замысел, но ее страхи и смятение ее души, усугубляемые телесным нездоровьем, достигли такой степени, что разум и учтивость вынудили окружающих подчиниться ее воле. А потому около начала апреля королева отправилась из Оксфорда на запад; совершая медленные неспешные переезды, она благополучно добралась до Эксетера, где предполагала задержаться вплоть до своего разрешения от бремени (до родов Ее Величеству оставалось чуть более месяца); там, недоступная для страхов и тревог, она вновь обрела душевный покой.

Теперь, около середины апреля, от Его Величества требовалась величайшая проницательность, чтобы предугадать, каким образом попытается Парламент использовать свои громадные, беспрестанно пополняемые новыми наборами силы, и, соответственно, определить, что сможет предпринять он сам в грозившей ему крайности. Известие о том, что Уоллер не оставил планы похода на запад, вынудило короля отдать приказ всей своей армии собраться близ Малборо. Он сам явился туда и, к великому своему удовлетворению, обнаружил, что даже после всех потерь и неудач войско его насчитывает не менее шести тысяч пехоты и свыше четырех тысяч кавалерии. Армия простояла там несколько дней с тем, чтобы следить и наблюдать за движениями Уоллера и при первом удобном случае дать ему бой. В Малборо обсуждались всевозможные меры на будущее; предлагалось вывести гарнизоны из Ридинга и других мест, дабы усилить таким образом полевые войска. Впрочем, ни к чему определенному так и не пришли и только решили дождаться яснейших свидетельств о планах парламентских армий.

Итак, король вернулся в Оксфорд, где по собственной просьбе созванных там членов Парламента, уже сделавших для короля все возможное, они были на время распущены, и теперь собирались ехать в свои графства, дабы, открыв народу глаза на то, что искреннее стремление короля к миру было дерзко отвергнуто Парламентом, побудить своих земляков к оказанию всей возможной помощи Его Величеству. Предполагалось, что они вновь соберутся в Оксфорде в октябре.

А чтобы Его Величество, когда придет время выступать в поход, мог взять с собой большую часть солдат оксфордского гарнизона, горожан убедили завершить уже начатое ими формирование собственного полка, и они довели его численность до тысячи человек.

Набраны были еще два полка, состоявшие из джентльменов и их слуг, а также студентов различных колледжей и холлов университета. С момента открытия королем кампании до возвращения его в Оксфорд полки эти добросовестно несли службу. Сверх того, все лорды объявили, что при любых чрезвычайных обстоятельствах они готовы посадить на коней своих слуг, дабы иметь сильные отряды на случай непредвиденной военной нужды. Лорды сдержали слово и в то лето совершили со своими людьми несколько важных и значительных боевых дел.

Между тем перемены в расположении неприятельских сил, равно как и все сведения, какие удавалось раздобыть, приводили к мысли, что Уоллер отказался от похода на запад (или что поход этот отложен), что все старания употребляются ныне для скорейшего пополнения его и графа Эссекса армий, и что ни одна из них не начнет действовать, прежде чем обе не будут укомплектованы таким числом солдат, с которым ни Уоллер, ни Эссекс до сих пор ни разу не выступали в поход. А потому королевская армия отошла от Малборо к Ньюбери, где и оставалась около месяца, готовая, смотря по обстоятельствам, следить на движением противника, оказать помощь гарнизонам Ридинга и Уоллингфорда или усилиться войсками из тих городов.

Несколько раз, и всегда при больших разногласиях, на военном совете обсуждался вопрос о том, как следует распорядиться гарнизонами после открытия Его Величеством кампании, и сам король после всех этих споров так и не пришел к определенному мнению. Свои соображения на сей счет он изложил в письмах к Руперту, требуя совета у принца, который, дав ответ королю и получив от него новые послания, спешно направился из Честера в Оксфорд для личной встречи с Его Величеством. Наконец было принято твердое решение: гарнизоны Оксфорда, Уоллингфорда, Абингдона и Бенбери пополнить и усилить всей имеющейся пехотой, крупный корпус кавалерии оставить близ Оксфорда, а все прочие войска послать на запад в помощь принцу Морицу. Если бы план этот осуществлялся настойчиво и упорно, он мог бы увенчаться большим успехом, ведь обе вражеские армии, поставленные им в тупик, не знали бы, что делать, и ни одна из них не рискнула бы предпринять осаду какого-либо из этих укрепленных городов, имевших гарнизоны, превосходно снабженные нужными припасами и готовые дать решительный отпор. Равным образом, со стороны Уоллера и Эссекса было бы опрометчиво удаляться на сколько-нибудь значительное расстояние, оставляя у себя в тылу неприятеля, который, быстро и без труда соединившись, мог бы сорвать любой их поход.

Но если предложить королю подобный план (который, если бы ему последовали, доказал бы, вероятно, свою основательность) при тогдашнем его затруднительном положении было совсем не просто, то из-за злосчастного нрава людей, призывавшихся на эти советы, решения, принятые там после самого серьезного обсуждения, редко исполнялись с надлежащей твердостью и целеустремленностью — напротив, их изменяли после кратких дебатов и под влиянием доводов, уже вполне опровергнутых прежде, ведь некоторые лица, нерешительные и непостоянные по своему характеру, вечно терзались сомнениями даже после того, как их собственные предложения встречали полное одобрение; другие же, самоуверенные и упрямые, не желали в чем-либо отступать от высказанных ими однажды мнений, какими бы неразумными те ни были и как бы серьезно не изменялись внешние обстоятельства. Да и сам король нередко принимал в расчет не самый совет, ему данный, но скорее личность собеседника — сообразно тому, пользовался ли последний его благосклонностью или пребывал в немилости; и вдобавок всякий раз относился с величайшим подозрением или по крайней мере доверял меньше, чем следовало, собственной способности суждения (хотя, доверившись ей, он редко ошибался так грубо, как другие люди).

Единственными особами, с которыми совещался король о делах своей армии и том, как следует вести войну, были (помимо принца Руперта, в ту пору отсутствовавшего) главнокомандующий граф Брентфорд, лорд Уилмот, начальствовавший над кавалерией, лорд Гоптон, обыкновенно возглавлявший отдельное войско и не часто бывавший при армии короля, но тогда как раз находившийся в Оксфорде, сэр Джейкоб Астли, генерал-майор, лорд Дигби, государственный секретарь, и сэр Джон Колпеппер, хранитель свитков, ибо никто из членов Тайного совета (кроме двух названных) не приглашался для обсуждения военных вопросов, хотя с некоторыми из них впоследствии советовались в видах наилучшего исполнения и осуществления уже принятых решений.

Главнокомандующий — хотя когда-то он был, несомненно, хорошим офицером, имел обширный опыт и до сих пор оставался человеком безупречно храбрым и честным — теперь заметно сдал, а давняя и закоренелая привычка пить сверх всякой меры сильно притупила его ум, и прежде не блиставший живостью и глубиной, ведь Брентфорд всегда отличался самым крайним невежеством, какое только можно вообразить. Вдобавок он стал туговат на ухо, и часто делал вид, будто не слышал о том, на что в свое время согласился, но от чего впоследствии нашел нужным отпираться. Он был немногословен, чрезвычайно уступчив и обыкновенно высказывал такие мнения, которые, как он знал заранее, придутся по вкусу королю.

Уилмот был человек надменного и честолюбивого нрава, забавно шутивший, но худо соображавший, ведь он никогда не принимал в расчет более одного обстоятельства сразу, зато об этом одном размышлял с таким нетерпеливым усердием, что все прочее казалось ему не заслуживающим внимания. С самого начала войны он выказывал совершенное нежелание как-либо сообразовываться с мнениями Тайного совета, полагая, что всеми делами короля (которые зависели от успехов армии) должны управлять и руководить единственно лишь солдаты, люди военные, и что никаким другим советникам Его Величество доверять не должен. Пока принц Руперт находился в Оксфорде, его крайнее предубеждение или скорее глубочайшая личная неприязнь к этому человеку имели своим следствием то, что все сказанное или предложенное Уилмотом встречало резкие возражения или даже обидным образом отвергалось; да и король, судивший по тому, что он успел услышать о Уилмоте или разглядеть в нем сам, не обнаруживал к нему особого благоволения и не слишком высоко ставил его способности. Но теперь, в отсутствие принца, будучи вторым человеком в армии и при этом глубоко презирая старика главнокомандующего, единственного стоявшего над ним начальника, Уилмот необыкновенно возгордился и возомнил, что все вокруг обязаны следовать его советам и подчиняться его указаниям. Благодаря своему веселому нраву и чрезвычайной общительности (а тут он прямо-таки блистал талантами, умея расположить к себе любую компанию) Уилмот сделался настолько популярен среди офицеров, особенно кавалерийских, что приобрел в армии воистину громадное влияние, которое всячески старался сделать очевидным для короля, дабы Его Величество больше им дорожил. На военном совете он всегда выражал свои мнения с крайней категоричностью и не терпел возражений, а поскольку всего чаще возражали ему два члена Тайного совета, государственный секретарь и хранитель свитков, имевшие, как он замечал наибольшее влияние на короля, то Уилмот пускал в ход все хитрости, чтобы внушить офицерам недоверие и нерасположение к этим особам, пересказывая своим товарищам все, что говорили они на совете; а будучи навеселе, твердил старику главнокомандующему, что они-де покушаются на его исключительные права и больше, чем следует, вмешиваются в военные дела, отчего граф Брентфорд выказывал менее готовности прислушиваться к их советам, сколь угодно разумным и своевременным, а королю часто приходилось брать на себя труд его переубеждать.