Ядра неслись на курган без остановки, с фронта, из центра французских позиций, и с фланга, с занятых флешей. Кавалеристы Корфа и пехота Остерман-Толстого уже подошли к холму. Петя, стреляя из отрытой еще ночью траншеи, услышал крик: «Французы слева!»
Это была кавалерия — неудержимая, словно лавина. Петя, стиснув зубы, тяжело дыша, поднимая свое ружье, сказал: «Нет, сюда мы вас не пустим».
— Держаться до последнего, — передавали по рядам, — отбить атаку.
Он стрелял, не останавливаясь. Петя всегда был очень метким, и отец только улыбался: «Это ты в меня, конечно, такой». Французы замедлили движение. Петя, приглядевшись, заметил человека в мундире генерала кирасиров. Его русые волосы развевались под легким, послеполуденным ветром, сабля в руке была обнажена. Французы ринулись на холм, сзади кричали: «Не отступать, за нами Москва!». Петя подумал: «Слишком близко. Наши артиллеристы уже ничего не сделают, ядра бесполезны».
— За мной! — велел он. Поднявшись во весь рост, выскочив из траншеи, юноша побежал вниз, по склону холма — навстречу французской кавалерии. Солдаты хлынули вслед. Петя вдохнул запах конского пота, грязи, крови. Подняв ружье, ударив штыком, он стащил французского генерала с лошади — тот схватился за разорванное горло. Юноша почувствовал боль в голове, в глазах потемнело. Петя еще успел услышать крик: «Французы! Французы атакуют справа!»
— Это они нас отвлекали, — горько понял Петя. Он упал рядом с трупом генерала и уже не увидел, как войска генерала Богарне, смяв русскую пехоту, врываются на батарею.
Над равниной уже висело заходящее, низкое солнце. Пахло дымом. Наполеон, спешившись, поднявшись на холм, посмотрел в подзорную трубу на дорогу, что вела в сторону Москвы.
— Может, все-таки стоило ввести в дело гвардию? — недовольно подумал он. «Нет, нет, русские отходят. Если нам предстоит еще одно сражение, — у стен Москвы, — надо поберечь войска». Император оглядел покрытую трупами равнину: «Арман, отправь кого-нибудь к генералу Кардозо, пусть проследит, чтобы позаботились обо всех раненых. Сколько у нас пленных русских?»
Арман де Коленкур осторожно ответил: «Не больше тысячи, ваше величество, а может быть и меньше».
— Проклятая страна! — внезапно взорвался Наполеон, пнув сапогом остатки пушки неподалеку.
-Проклятый народ! — он хмуро посмотрел на убитых артиллеристов: «Здесь будет, как в Испании. Такие же дикари, только там они в горах прячутся, а эти — в лесах. Еще и выжгут все, наверняка, чтобы ничего нам не досталось».
— Пойдем, — велел он де Коленкуру — посмотрим на этого мерзавца, связали его?
— Конечно, ваше величество, — адъютант помолчал. Наполеон положил ему руку на плечо: «Мне очень жаль, Арман. Твой брат был одним из лучших генералов, что росли под моим крылом. Не волнуйся, пожалуйста, мы отправим тело Огюста в Париж».
— И другие тела тоже, — мрачно подумал Наполеон, садясь в седло. Земля была устлана трупами. Доехав до ставки, император бросил поводья: «Пошли. Где его держат? Отдельно от других русских пленных, надеюсь?»
— Конечно, — де Коленкур помялся: «Я с вами, ваше величество, вдруг у него оружие какое-нибудь есть. Хотя его обыскивали, конечно…, Мальчишка какой-то».
— Мальчишка, — зло сказал Наполеон, — лишить меня такого офицера….
Они подошли к охраняемой палатке. Наполеон щелкнул пальцами: «Капитана де Лу мне найдите. Этот щенок, — он кивнул внутрь, — должно быть, не понимает по-французски».
— Я его не трону, — мрачно сказал де Коленкур, — обещаю, ваше величество. Хотя его и так избили, когда кирасиры увидели, что это он…, Огюста штыком заколол». Он прищурился: «Мишель уже здесь».
Белокурая голова капитана потемнела от порохового дыма. Наполеон, коротко улыбнулся: «Мне начальник артиллерии доложил, что это вы, капитан, узнали того русского генерала. Как раз после его ранения они и побежали. Спасибо вам».
Мишель устало рассмеялся: «Рад стараться, ваше величество».
Мишель шагнул в палатку: «Папы среди пленных нет и Петьки — тоже. Правда, меня не пустили туда, где тяжелораненые лежали, а дядя Иосиф с Давидом оперировали. Но наверняка, их там и не было».
— Ведро воды пусть принесут, — брезгливо велел Наполеон, глядя на окровавленного, грязного, связанного человека, что был прикручен к столбу в углу палатки. «Мне с ним надо, — император помолчал, — поговорить».
Петя очнулся от холода. Голова невыносимо болела, рубашка и мундир были мокрыми. Юноша, с усилием открыв глаза, увидел перед собой невысокого человека, — с каштановыми, чуть седоватыми волосами. Синие глаза пристально посмотрели на него. Наполеон обернулся к Мишелю: Я хочу знать, как его зовут, и говорит ли он по-французски».
Петя услышал голос брата. Мишель стоял, избегая его взгляда. Петя подождал, пока он закончит. Упрямо сжав губы, юноша покачал головой.
— Хорошо, — усмехнулся Наполеон. «Переведи ему. Кто бы он ни был, он убил генерала Огюста де Коленкура, командующего вторым кавалерийским корпусом». Император показал на русоволосого офицера, с забинтованной правой рукой: «Это его брат, Арман, один из моих адъютантов».
Петя дрогнул рыжими ресницами. Мишель переводил с бесстрастным, спокойным лицом. Лазоревые глаза брата блестели.
— Поэтому, — продолжил Наполеон, — завтра на рассвете его расстреляют, так ему и скажи.
— У него нашли это, — де Коленкур порылся в кармане мундира, — Мадонна, ваше величество. У русских так принято.
Наполеон посмотрел в зеленые глаза: «Где-то я их видел уже. Та шпионка, что в Тильзите подстрелили, родственница Жозефа. У нее похожий взгляд был. Жозеф мне сказал, что она родами умерла, в Лондоне. Прямо, как я — воюю, воюю, а все равно Анна настаивает, что в своей постели скончаюсь».
— Отдай ему, — махнул рукой Наполеон. Мишель, наклонившись, положил икону рядом с Петей. Они вышли, полог опустился. Петя, сквозь зубы, сказал: «Был у меня брат, и нет его больше. Только матушку с батюшкой жалко».
Юноша почувствовал слезы в подбитом, заплывшем глазу и тихо заплакал.
Мишель, с фонарем в руках, подошел к палатке и спокойно сказал гренадеру, что охранял ее: «Его величество велел мне поговорить с осужденным. Майору Кардозо надо его осмотреть. Вы идите, отдыхайте, я здесь останусь».
Давид проводил взглядом солдата — лагерь уже спал, была глубокая ночь. Майор неслышно хмыкнул: «Нас, конечно, обоих расстреляют, Мишель, но я бы сделал, то, же самое».
— Это мой брат, — пожал плечами капитан и шагнул в палатку.
Петя проснулся от прикосновения ловких, бесцеремонных рук.
— Тихо, тихо, — услышал он мужской голос, — мне надо осмотреть вашу голову.
— Болит? — поинтересовался незнакомец.
— Уже меньше, — невольно признался Петя и поднял веки. В свете свечи лазоревые глаза Мишеля сверкали золотистыми искрами.
— Это майор Давид Мендес де Кардозо, сын дяди Иосифа, — коротко сказал ему брат, — ты слышал о нем. Дядя Иосиф спит, он сегодня много оперировал.
Петя ощутил прохладную мазь на своем лице. Его отвязали и юноша, потянувшись, охнул. Давид быстро раздел его. Открыв свою сумку, он стал бинтовать Петю.
— У тебя ребро треснуло, — сказал майор, сквозь зубы, — но это не страшно. И контузия, она пройдет, дня через два-три. Синяки, — он внезапно улыбнулся, — тоже.
У врача было хмурое, смуглое, смертельно усталое лицо. Петя увидел темные круги у него под глазами и тихо сказал: «Спасибо».
— Держи, — Мишель протянул ему какой-то сверток. «Это Давида. Оно тебе, конечно, коротко, будет, но в плечах вы одинаковые».
Петя, быстро надел рубашку, и бриджи, стуча зубами от холода. Сев на земляной пол, юноша натянул сапоги. Он поднял глаза на брата. Мишель, обняв его, шепнул: «Ваши войска к Можайску пошли, догоняй их. Папа в Петербурге, надеюсь?»
Петя невольно всхлипнул: «Братик…». Он вспомнил, как Мишель, еще кадетом, водил его гулять в Летний сад, как они вместе, стреляли в тире, и услышал ласковый голос брата: «Не надо, милый мой. Папе и маме привет передавай».
