Город пробужденный (ЛП) - Суйковский Богуслав

— А что бы ты сделал, Тридон, будь у тебя власть?

— Что? Простой вопрос. Первым делом — завладеть морем. Велика ли разница между военной галерой и торговой? Ну, пентеры купцы не используют, но триремы, биремы… И то добро. Собрать, вооружить — вот тебе и флот. Потом войско. Не этих ваших наемников. Наемник на то и наемник, чтобы проигрывать! Сицилия, Сардиния, Иберия, все побережье Африки было когда-то вашим, а теперь что? Смех, да и только! Нужно собрать войско из одних карфагенян.

— Из наших людей? — Кадмос вспомнил собственные чувства при виде воинов. — Не по адресу! Пуниец не станет солдатом. Это нам чуждо.

— Так ты думаешь? — опытный головорез испытующе взглянул на молодого человека и слегка усмехнулся. — А я думаю иначе. Вот, на море вы всегда среди первых. А для этого ведь нужны отвага и дисциплина. А? И выносливость. А на суше… хм, когда вы строили свое государство, вы были воинами. Потом пришли эти ваши богатства, торговля, ну и вот, видишь?

— Торговля? Но ведь это основа нашего существования.

— Вот именно. Она заслоняет все: и честность, и веру в богов, и любовь к своему городу. Мне-то до этого дела нет. Я даже рад. Карфагенские галеры — что жирная саранча: только собирай, вари в меду да глотай. Но что правда, то правда. Лишь по тебе да по таким, как ты, видно, что из вас еще может что-то получиться. Нужно лишь испытание.

— Испытание? — нахмурился Кадмос. — Старики рассказывают, что было уже испытание. При Ганнибале. И что? Наемники дрогнули при Заме, а город поспешил заключить мир, хоть и позорный, лишь бы мир.

Тридон серьезно кивнул.

— Бывает такое и с первейшими. Афины тоже покорились Филиппу Македонскому. Но что до вас, то я считаю, что вы еще не прошли великого испытания. Ну, потеряли вы провинции, но остались торговля и доходы. Пусть судьба ударит вас по кошельку, вот тогда и посмотрим.

— По кошельку? Так это же коснется лишь горстки богачей. Что они…

— Но они правят! — ядовито рассмеялся пират. — Вас охватила ярость при виде нумидийской галеры, и вы сражались как безумные. А что, если бы римляне встали под вашими стенами?

— Да хранят нас боги от таких испытаний! — мрачно пробормотал Кадмос, а Тридон рассмеялся.

— Верно. Ну, а теперь мы заставим римлян немного испытать их хваленое мужество. Как думаешь? Где нападем?

— Ну, наверное, где-нибудь подальше от портов. Раз ты говоришь, что военных кораблей здесь мало…

— Неверно. Там, где далеко от порта, от любой защиты, люди и сами себя остерегают. К тому же живут они вдали от берега, и поселения там убогие. Ну, я не говорю, что надо их совсем уж оставлять в покое. Высадимся то тут, то там, побегаем по побережью, хе-хе! Хоть жемчуга поищем.

— Жемчуга? На суше?

— Хе-хе, а где же еще? Красивых жемчужин. А такие на Сицилии бывают, бывают! Да и пора уже развлечься, а то живем, как римские весталки, столько времени. Но добычи здесь не найти. Мы двинемся туда, где нас никто не ждет. На восточное побережье, как можно ближе к Сиракузам.

— Но там же флот!

— А да, да. Но в Сиракузах. Уж я-то знаю такие бухточки, где прекраснейшие виллы-инсулы богачей стоят у самого моря, уверенные в римской мощи и защите. Хе-хе, вот туда мы и нанесем визит! Главное — не поджигать, и пока весть дойдет до Сиракуз, мы уже будем далеко.

Он взглянул на молодого товарища и толкнул его локтем.

— Эй, Кадмос, а какие в таких инсулах бывают девки! Боги! Аж не верится, что это такой же человек, как мы, что он должен есть, спать. Кажется — богиньки, созданные лишь для любви. Ну, постарайся добыть что-нибудь эдакое.

— Не хочу! — покраснел Кадмос. — Позабавиться с пленницей — конечно. Положено, да и нужно. Но никаких там воздыханий. У меня есть своя девушка в Карт Хадаште. Лучше не найду.

— Молодые всегда глупы, — пират недовольно пожал плечами.

Первая попытка, однако, не удалась. Бухта к югу от Сиракуз была и впрямь укромной, хорошо защищенной, на холмах виднелось несколько белых, зажиточных поселений, а в парке высились высокие стены какой-то инсулы. Они входили уже в сумерках, гребя медленно, почти бесшумно. Разве что плеск капель, срывавшихся с ровно поднимаемых весел, мог насторожить тех, кто был на берегу. Но порой большая рыба производит больше шума, чем они.

15

— Знаешь, Преция, отъезд уже решен. Завтра на рассвете. Мы должны подняться на борт еще сегодня вечером. Ах, какой у тебя красивый браслет! Покажи, сирийский или вавилонский? Как он идеально подходит к твоей столе. Не бойся! Гай уверял меня, что войны не будет. Карфаген не осмелится защищаться, да и не сможет. Он ведь отдал весь флот, все машины, все оружие.

— Но, Плотина…

— Ты не рада? А я уже сыта по горло этими Сиракузами и ожиданием! Хотя Гай смеется и говорит, что на войне постоянно чего-то ждешь, чтобы потом нестись сломя голову. Вино здесь хорошее, но рыбу готовить они не умеют. А эти здешние дамы с их модой, словно из времен Нумы Помпилия, с их чопорностью… Ох, надоели они мне! Но теперь мы уж точно отплываем. Флот выступает, но идет не прямо на Карфаген, а сперва на юг. У них там какие-то дела. А мы выйдем завтра утром и встретимся с ними у самого города.

— А я все-таки немного боюсь.

— Чего? Ах, Преция, мы ведь плывем на военной триреме, и столько солдат будет на борту. К тому же у Карфагена не осталось ни одной галеры.

— Я боюсь моря.

— Мы принесем дары Нептуну перед отплытием, чтобы он нас не слишком качал. Впрочем, это недалеко. Через два дня будем на месте.

— А Антония наконец решилась?

— Да, конечно. Она просто любит вечно устраивать суматоху, чтобы привлекать к себе внимание. Плывут Ливия, Антония, Децимия, Клавдия, Горация, Тарентия, Ливилла, Юлия Лингина, Юлия Цепиона, ты и я. Ах, Преция, какая волнующая поездка нас ждет! Я, наверное, сегодня не усну!

— Завтра ты будешь бледной, а Марк Перперна так восхищается твоим румянцем.

Плотина пожала плечами.

— Мальчишка! Он мне безразличен! С нами едет Фульвий Флакк.

— О? Он ведь должен был командовать флотом?

— Он примет командование под Карфагеном. А сейчас плывет с нами. Ох, Преция, какой это великолепный мужчина!

— Доспехи ему очень к лицу, — поддакнула младшая из подруг, мысленно добавив: «Потому что не видно ни живота, ни лысины!» Вслух же сказала: — Но ты права, уснуть этой ночью будет трудно.

Пират Тридон тоже не спал, но не от радостного возбуждения, а от гнева. Впервые ему не удалось нападение на намеченное селение. Сам Аид, должно быть, выплюнул из тьмы ту центурию, которой вздумалось заночевать именно там! В такой укромной, тихой бухте! Застигнутые врасплох, римляне тотчас же схватились за оружие и сомкнули ряды. О бое не могло быть и речи; пираты едва успели уйти на свою галеру, да и то со значительными потерями. Хуже всего был бунт гребцов, которые, услышав бой на берегу и хриплые звуки буцин, сзывавших солдат в строй, бросились на оставленных на корабле надсмотрщиков. Нескольким как-то удалось освободиться от оков…

Когда Тридон с товарищами отступил на галеру, он застал на палубах и в трюме ожесточенную, смертельную схватку. Что и говорить, застигнутые врасплох, разъяренные после поражения на берегу, пираты набросились на бунтовщиков, но опомнились слишком поздно, когда в живых осталось всего несколько гребцов.

Тем временем солдаты на берегу построились и начали наступать. Не оставалось ничего иного, как самим пиратам сесть за весла и поскорее уходить от опасного берега.

Но Тридон хорошо знал своих людей и понимал, что в такой ситуации они долго не выдержат; бунт против него, незадачливого «вождя», мог вспыхнуть в любую минуту. Еще до восхода солнца пираты начали браниться, роптать и гребли все неохотнее.

Побережье Сицилии уже скрылось за горизонтом, легкая дымка укрывала беглецов, и Тридон, пользуясь погодой и морем, гладким, как зеркало, спустился в трюм вместе с товарищами, чтобы посовещаться, что делать и где взять новых гребцов. Надсмотрщика Порнака за то, что он допустил освобождение нескольких человек и не подавил бунт в зародыше, немедленно приговорили к смерти и выбросили за борт, а Тридон поклялся богами преисподней и моря, что захватит первый же встреченный корабль, будь то хоть пентера с полным экипажем.