Марта посмотрела на прямую спину герцога. Она, вдруг, еле слышно, сказала: «Надо заканчивать ту войну, Джон. В Европе прекратили сражаться, и там тоже надо».
— Как ты понимаешь, — пасынок распахнул перед ней высокую, резную дверь личных апартаментов дофина, — это не я решаю.
Женщина поджала губы и, молча, вошла в кабинет.
Марта прогуливалась у двери консерватории. Завидев Джованни, женщина помахала. Лето выдалось теплое. Она, подставив лицо солнцу, вдыхая запах свежего хлеба из булочных, решила: «Надо Натаниэля найти, он в Сорбонне. С Джованни и поговорю, раз он там математику преподавать будет. Мальчик как раз должен сейчас диплом получать. Попрошу его письма отвезти, в Америку».
Они знали о том, что Стивен и Элайджа погибли в сражении на озере Эри. Тедди ухитрился передать короткую записку, с американским кораблем, что шел в Сен-Мало. Оттуда конверт доставили в Плимут. Марта до сих пор помнила, как побледнело лицо Джованни. Он тогда встал. Всматриваясь в залитый дождем, осенний сад, мужчина молчал, глядя на мотающиеся под ветром деревья.
— За что, Марта? — только и спросил он. «Сначала Констанца, потом Пьетро, теперь Тони…, Ей ведь всего девятнадцать было, она и так осиротела, а теперь дочь ее тоже круглая сирота».
Марта усадила его в кресло и налила вина: «Мирьям твою правнучку никогда не оставит. Сам знаешь, от Деборы внука ей не увидеть, с этой войной. Когда все закончится, и маленькая Тони подрастет, сюда ее привозите».
— Я не доживу, — вздохнул Джованни. Марта, погладив его по седой голове, шепнула: «Доживешь, милый. Обещаю. Как у вас со свадьбой дела?»
— Почти все готово, — Джованни улыбнулся. «Сразу после Рождества, в Мейденхеде. Они с нами будут жить, конечно, так для всех удобнее. Франческо с матерью часто вместе работает. И Вероника согласна. Надо будет потом всю эту американскую недвижимость продать, и деньги положить в трастовый фонд для маленькой Тони. Тедди мне поможет».
— Это когда мы воевать прекратим, — только и заметила Марта. Потом дверь стукнула, муж весело сказал: «Я очень голодный!». Юджиния спустилась сверху, заявив: «Я тоже!», и Марта велела: «За стол, за стол!»
Джованни был в хорошо скроенном, темном сюртуке, с золотой, масонской булавкой на лацкане. Марта одобрительно сказала: «Новый».
Он усмехнулся: «Изабелла взяла за руку и к портному отвела. Сама понимаешь, в Кембридже я на такое внимания не обращаю, а здесь Париж. Опять же, — он подмигнул Марте, — Теодор приезжает. Он всегда отменно одевался, не хочется от него отставать. А ты почему не там? — он кивнул на раскрытые окна второго этажа, откуда доносилась музыка.
— А что мне там делать? — Марта качнула шелковым, цвета морской воды тюрбаном, что прикрывал ее волосы. «Юджиния и сама отлично справится, мне там болтаться незачем. Ей четырнадцать лет, не ребенок. Об оплате я потом с профессором договорюсь, — Марта указала на мраморную скамейку, что стояла в консерваторском дворе: «Пойдем».
Она искоса посмотрела на Джованни: «Хорошо выглядит. Бедный, как Изабелла тем годом в Лидсе жила, совсем извелся. А сейчас цветет».
— А ты у масонов был? — вдруг спросила Марта.
Джованни кивнул: «Я старший смотритель лондонской ложи и мастер в ложе кембриджской. Мне надо было познакомиться здесь со всеми, сама понимаешь».
— Насчет профессоров…, - задумчиво начала Марта.
Джованни выслушал ее и улыбнулся: «Конечно, я этого мальчика найду. Констанца мне о нем писала, я помню. Ты обед хочешь устроить, перед тем, как Элиза и Мадлен в Ренн уедут?»
Марта кивнула: «Как раз Тео и Теодор сюда доберутся, отдохнут…, И Ната пригласим, он ведь семья». Она развернула письмо: «Сейчас узнаем, ради чего мой сын в тюрьму сел, — Марта коротко улыбнулась и начала читать.
— Милая мамочка, ты только не волнуйся. Пишу тебе из британской тюрьмы в Галифаксе. Я незаконно перешел границу, никак иначе письмо тебе было не отправить. Фразу, что ты мне сказала, я передал начальнику гарнизона. Он обещал отправить его светлости мое письмо. Однако, пока не придет распоряжение из Лондона о моем освобождении, никуда меня не отпустят. Это, конечно, неприятно, но сессия суда начнется только в сентябре. Перо и бумагу мне разрешили, я занят тем, что пишу статьи о конституционном и земельном праве. В Бостоне у меня никогда не хватает времени на такое.
Передай, пожалуйста, дяде Джованни, что тетю Мирьям и маленькую Тони я привез с озер. Они, конечно, будут жить с нами. Могилы я перенес на бостонское кладбище, мы будем за ними ухаживать. Тетя Мирьям уже оправилась, занимается акушерской практикой. У нас, мамочка, счастливое событие. Весной родилась наша Стефания. Она девочка крепкая, здоровая, похожа на Мораг — волосы и глаза темные. Тетя Мирьям принимала роды, все прошло хорошо. Мораг кормит обеих малышек. Тед и Дэвид передают вам привет. Они рады, что дома есть еще две сестрички. Тетя Эстер написала, что Батшева тоже ждет разрешения от бремени, в конце лета. Поздравляю тебя с третьей внучкой, мамочка. Поцелуй Элизу, Жана, Мартина и Юджинию. Твой любящий сын, Тедди.
Они долго молчали, слушая крики мальчишек-разносчиков с улицы, скрип колес карет. Джованни улыбнулся: «Он весь в тебя, конечно, Марта. Ничего не боится Тедди. Молодец».
— Видишь, — тихо сказала Марта, — как взяли они сироту, так и у самих дитя родилось. За Дэвида не волнуйся, Тедди его на ноги поставит. Он у меня такой, — Марта усмехнулась, — не только в меня, но и в деда своего.
— Взяли! — раздался у них за спиной восторженный крик Юджинии. Она приплясывала, держа в руках папку для нот. «Профессор Госсек будет со мной заниматься, три раза в неделю. Он тебя ждет, мамочка…, - Юджиния уселась на скамейку и закатила лазоревые, отцовские глаза: «Боже, не верю. Он сказал, что у меня большой талант, что мне будут аплодировать европейские дворы…»
— Поздравляю, — мать смешливо поцеловала рыжий затылок. «Ты опять тетя, в третий раз. У Тедди и Мораг доченька родилась, Стефания. Сейчас приду, — она пошла к входу в консерваторию. Джованни посмотрел на ее стройные плечи: «Три раза бабушка. И не скажешь. А я прадедушка. Надо будет маленькую Тони в Англию привезти, как война закончится. У Мирьям двое внуков, есть с кем возиться, а мне еще долго ждать. Франческо только обвенчался, а Рэйчел в Лидсе живет, далеко».
Юджиния сидела, вдыхая аромат жасмина — кусты во дворе пышно цвели. Девочка спросила, покачав ногой в атласной туфельке: «Дядя Джованни, а почему женщинам нельзя в консерватории учиться? И вообще, — она повела рукой, — в университетах. Профессор Госсек мне будет преподавать частным образом. Сиди у тети Изабеллы занимается, а все мальчики в школе, в Кембридже. Почему так?»
— Когда-нибудь, — серьезно заметил Джованни, — все это изменится, милая, обещаю тебе. Мама твоя, вернулась. Пойдем, — они встали. Юджиния, сорвав ветку жасмина, воткнула ее в свою прическу, придержав жемчужным гребнем.
— От меня, — пообещала она себе, беря мать за руку, — тоже будет так пахнуть. Жасмином.
Мать нагнулась. Поправив цветок, Марта одобрительно сказала: «Очень красиво, милая».
Над Парижем уже заходило солнце, когда карета остановилась у служебного входа Comedie Francais. Тео, нежно посмотрев на спящего сына, сказала Федору: «Нас не пустят, милый. Двадцать лет прошло, лето, театр на каникулах, все сторожа поменялись».
— Я все равно хочу, — упрямо ответил муж. Открыв дверцу, прихрамывая. Федор подал ей руку. «Пусть спит, — Федор взглянул на Петю, — устал мальчик. Завтра все вместе будем отдыхать, на набережной Августинок. Может, Мишель там? Или все-таки на Эльбе? Его светлость ничего не написал, конечно, но ведь Мишель всего лишь адъютант. Не будет Джон за таким следить».
— Мы его найдем, — шепнула Тео мужу и перекрестилась: «Господи, ты уберег мужа моего и сына от беды, так и второго сына убереги, пожалуйста».
Дверь была приоткрыта, темное пространство входа было освещено одной свечой. Сторож дремал на скамейке, уткнувшись в Mercure de France.
