Юджиния что-то зашептала и серо-зеленые глаза подруги распахнулись.
— Не может быть! — ахнула Сиди.
— Я сама слышала, — кивнула девочка. «Ты за альбомом пошла, а я у фортепиано сидела. Они думали, что я нотами занята».
— Сын Робеспьера, — Сиди присела на бархатную кушетку: «Мадемуазель Бенджаман, конечно, старше, чем на мамином портрете, но, все равно, она такая красавица! Ростом в шесть футов, я таких высоких женщин и не видела никогда. Пошли, — подогнала она Юджинию.
— Кузен Пьер тоже высокий, — подумала девочка, выходя в гостиную. Она увидела его рыжую голову и вдруг, непонятно почему, покраснела.
Когда слуги поменяли тарелки и стали разносить рыбу, Федор смешливо сказал: «В этой гостиной Бенджамин Франклин показывал опыты с электричеством, Антуан Лавуазье демонстрировал химические реакции…»
— Здесь играл месье Моцарт…, - поддержала его жена. Юджиния, невольно, ахнула: «Сам Моцарт! Хотя да, мама, — она повернулась к Марте, — он тебе сонату посвятил».
Федор вспомнил медленное, нежное начало симфонии, и как он тогда смотрел на Тео, — с тоской и желанием. Он ощутил, как жена, под столом, касается его руки.
— Я тебя люблю, — шепнули гранатовые губы, и он только улыбнулся.
— Так можно будет — спросил Федор у Джона, — навещать месье Бонапарта на острове Эльба?
— Отчего же нельзя, — герцог пожал плечами, — это его владение, законное. Ради Бога, езжайте, гостите…., Такая же часть Европы, как и все остальные страны.
Тео поймала взгляд Марты, и вспомнила, как они, втроем, сидели у камина, в квартире на набережной Августинок. Петя ушел гулять по Парижу, они пили вино. Марта была в простом, темном платье. Перехватив взгляд Тео, женщина коротко сказала: «Работала».
— Насчет Мишеля, — заметила тогда Марта, затягиваясь сигаркой, — вы не волнуйтесь. Наверняка, он отправился на Эльбу, вместе с остальными. Я туда по дороге в Неаполь загляну. Отвезу письма от его светлости, и не отстану от капитана де Лу, пока он вам не напишет.
Марта бросила взгляд на два букета роз, что стояли на камине. Она лукаво спросила: «Ты, Теодор, теперь не только белые покупаешь, но и красные?».
Федор потянулся: «Это не от меня. У моей жены, — он подтолкнул Тео, — почти двадцать лет один и тот же поклонник. Кто-то из Санкт-Петербурга. Думаю, мы уже не узнаем, кто. Очень скромный человек, даже записок не присылает.
Тео вспомнила уборную Эрмитажного Театра и высокого, белокурого юношу с букетом винно-красных роз. «Ерунда, — сказала она себе сердито, — не может его величество это делать. Кто-то из аристократов, наверняка»
Когда подали десерт, Тео наклонилась к племяннику и, ласково, сказала: «Я с тобой письма передам, милый. Мы, когда в поместье отца миссис Марты жили, с твоей матушкой были лучшие подруги. И ты уже дипломированный адвокат. Был бы жив твой отец, он бы тобой гордился».
Нат вспомнил холодные, сине-зеленые глаза, и его жесткий голос: «Оставь эти фантазии, университет тебе ни к чему».
— Да, — вздохнул он, — вы правы, тетя. Гордился бы.
После десерта и кофе мужчины поднялись. Петя, когда они прошли в библиотеку, искоса посмотрев на золотую, масонскую булавку на лацкане сюртука Джованни. Он неуверенно спросил: «Дядя, а вы с местными масонами знакомы?»
Темные глаза пристально посмотрели на него. Петя подумал: «Он священником был, мне папа рассказывал. Когда память потерял, после бунта пугачевского. Весь мир объездил, все видел. Господи, мне до них еще расти и расти».
Петя взглянул на отца — тот тихо говорил с его светлостью, Нат углубился в книгу, стоя у открытого шкафа. Пахло хорошими сигарами. Джованни погрел в руках тяжелую, хрустальную рюмку со светлым, драгоценным портвейном: «Знаком, племянник». Он потянулся за пером и бумагой. Быстро набросав что-то на листе, дядя протянул его Пете.
— Ты приходи по этому адресу, — заметил Джованни, — там тебе объяснят, что к чему. Отец твой, — он усмехнулся, — во время оно, тоже масонские собрания посещал. Так сказать, по работе, когда мсье Теодор еще такими вещами занимался». Он внимательно взглянул в голубые глаза юноши: «Ты там появись. С хорошими людьми увидишься».
— Спасибо, — искренне поблагодарил Петя и спросил себя: «Откуда эта косность? Мужчины встают и уходят. Даже не поговорить с дамами, как следует. Очень интересная эта девушка, Джоанна, она так много читала. Надо ее с Никитой познакомить, они друг другу понравятся. Он тоже серьезный».
Нат все перелистывал: «De la littérature des nègres» аббата Грегуара, а потом вздохнул: «Как бы с ним встретиться? Я бы эту книгу на английский перевел. Настоящая антология, все, что написано цветными, в ней собрано. Для нас, в Америке, это было бы очень полезно. А леди Холланд замечательная девушка, конечно. Она такая умная, в философии разбирается. Сама работала, за детьми ухаживала, у врача училась…, Как это она сказала: «Рабство — позорная язва нашего общества, наравне с неравенством классов и угнетением женщины». Она права, конечно. У нас, в Америке, цветные редко где голосовать могут. Надо быть свободным, владеть недвижимостью…, Я могу, но много ли таких, как я? — Нат посмотрел на Петю и решил: «Надо ему сказать. Что это такое, его брат здесь, Мишель его на войне спас, а они даже не увидятся».
В дверь библиотеки постучали. Юджиния, весело, позвала их: «Тетя Тео готова петь».
— Я тоже петь буду, — Петя поднялся. «С мамой — дуэт Дона Жуана и Церлины, и Ein Mädchen oder Weibchen. Из «Волшебной флейты».
Джон рассмеялся, выходя в коридор: «Коронная ария твоего дяди Тедди, Нат. Он зря на сцену не пошел. Хотя юрист из него отменный. Думаю, еще через десяток лет он до Верховного Суда в Вашингтоне доберется».
Нат вздохнул: «Я даже не смогу выступать в массачусетском суде. Ладно, — он посмотрел на Петю, — потом отведу его в сторону, в гостиной, и скажу. Он не выдаст, это его брат».
Марта уже сидела у рояля палисандрового дерева, женщины устроились на диванах. Нат отчетливо почувствовал запах табака. «Тетя Марта курит, — вспомнил он, — не на людях, конечно».
Джоанна поманила его к себе. Посмотрев на книгу в руках у Ната, девушка шепнула: «Мой отец, в молодости, писал статьи для аболиционистских журналов. После того, как в Америке побывал. И ваш отец, я знаю, был видный аболиционист».
— Только я все равно, — горько усмехнулся Нат, — незаконнорожденный.
От нее, понял юноша, тоже пахло табаком, — едва уловимо, — а еще — чем-то горьким, пряным. Джоанна внезапно улыбнулась и усадила его рядом: «Мы можем потом убежать в библиотеку, кузен Нат. Я вам покажу те книги, о которых говорила за ужином». Джоанна оглянулась: «И я там смогу покурить».
— Начнем с Бетховена, — Марта положила руки на клавиши. Петя, глядя на рыжую голову Юджинии, что стояла рядом с роялем, перелистывая ноты, рассмеялся про себя: «Она на Менуху похожа. Такая же смешная, девчонка еще».
Он ощутил на губах вкус имбиря, услышал нежный шепот: «Зол зайн мит мазл!». Юноша тихонько вздохнул: «Пусть тоже — будет счастлива».
На простой, сосновой конторке были разложены бумаги. Дофин, переступив порог маленькой комнаты, недовольно оглянулся: «Что это вы, месье Жан, в какой-то каморке ютитесь, и зачем вам это? — он указал на походную, холщовую кровать.
— Попросил не выбрасывать, ваша светлость, — Джон поклонился и отодвинул рассохшийся стул. «Здесь была адъютантская у Бонапарта, от них осталось. Я, понимаете ли, — Джон стал разливать кофе, — случается, и здесь ночую. Работы много. А что скромно, — он одернул темный сюртук, — так роскошь в нашем деле ни к чему, главное — результат». Он подвинул дофину фаянсовую кружку: «Слушайте».
Маленькое окно выходило на задний двор, теплый, летний ветер шевелил занавеску.
— Как вы понимаете, — Джон обрезал сигару перочинным ножом, — осведомители остались со старых времен. Еще те живы, — он усмехнулся, — что во времена вашего старшего брата доносили. Если человек таков, то он не изменится. Например, — герцог взглянул на дофина, — месье Фуше. Кому он только не служил, а вы его привечаете.
