— У себя, на рю Мобийон- она сняла капор и раскрыла саквояж: «Принесите мне чернильницу и перо. Бланки паспортов у меня всегда при себе, буду выписывать новые документы для капитана де Лу, и его жены, урожденной леди Холланд».
Фарфоровая миска выпала из рук Тео и со звоном разбилась.
Джоанна сидела на кровати, зажав руки между коленями. Когда мать и тетя вернулись из дворца, все уже спали. Она, дождавшись, пока все утихнет, велела себе: «Мама поймет, обязательно, она добрая, — девушка неслышно всхлипнула и увидела перед собой ледяные, прозрачные глаза отца. «Организует тайную полицию, — зло вспомнила Джоанна. «Правильно о нем лорд Байрон сказал — цепной пес, кто ему платит, тому он и служит». Девушка решительно поднялась: «Пора».
— Не заперто, — услышала она голос матери. Выдохнув, Джоанна нажала на бронзовую ручку двери. Мадлен, в ночном, шелковом халате, с заплетенными, русыми косами, сидела у бюро розового дерева, просматривая, с пером в руках, какой-то список.
— Еще столько надо купить, — вздохнула она, увидев дочь, — мебель Франческо закажет, в Ренне, а ткани в Париже дешевле. Что такое, милая? — Мадлен озабоченно взглянула на бледное лицо Джоанны, — что случилось?
Шипели, трещали фитили свечей, пахло лавандой. Джоанна увидела морщинки у глаз матери. «Ей ведь пятый десяток, — подумала девушка и тихо ответила: «Мама…ты только папе ничего не говори…пока…»
— Господи, — испуганно сказала себе Мадлен, — нет, только не это…, Не надо было ей разрешать гулять одной, но что, же сделаешь, она такая упрямая девочка…, С Мартой посоветуюсь, она подскажет надежного врача. Ничего, ничего, — герцогиня встала. Обняв дочь, гладя ее по голове, Мадлен шепнула: «Не надо, не надо, милая. Ты не плачь, я все устрою, никто ничего не узнает…Бедная моя, — Мадлен почувствовала слезы на лице дочери. Джоанна, чуть отстранившись, твердо проговорила: «Мама, я обвенчалась сегодня. В церкви Сен-Сюльпис, днем». Джоанна выдохнула: «С капитаном Мишелем де Лу, приемным сыном дяди Теодора». Девушка расплакалась: «Потом была облава. Тетя Марта мне сказала, что Мишель успел спастись, но ведь я даже не знаю, что с ним, мама!». Она протянула руку: «Вот кольцо, мама. Алмаз де Лу».
Мадлен все стояла, гладя ее по голове, — дочь была много ниже, — а потом шепнула: «Пойдем, милая. Пойдем в постель, я тебя обниму. Помнишь, когда ты маленькая была, мы так делали, а потом ты мне все расскажешь, хорошо?»
Джоанна шмыгнула носом и кивнула. Она лежала, держа мать за руку, и говорила, изредка прерываясь, вытирая лицо платком. «Я думала, — Джоанна запнулась, — думала, ты меня и слушать не захочешь, мама…, Из-за Наполеона».
Мадлен только вздохнула: «Что ты, доченька. Ты любишь Мишеля, он тебя тоже, причем здесь Наполеон, король Людовик, и все остальные? Главное, — она поцеловала Джоанну в щеку, — чтобы вы были счастливы».
— Он тебе понравится, мама, — Мадлен услышала, как дочь улыбается, сквозь слезы, — он такой умный, начитанный. Он любит философию, мы с ним говорим о книгах…, - Джоанна помолчала. Мадлен, неожиданно весело, сказала: «Надеюсь, не только говорите, а то я внуков хочу увидеть».
— Тетя Марта, — Джоанна присела, обхватив колени руками, — тетя Марта сказала, чтобы я саквояж собирала, мамочка. Мне надо найти Мишеля и с ним уехать, я ведь жена его, мне надо с ним быть».
— Правильно сказала, — Мадлен перекрестила дочь: «Ты спи, милая, у тебя тяжелый день был. Я сама все сделаю».
— Мама, — робко спросила Джоанна, когда Мадлен уже подошла к двери, — мамочка, а как же папа? Что он скажет?
— Не знаю, — честно ответила ей мать. «Ты письмо для него оставь, а остальное я сама сделаю. Отдыхай, доченька».
Она прошла в спальню Джоанны. Пошатнувшись, схватившись за косяк, женщина горько подумала: «Может быть, он остынет…, Потом, не сейчас. Пусть дети уезжают, так лучше будет, для всех. Джон не остановится, пока этого Мишеля не найдет. Да что это я? — разозлилась на себя Мадлен. «Девочка обвенчалась, законно, в церкви. Даже Джон не сможет этот брак расторгнуть. Только рисковать все равно незачем, завтра их уже не должно быть в Париже».
Мадлен вздрогнула, и обернулась. Марта стояла на пороге со свечой в руках.
— Завтра, — она поправила себя, — сегодня то есть, в шесть утра, карета приедет на набережную Августинок. Кучер там свой, он уйдет, а Мишель на козлы сядет. Я ей паспорт новый выписала, она теперь горничная моя. Ты давай, — Марта кивнула на гардеробную, — собирай ее».
Мадлен стояла, опустив руки. Герцогиня внезапно спросила: «А Джон? Он тебя провожать не придет?»
— Для того, чтобы не пришел, — сварливо сказала Марта, — я и отправляюсь сейчас в Тюильри, на всю ночь. Он будет с ног валиться, к рассвету, я ему велю спать идти.
Она посмотрела на саквояж в своей руке: «Придется налегке ехать. В Италии платья сошью, благо, — Марта усмехнулась, — за казенный счет. Вы с Элизой, в Ренн отправляйтесь, Изабелла за всеми присмотрит». Марта вздохнула: «Мало ли что твоему мужу в голову придет. Ему под горячую руку лучше не попадаться».
— Джоанна ему письмо напишет, а я передам, — мрачно сказала Мадлен. «Марта, — герцогиня вздохнула, — хороший там мальчик?»
— А какой еще у Теодора и Тео, может быть? — удивилась женщина. «Ты его сама утром увидишь. Все, — она посмотрела на часы, — час до полуночи, мне в Тюильри надо».
Мадлен остановилась посреди гардеробной. Глядя на платья дочери, заставив себя не плакать, она стала отбирать самые простые наряды
Над башнями собора Нотр-Дам едва забрезжил ранний, летний рассвет. Карета, запряженная четверкой крепких лошадей, стояла на мостовой.
— Все равно, — задумчиво сказала Марта, смотря за тем, как Мишель проверяет упряжь, — все равно, мы на Дижон поедем. Потом на юг свернем. Так безопасней. Документы надежные, он теперь темноволосый, но лучше не соваться на южные дороги. Сейчас, по крайней мере».
Мадлен взглянула на Мишеля и вспомнила, как они с дочерью зашли в квартиру на набережной Августинок. Мишель вскочил из кресла и, бросившись к жене, взял ее за руки: «Джоанна, любовь моя…». «Светятся оба, — поняла Мадлен, — Господи, убереги их от беды, от несчастья, прошу тебя».
Мишель склонился над ее рукой и смущенно пробормотал: «Ваша светлость, вы простите…»
— Я тебе теща, дорогой мой, — сварливо отозвалась герцогиня, — так что мадам Мадлен, и никак иначе. Ты мою дочь береги, понял?
— Конечно, мадам, — Мишель только улыбнулся. «Пжалуйста, передайте мое почтение его светлости, — он покраснел, — потом, как…»
— Как все это закончится, — Федор посмотрел на часы: «Прощайтесь, дорогие мои». Уже в карете, Джоанна, — она была в простом, сером платье тонкого сукна, — устроилась на сиденье напротив Марты. Та взглянула на карту: «До самого побережья я вас не потащу. Я на Эльбу из Тулона отправляюсь, на британском военном фрегате, вряд ли вам на нем будут рады, — она улыбнулась: «После Дижона расстанемся, вы лошадей купите, а я кучера найму».
Карета тронулась. Джоанна, помахав матери, — та вышла на мостовую, глядя им вслед, — робко спросила: «Тетя Марта, вы ведь на правительство работаете, как папа. Зачем вы это, — Джоанна помолчала, — для нас делаете?»
Марта смотрела на улицы за окном — карета ехала к восточной заставе. Достав сигарку, она чиркнула кресалом: «Как твой муж родился, свекровь твоя за него дышала, чтобы он жил. Я потом грудь ему дала, и купала его. Мы его в беде не оставим, будь уверена. А насчет отца твоего, — Марта вздохнула, — как-нибудь это все устроится».
Джоанна помялась и взяла ее руку: «Спасибо вам, тетя Марта». Женщина посмотрела на синий алмаз, что блестел на пальце. «Я не в первый раз из Франции людей вывожу, — бодро заметила Марта, — все получится».
Мадлен все махала карете, а потом ощутила у себя на плечах теплую руку.
— У нас общие внуки будут, сватья, — ласково сказала Тео. «Пойдемте, позавтракаем, рано же поднялись. Мужчин спать отправим, устали они, а сами посидим, поболтаем».
