Юджиния все перечитывала эту фразу, а потом, неуверенно, сказала: «Он просто имел в виду, что он тоже любит музыку. И поэзию. Вот и все, и больше ничего». Она взглянула на плоские, купающиеся в рассветной дымке берега и вздохнула: «Сиди замужем уже. Она такая счастливая была, когда с Мартином из Озерного Края вернулась. Только вздохнула — это лучше всего на свете».
Девушка почувствовала, как дергается у нее уголок рта. Она никому об этом не рассказывала, даже матери. Юджиния играла во дворце Амалиенборг, для короля Фредерика и королевы Марии. После концерта, когда жена датского монарха ушла, Юджиния, собрав ноты, поклонилась. Она услышала смешливый голос Фредерика: «Мадемуазель Эжени, останьтесь, мне надо с вами переговорить».
Она так и стояла у кабинетного рояля — розового дерева, с бронзовым, королевским гербом. Фредерик прошелся по гостиной. Он был в военной форме, светлые, начинающие редеть волосы были зачесаны назад. Побарабанив пальцами по стеклу — за окном было сумрачно, шел дождь, король спросил: «Вам восемнадцать лет, да?»
— Да, ваше величество, — недоуменно ответила Юджиния.
— Вы сядьте, — велел ей король. Девушка, расправив шелковые, темно-зеленые юбки, опустилась на кушетку.
— Вам нравится Копенгаген? — поинтересовался Фредерик.
— Очень приятный город, — искренне сказала Юджиния. «Здесь уютно, не то, что, — она позволила себе улыбнуться, — в Берлине».
— Да, — король усмехнулся, — там, кроме казарм ничего строить не умеют, а я ценю изящество. В архитектуре, в искусстве, в женщинах…, - он сел рядом. Не успела Юджиния опомниться, как Фредерик положил руку ей на колено.
— Ваше величество! — изумленно сказала девушка. «Что такое…»
— Не буду ходить вокруг да около, — рассмеялся Фредерик. «У меня есть любовница, но ей почти тридцать, у нее трое детей от меня — в общем, немолодая женщина. Я вам предлагаю особняк, имение, дам баронский титул…, И, конечно, буду заботиться о детях, я хороший отец, — он усмехнулся, — не волнуйтесь. Они будут обеспечены. Вы не думайте, мадемуазель Эжени, — он потянулся и закинул руки за голову, — мне, хоть и пятьдесят этим годом, но я еще долго проживу. Соглашайтесь, — он взял из шкатулки сигару и вопросительно посмотрел на девушку.
Юджиния резко поднялась и зарделась: «Я артистка, ваше величество, а не…»
— Это вы пока артистка, — лениво повел рукой король. «Пока вы хорошенькая, юная девушка, пока на вас, — он склонил голову набок, — приятно смотреть. Через десять лет вы состаритесь, поблекнете, и проведете остаток жизни, обучая девочек музыке. Потому что, — он, не спросив разрешения, закурил, и выдохнул дым, — через десять лет ваше место займут молоденькие красавицы. Так остаетесь? — он похлопал рукой по кушетке. «Разумеется, мы с вами будем ездить на воды, вы будете появляться при дворе. Драгоценности, платья, и так далее…, Идите сюда, — он поманил ее к себе.
Юджиния подхватила папку с нотами, и, вздернув подбородок, коротко поклонилась: «Всего хорошего, ваше величество».
После этого она стала настаивать, чтобы во время частных концертов рядом с ней была мать, отговариваясь тем, что кому-то надо переворачивать ноты.
Марта зорко посмотрела на дочь и только кивнула головой.
— Так будет всегда, — горько подумала Юджиния. «Мужчины могут быть артистами, а женщина…, Я для них просто изящный орнамент в гостиной, очередная безделушка. Поневоле завидуешь тете Изабелле. Она, хоть десять лет никого вокруг себя не видела, но ей покойный султан дал возможность строить, быть творцом, художником. Я всю жизнь буду отбиваться от этих влиятельных покровителей, — девушка вздохнула и, прищурившись, посмотрела по сторонам, — на гранитные набережные, на видневшиеся над крышами шпили и купола. Корабль мягко поворачивал налево, в протоку между двумя островами.
Внизу, в каюте, Марта сложила письма в шкатулку и поставила ее в сундук. Мадлен написала, что она возвращается с острова Святой Елены, — ненадолго, на год, — а на смену ей приедет Маленький Джон.
— Милая Марта! — вспомнила женщина ровные строки. «Джоанна уже на континенте, в Венесуэле. У них все хорошо, мальчику три года. Доченька моя пишет, что, как только Боливар добьется победы, можно будет их навестить. Мишель генерал в армии Боливара, а ведь ему еще нет тридцати.
После этого острова мне уже ничего не страшно, дорогая моя. Святая Елена так далеко — поневоле думаешь, что ты на краю земли. Джон, конечно, немного оправился, но все равно болеет. Я очень подружилась с Джо и ее семьей, у них прелестный мальчик, и, ты удивишься, но с Наполеоном мы тоже разговариваем, и подолгу. Он очень переживает за своего сына, и его можно понять, конечно. Милая Марта, я очень волнуюсь за Веронику…»
— Я тоже, — сказала Марта сейчас, захлопывая сундук, стягивая его ремнями, — тоже волнуюсь. И Изабелла себе места не находит. А что делать? — она присела на койку и вспомнила тихий вечер в Мейденхеде. Мартин и Сидония уехали в Озерный край. Марта, протянув ноги к огню, взглянув на Изабеллу, что сидела напротив, с альбомом, весело сказала: «Главное, чтобы они там не замерзли, хотя меха Сидония взяла с собой, да и у Питера там все налажено, дом протопят. А что Вероника? — озабоченно спросила Марта, — как ее простуда?
Изабелла отложила карандаш: «Это не простуда была, Марта». Женщина стерла слезинку и покачала головой: «Я Мадлен написала, попросила ее приехать…, Хоть Вероника мне все равно, что родная дочь, но пусть мать рядом с ней будет. Хотя, Марта, — Изабелла подышала, — уже столько врачей ее смотрело…, Был бы Иосиф жив, он бы, конечно…»
Выслушав, Марта мягко заметила: «Милая моя, Иосиф бы тоже ничего не сделал». Она посмотрела на рисунок пером, что ей показала Изабелла. Та, помолчав, проговорила: «Это не лечится, Марта. Ничего, ничего нельзя сделать. Как мистер Бланделл объяснил, поэтому она и выкидывает, уже в десятый раз, Марта… — Изабелла потянулась за платком. «Бедная девочка, она так плачет. И Франческо, я же вижу, как он в себе замкнулся, Марта…, - Изабелла помолчала. Наклонившись, она что-то шепнула.
— Это правильно им Бланделл велел, — Марта помешала бронзовой кочергой угли, — незачем Веронике больше через такое проходить. Вот только ребенок…, - Изабелла посмотрела в зеленые, прозрачные глаза женщины, и горько сказала: «Откуда ему взяться? Вероника сказала, что на развод согласна, но ведь они любят друг друга, Марта, мой сын никогда ее не бросит, никогда… — Изабелла расплакалась. Марта, присев на ручку кресла, погладила ее по голове: «Все устроится, милая, вот увидишь. Ты еще с внуками повозишься».
Сейчас она осмотрела сундуки, и, пересчитав их, сверилась со списком в своем блокноте. Каюта была на корме и Марта, взглянула в открытые ставни: «Красиво, конечно. Просторно. Надо будет на обратном пути, — она усмехнулась, — Элизу навестить».
Дочь написала, что Майкл погостил в Париже и уехал дальше, в Нижние Земли, а мальчики отправились в Ренн — охотиться и ловить рыбу.
— Нечего, — пробормотала Марта, чиркнув кресалом, закуривая сигарку. «Жану пятнадцать лет, взрослый мальчик, он и так в кадетском корпусе учится. И Бен в Кембридж идет. А она молодая женщина, еще сорока не было. Еще, не приведи Господь, постричься вздумает. Пусть в Англию возвращается. У Майкла теперь титул есть. Хотя не в титуле дело, он хороший человек, надежный. Вот выдам ее замуж, — Марта усмехнулась, — и к Тедди съезжу. Судья Верховного Суда…, Думала ли я, что мальчик так далеко пойдет? С Мирьям посижу, с Эстер, на новую внучку посмотрю…, - она решительно надела шелковую шляпу. Выбросив сигарку, Марта поднялась наверх.
Дочь уже махала кому-то на пристани.
— Папа нас встречает! — восторженно сказала Юджиния. «Я так по нему соскучилась. И там дядя Теодор, тетя Тео, и кузен Пьер!»
— Вот и славно, — ласково заметила Марта, обняв дочь, вдохнув запах жасмина. На белой шее, немного приоткрытой скромным, дневным платьем, играл, переливался крохотный, золотой крестик.
