Крысолюд 4 (СИ) - "Ludvig Normaien"

А почему, несмотря на то, что уже прошло больше года, поток именно торговцев был мал? Переселенцев, авантюристов, беглецов, посланцев, путешественников и просто шпионов хватало, но деньги и товары несли другие. А потому что обеспечив относительно безопасный путь к Глаттершталю, торговый народ должен был пересесть на корабли и там уже накоротке уплыть в каганат, к людскому анклаву среди анклавов эльфов, к Арооун и дальше к Изрезанному морю, Багаатсатхату и тамошним многочисленным экзотическим городам. Должен был — да не мог. По морю шныряли пираты и эльфы, топя даже небольшие рыбацкие шхуны или прося огромные средства за проход по их водам. Впрочем, эту проблему решать начали.

А вот с орками никак не получалось окончательно решить вопрос, чтобы они просто умерли (или ушли уже куда-нибудь) и не создавали проблем развитию.

Многие считают что орки — тупые, ленивые и агрессивные скоты.

Но нет, это не так. Они не то чтобы тупые — у них просто другой ум. Развитый по другому, на первый взгляд примитивный, основанный на силе и постоянном желании забить кого-нибудь до смерти. Кто здоровее — тот и главный. А здоровее тот — кто больше побил окружающих. Крепкие, здоровые — гораздо крепче и сильнее среднего человека, они были чудовищно опасны.

Боги, если вы существуете — как хорошо, что зеленокожие воюют друг с другом, практически не останавливаясь. Если бы они сплотились, если бы смогли хоть как-то организоваться, если бы перестали постоянно мочить себе подобных только потому, что один сказал другому «а ты шо, самый умный, да?» — этот мир давно бы целиком и полностью погрузился в анархию, хаос и кровавую баню.

Я видел, как они сражаются. Как топчут врагов, как ревут, как носятся по полям битвы, улюлюкая и наслаждаясь резнёй. Им не нужны причины для войны, не нужны поводы. Они просто бьются. Ради забавы и ради удовольствия. Ради того, чтобы на следующий день уже забыть, за что убивали вчера.

Их не заботит боль, потери, смерть товарищей. Не могу сказать наверняка, но скорее они только порадуются: «О, Нугуза зарубили в бою? Ништяк! Значит, его топор теперь мой!»

А если эти чудовища вдруг решат объединиться? Что найдется вождь, не просто сильный, а еще и умный, что донесет до них мысль: «Зачем мы рубим друг друга, если можно зарубить всех остальных? Всех-всех.»

Орды зелёных чудовищ придут, сметая деревни, города, целые государства. Они будут убивать ради забавы, превращая с таким трудом отстраеваемый мир в руины — и им это точно понравится. Они не покорители. Они не строят империи. Они вряд ли создадут новую цивилизацию. Да и что толку, если вот конкретно меня и всех кого я знаю они либо убьют, либо сожрут.

Я задумался, а было бы мне легче, если бы меня убили орки, но потом они бы основали свою настоящую цивилизацию? Ну не так чтобы очень…

Но пока они зрежут друг дружку, у нас есть шанс. Пока спорят, кто сильнее, пока их варбоссы, нобы и пацаны дерутся за право назвать себя главным — всем остальным можно дышать спокойнее.

Пусть режут друг друга. Пусть ослабляют себя сами. Чем меньше их, тем лучше.

Пока я обо всём этом размышлял, мы шли по горам.

Здешние горы всегда были дикими. Даже когда люди начали обживать, прокладывая тропы и возводя крепости, горы оставались чужими и опасными. А потом появились они — трупоеды.

Сначала были лишь слухи. Пастухи, загнанные в горы бурей, рассказывали о странных тенях, мелькающих среди скал, о жутком вое, разрывающем ночную тишину. Затем появились первые жертвы. Несмотря на свое названия, трупоеды сначала превращали живых в трупов, а потом уже устраивали пир. Путешественники, не вернувшиеся из горных перевалов, караваны, стертые с лица земли.

Они видели людей, но не людей. Существ, покрытых ранами и шрамами. Они питались падалью, не брезгуя человечиной. Возможно, это был какой-то древний культ, возродившийся из глубин веков. Возможно, их тела были искажены магией. Возможно какие-то изгои. Возможно они имели какое-то отношения к потомкам Ушорана, к стригоям. Может их занесло Штормом. Никто не знал наверняка.

А потом они начали спускаться вниз, опустошая деревни и селения. К нам они не забредали, а вот для тех Пограничных княжеств создавали проблемы, периодически заставляя их князей выходить с дружинами на облавы.

И теперь мне их следовало найти.

Очередной крыс начал чесаться.

Кланкрысы вообще чесались. Чесались неистово, с остервенением, хрустя заскорузлыми, грубыми когтями по шершавой коже, выдирая клочья собственной шерсти и тихо подвывая от удовольствия. Расчесывая кожу до волдырей и язв.

— Вымою! Задолбали! — буркнул я, провожая взглядом особенно усердного.

Они знали, чем это грозит. Я не раз демонстрировал свою решимость, скидывая особо вшивых в ближайшие источники воды, будь то речка, болотная лужа или выгребная яма. Поэтому сейчас старались держаться подальше, шурша по земле своими длинными розовыми хвостами.

Но один особенно наглый, по кличке Трич, не выдержал. Он резко захрипел, заскрежетал желтыми зубами, вытягивая шею, пытаясь достать до взбесившей его вши.

— Ну вот, началось…

— Эй, ты! — рявкнул я так, что крыса вздрогнула и замерла, замерцав красными глазками. — Всем стоять!

Всё моё ордо тут же насторожилось, пригнулись, уши прижались к головам, хвосты замерли.

Я аккуратно вынул у него из лап оружие, положив на камни, а потом швырнул тонко закричавшего крыса в ледяной ручей. Не замерзнет.

— Все, у кого проблемы с насекомыми и шкурой — в воду!

Все затихли, напряжённо косясь друг на друга.

Я указал когтем на нескольких самых запаршивевших и они пища полезли в воду.

Когда они «вымылись», я молча обвел всех взглядом.

— Двигаемся. — ордо поспешно зашуршало дальше, стараясь не раздражать меня лишний раз.

Каменистое ущелье, называемое Крайней Пропастью, которое стало целью нынешнего путешествия, выглядело немного мрачно. Густые тени и тёмные скалы создавали ощущение, будто прямые лучи солнца сюда никогда не попадают. Солнечный свет едва проникал, в основном в виде рассеянном виде.

Воздух был достаточно сырой, плотный и холодный, от чего любой звук разносился бы хорошо, если бы только не шум ручьев под камнями.

Окрестные скалы выглядели безжизненными. В прямом смысле. Меж камней в разных местах белели кости — от почти рассыпавшихся в труху и вплоть до вполне крепких костяков. Тут были животные — волки, барсуки, медведи, горные козлы, косули. Люди и нелюди — один лобастый орочий череп стоящий на плоском камне говорил о многом.

И все кости обточены и обгрызаны крепкими зубами.

Где-то вдалеке ухал филин, на него рявкнул кто-то другой, побольше, и филин поспешил замолчать.

Камни, острые, как сечки в моих руках, рассыпаны по ущелью, будто кто-то пытался слепить из них дорогу, да бросил на полпути. Здесь ничего не росло, кроме низкорослых кустов, пыльных и жалких. А еще ветер. Пронизывающий до костей, гуляющий между скал, завывающий, как покалеченный пес.

Вниз, по тропе, тек мутный ручей. Вода в нем была такой же серой, как небо. Я шагнул через лужу, посмотрел на грязные разводы у сапог и сплюнул. Отличное место для встречи с дикарями. Хуже только у них в пещерах.

Сверху послышался шум камня, перекатывающегося вниз. Я не дернулся. Если бы эти твари захотели нас убить, уже бы сделали это. Показаться не спешили, но я чувствовал их взгляд — липкий, настороженный, изучающий.

Хочешь уничтожить врагов — найди союзников.

А если это враг, который от тебя прячется в такой глуши, что ноги переломаешь, прежде чем выкорчуешь всех, то тот, кто так же прячется, способен стать союзником.

И порой этот союзник чем более чудовищен, отвратителен на вид, то тем более легче с ним договориться. Наверное.

— Эй вы! За камнями! Мы знаем! Вы здесь! Выходите! Мы хотим говорить! Да-да! Не воевать! Мы знаем, что вы там! Мы вас чуем!