Крысолюд 4 (СИ) - "Ludvig Normaien"

— Пока твоя тактика — это «беги и обосрись», но даже с этим не справляешься!

— Ты много болтаешь!

Он заревел, и рванул на меня. Его длинное рубило взлетело, рассекая воздух с таким свистом, что уши заложило. Я нырнул влево, и лезвие врезалось в камень, выбив искры и осколки, что хлестнули меня по морде. Я ответил, рубанув сечкой по его боку, но лезвие скользнуло по ржавой кирасе, оставив лишь царапину. Шрам хохотнул, будто я его пощекотал, и ударил снова — рубило свистнул над моей головой, задев шлем. Металл зазвенел, в ушах загудело, но я был жив.

— Это всё, зелёный? — прорычал я, прыгая вперёд. Моя сечка метила ему в шею, но он вскинул плечо, и лезвие чиркнуло по наплечнику, высекая искры. Шрам не терял времени — его клинок обрушился, как молот, целя мне в грудь. Я успел подставить сечку, но удар был такой силы, что руки задрожали, а лезвие треснуло, как сухарь. Я отскочил, чувствуя, как кости ноют от вибрации.

— Хрен тебе, — сплюнул я, бросая обломок сечки ему в морду. Он дёрнулся, а я рванул к нему, врезав кулаком в его челюсть. Клыки клацнули, один отлетел, но Шрам только мотнул головой и ответил локтем. Удар пришёлся в мой нагрудник, металл прогнулся, и я отлетел, врезавшись в скалу. Дыхание вновь сбилось, но я уже вскакивал, хватая с земли зазубренный кинжал, валявшийся рядом с дохлым гоблином.

Шрам наступал. Он рубанул по дуге, и я еле успел откатиться — лезвие вгрызлось в скалу, отколов кусок размером с башку. Я прыгнул, вонзив кинжал ему в бедро, разрубая кольца кольчуги. Кровь брызнула, тёмная и густая, но Шрам даже не дрогнул. Он схватил меня за горло своей лапищей, поднял, как щенка, и швырнул в камни. Я врезался спиной, воздух вышибло из лёгких, а кинжал вылетел из руки, звякнув о землю.

— Ты слабак, хвостатый вождь! — прорычал он, поднимая меч для добивающего удара. Но я не собирался дохнуть. Перекатился, подхватил обломок копья с земли и ткнул ему в бок. Наконечник скользнул по кирасе, но зацепил щель между пластинами, вонзившись в плоть. Шрам зарычал, кровь потекла по его ноге, но он ответил ударом рукояти рубила. Удар пришёлся в мой шлем, металл треснул, и я почувствовал, как кровь заливает висок.

Я сплюнул красную слюну и рванул к нему, вцепившись в его руку, державшую клинок. Мы сцепились, как два зверя, рыча и пыхтя. Его кулак врезался мне в челюсть, зубы клацнули, но я ответил, вбив колено ему между ног. Доспехи смягчили удар, но Шрам крякнул, а я вонзил пальцы ему в шрам на морде, целя в глаз. Он взвыл, отшатнулся, и я рубанул вновь подобранным кинжалом по его руке. Лезвие чиркнуло по наручу, но зацепило запястье, взрезав толстую кожу.

Мы кружили, как два зверя (хотя почему как…), оба хрипя, оба истекая кровью. Его клинок снова взлетел, но я нырнул под удар, и лезвие врезалось в мой наплечник, оставив вмятину. Я ткнул кинжалом в его колено, пробив сухожилие. Шрам зашатался, но не упал — он рубанул снова, и я еле успел отклониться. Лезвие рассекло мне плечо, кровь хлынула, горячая и липкая, но доспехи смягчили удар, не дав мечу отхватить руку.

— Неплохо, зеленожопый… — прохрипел я, чувствуя, как кровь капает с подбородка. — Но я ещё стою.

— Ненадолго, вшивое отродье! — прорычал он, хромая, но всё ещё сжимая меч. Кровь текла из ран, смешиваясь с пылью, но мне казалось, что его глаза яростно горели, как факелы.

Я же уже еле стоял.

Возможно я сумею его победить. Возможно… А потом?

Вокруг стояли, на расстоянии двух-трех метров несколько десятков оставшихся зеленокожих. Орки и гоблины вокруг орали, но не лезли — то ли боялись Шрама, то ли ждали, пока мы сами друг друга прикончим. Если сумею вывести из боя Шрама, то этих в одиночку я победить не сумею. И это четко осознал.

«А где оборотень?»

А она отползла к краю обрыва. Её глаза встретились с моими. А затем она прыгнула/свалилась вниз.

Я быстро (как мог) подскочил к краю пропасти и с интересом глянул вниз.

— Схватите его!!!

Зеленокожие бросились на меня, но так как я стоял на краю, всё пошло немного не так, как хотел Шрам.

Я понял, что дело дрянь, за мгновение до того, как потерял опору.

Попытавшись удержаться, я схватил ближайшего орка — мелкого, но жилистого, — вцепился в его шею, пока он верещал, как свинья. Но его веса не хватило, чтобы удержаться.

Под вопли зелёных ублюдков мы полетели вниз, слыша, как ветер свистит в ушах, а камни только успевают мелькать перед глазами.

Глава 24

Мои когти вцепились в тушу орка, но этот жилистый зеленокожий урод постоянно дёргался. Его клыкастая пасть клацала в дюйме от моего лица, вонь его дыхания из гнилого мяса била в ноздри.

А всё из-за того, что мы зацепились за каменный продолговатый выступ, больше похожий на небольшую полку.

Ну как мы — скорее вначале я, заорав от боли в руке, а затем и орк вцепился в неё одной лапой. Потому что второй он захотел меня ударить.

Я оскалился, чувствуя, как кровь кипит в венах, и прорычал, растягивая слова, будто вбивая их в его тупой череп:

— Я не-на-ви-жу… зе-леееень!

Он зарычал, но я уже врезал ему кулаком в морду. Это было весьма неудобно — держаться и бить. Когти скребли, кроша гранит, а орк рычал, болтаясь в моей хватке. Я рычал в ответ, и мой рёв смешался с его, эхом отскакивая от стен ущелья, заглушаемый гулом реки.

Внизу она пенилась, как бешеная, её белые буруны разбивались о чёрные камни, чтобы тут же ударить в новый камень, надеясь его выкорчевать с места. Одинокие деревья торчали из трещин, их кроны будто осуждающе качались: «Хватит тебе уже, падай!»

Я сплюнул наполнившую пасть кровь и пробормотал:

— Повезло, так повезло…

Отчаяние было готово в какую-то секунду захватить меня. Я взглянул вниз — река, камни, пропасть, — и мысли в голове завертелись. Моя жизнь — почти сплошная резня, боль. Никому не принёс ничего, кроме крови на клинке.

И вот я здесь, вишу над пропастью, сцепившись с этим вонючим орком.

— А-а-а, к демонам всё! Не дождётесь!

В моей жизни было много хорошего! У меня есть верные мне люди, крысы, псы и другие твари, которые надеются на меня! Я положил конец бесконечной резне в одном из самых гибельных мест! Благодаря моим усилиям прокладываются дороги, уничтожаются твари, возводятся убежища!

Гребаные орки! Им лишь бы всё испортить…

Если бы это был человек, он, может, посмотрел бы вниз, в эту чёртову пропасть, и предложил бы сделку. Но орки — они не такие. В их головах нет сложных мыслей — лишь злоба, упрямство и желание драться, не задумываясь о своей жизни. Орки мыслят иначе, чем все остальные существа этого мира. Я знал это и не слишком удивился, когда он открыл свой клыкастый рот и попытался вонзить зубы в моё лицо. Клыки едва не вырвали кусок кожи с незащищенным шлемом участка, успев вновь почувствовать противное горячее дыхание, и, недолго думая, боднул его лбом в нос. Хруст был, как будто я расколол орех, кровь брызнула, заливая его морду.

Он взревел, но не отпустил — этот зелёный ублюдок был жилистый, и, похоже, вообще не чувствовал боли. Хлестнул его хвостом, сначала несколько раз по морде — с оттягом, и свистом, рассекая кожу, а когда это не подействовало — обвил хвостом его шею, как удавкой. Это было непросто — у орков шею найти крайне трудно.

Я сжимал, чувствуя, как хрустят его хрящи, но он только захрипел, посерел, и начал молотить меня кулаком по рёбрам. Мой доспех трещал, каждый удар отдавался в костях, как будто молотом по наковальне стучал. Я стиснул зубы, сжимая хвост сильнее, но эта сволочь отпустила карниз и начал лупить обеими руками, как одержимый. Его кулаки били по моей груди, по плечам, по шлему и каждый удар был, как камнем.

Отпустил его горло, вцепился когтями в его шкуру, разрывая кожу и мышцы. Кровь текла, тёплая, липкая, но мои пальцы соскальзывали с карниза, кроша камень. После особенно сильного удара орка голова загудела, в глазах потемнело, но я ответил, вонзив когти свободной руку ему в бок, разрывая мясо до рёбер. Он взвыл, но не остановился — продолжал бить.