Подлинные мемуары поручика Ржевского - Шамбаров Валерий Евгеньевич

Тута мы с дедом Макаром к племяшу пошли, а Василий Федорыч к сынку. Замочек тама был хиленькой, зашли мы к ему и объяснили што так мол и так. Поначалу-то он нервничал дюже сильно, все объяснял, што ошибочка вышла, потому как наоборот, энто он заказывал Василий Митрича решить. Но мы ево успокоили, што никакой ошибки тут нету, што евоный заказ сейчас сам Василий Федорыч сполняет, а мужик он надежный и можно ничуть не сумлеваться. А мы другой заказ сполняем, Василий Митричев, так што все по справедливости. Он и успокоилси, токмо с чевой-то трястись стал так, што трудно было целиться, пришлося топориком дотюкивать. А избу мы облили самогоном и подожгли, вроде как упилси и ухайдакал сам себя от угрызений совести. И Василий Федорыч тож чисто сработал. Он потома ишо к исправнику завернул, а назавтра у того бумаженция нашлася вдруг, што все хозяйство свое Митрий Африканыч завещает в пополаме исправнику Антону Петровичу и Василий Федорычу по старой дружбе.

И все-то кажись ладно вышло. И закончилося ко всеобчему довольству, и жить бы да радоватца! Но токмо с тово дня стало и на заимке у нас твориться неладное. Деда Макара в уборной утопить пыталися — хтой-то доски подпилил. Хорошо хоть, дед Макар легонький и не потонул вовсе. А я насторожился — и вижу, Василий Федорыч плохой какой-то стал. Ласковый слишком, а энто у нево не к добру. И на мене все как-то косо поглядывал, да так умильно, так ласково, што ажно мурашки по коже. Вота и решилси я от греха в бега податися. На Москву двигать. Хочь и смутно там и народу тьма-тьмущая, но руки при мне, авось не пропаду. Под вечер зашел к исправнику и пашпорт свой забрал. Он добром-то отдавать не хотел, дык пришлося ружьишком пугануть. Он и отдал с извиненьями, што ошибся. А штоб не рыпалси до поры и не сказал чево лишнего, язычок евоный я к полу гвоздиком прибил.

Заглянул потома к Гаврюшке-конюху и позвал с собою на Москву. А мужики давно говорили, будто тама на Москве какую-то Лимпиаду казать будут, он ухи-то и развесил. Он, Гаврюшка, до баб великий охотник, и ему та Лимпиада Московская крепко на сердце запала. И подалися мы вместе во леса. Гаврюшка парень здоровый, крепкий, мне ево дни на три хватит, покудова не спортится. А там как Бог даст — глядишь, и дойду до самой Москвы.

Передавайте поклоны низкие гармонисту Пашке, а ишо Прокофию Ипатьичу, хрен ему в дышло, а ишо Кирюхе-мордатому, а ишо Никитке-заике, а ишо Веруньке-пархатенькой, а ишо Саньке-лопоухому, штоб ему ни дна ни покрышки, а ишо благодетелю нашему Захарию Спиридоновичу, а ишо Лукерье-брюхатой, а ишо Кузьке-лоботрясу, а ишо всем отрокам и отроковицам сопливым, што аки мухи на дерьмо под окошками Вашими вьются, a ишо Матрене-гулящей, а ишо Еремею-вонючему, а ишо Ванятке-несмышленышу, а ишо бабе Насте, а ишо Лексею-кузнецу, а ишо Петюньке-балалаешнику, а ишо Андрюньке-юродивому, а ишо отцу Акакию, а ишо рабам Божиим Елене, Ольге и Ириньице, а ишо Надежде-солдатке, а ишо Шурке-губастому, а ишо Мелюне-хроменькому, а ишо дядьке Сереге-пропойце. А наибольший поклон Вам, Мария Потаповна, за благословенья Ваши и за сочуйствие, без коего мне б и не жить, да за труды праведные, кои пришлося Вам свершить, читая письмишки мои пустяшные и недостойные.

Все тот же и все так же Ваш Валерий Евгеньевич

КОЛОНИАЛЬНЫЕ РАССКАЗЫ

Записанные из собственных уст доктора медицины Т.Т. фон Пихтшиссена

в бытность его на службе при Ост-Индской и Вест-Индской компаниях

ЗАГАДКИ ДРЕМУЧИХ ДЖУНГЛЕЙ

Возможно, другие медицинские светила считают иначе, но я однозначно утверждаю, что самая ответственная и хитрая операция — это роды. Потому что любой человеческий орган подчиняется определенным закономерностям, отклонения от которых проявляются крайне редко. Но встречали ли вы хоть одну женщину, подчиняющуюся хоть каким-нибудь разумным закономерностям и не способную в любую минуту на самый неожиданный фортель? Вот тут-то и может понадобиться весь опыт, все искусство врача, чтобы с честью выйти из сложившейся ситуации.

В качестве примера я хочу рассказать об одном случае из своей колониальной практики. Как-то раз, обуянный тоскою и идеей классификации тропических лихорадок, упросил я губернатора заслать меня на год в самые дебри джунглей к племени катамауи. Ну и жил там, помаленьку изучал лихорадки всех цветов радуги, водившиеся в окрестных болотах в богатейшем ассортименте, а на досуге врачевал этих наших собратьев и охотился с ними на бегемотов. Надо отметить, что вообще-то ихние бабы рожать у меня не любили. Говорили, что это щекотно, и никакого удовольствия при таких родах не испытываешь. Другое дело, мол, когда по ихней традиции положат на плоский камень, сверху на пузо доску взгромоздят, а на доске или буйвола гоняют, или подразделение воинов исполняет Танец Слона Весело Подпрыгивающего От Удовольствия При Мысли О Молодых Бамбуковых Побегах. Вот это, говорили, действительно, рожать так рожать, а с доктором — так, баловство одно, даже непонятно, зачем беременной ходила. А беременными, скажу вам, они там ходили постоянно — одного рожает, а следующий уже на подходе, месяце на четвертом — на пятом. И если кто-то попытается возразить, что подобное противоречит всем законам медицины, то я отвечу — если б законы медицины были хоть чуть-чуть применимы к этим катамауи, все племя вымерло бы недели за две, а то и за двенадцать дней, это просто очевидно, если поближе разглядеть их еду, обычаи и образ жизни.

И вот как-то пришло время рожать любимой жене вождя. Кажется, Муталапа или Балапама ее звали. А вождь считал себя человеком прогрессивным, раз десять в жизни видел белых, имел настоящие башмаки, которые носил в ушах вместо серег, и иногда съедал по страничке миссионерского календаря, дабы вкусить европейских знаний. Кроме того, он вынашивал заветную мечту; чтобы один из его детенышей непременно стал депутатом парламента. Естественно, такому реформатору не пристало держаться старины, и для произведения на свет потомства были избраны современные методы. Признаюсь, что к этому времени лихорадки, охота на бегемотов и зашивание колотых, резаных и жеваных ран мне уже порядком осточертели. Принять обычные роды — и то казалось каким-никаким разнообразием. И в назначенный час заявляется в мою хибару эта самая Балалапа или Мутамапа. Ясное дело, накрасилась, глазки подвела, причесочку нафуфырила, татуировочку на заднице подновила — не каждый день выпадает у белого доктора рожать. Уложил я ее на пол — такую тушу все равно никакая кровать не выдержала бы — и начинаем рожать.

Сперва изрядно пришлось потужиться. Мне, а не ей. Пока кое-как, обеими руками, ее левую грудку в сторону не сдвинул. А потом, отдышавшись, правую. А как иначе, если у нее пышный бюст ниже пупа спускался и то, что у нас в просторечии срамом зовется, не хуже передника прикрывал? Между прочим, у тамошних мужей подобный эталон красоты очень ценится, потому что позволяет на перьях и листьях экономить. Дальше уже легче, не менее изящные бедрышки она сама раскинула — видимо, рассчитывая, что прежде извлечения из нее этой партии я подготовлю задел на следующую. Когда растолковал, что по нашим обычаям так не полагается, явно огорчилась, но стерпела и изъявила готовность подчиниться требованиям цивилизации. А я взял ножик охотничий, отколупнул и отскреб им грязь, насколько получилось, и полез, значит, в ее подсобное хозяйство.

Для начала выгреб кучу всякой дряни, которую они по своим традициям туда засовывают — и бананы, и мяса куски, и насекомых, и мышь дохлую, и чуть ли не ананас. У них считается, что если ребенка еще в утробе подкармливать, то он сильнее будет. Хотя я думаю, что под этим предлогом они просто от мужей лакомые кусочки для себя прячут. А дальше, вроде, уже и дитенок. Только этот дитенок мне в палец вцепился. Ну да ладно, пока он там визжал и пальцем моим давился, я потихонечку сзади другой рукой подобрался и хвать его за шкирку! Вытащил. Поглядел так и эдак — кто его знает? Может, и вправду дитенок, а может, макака какая туда забралась бананами подхарчиться? Но хвоста, вроде, не было. Опять же, я этой Балабале или Мулапупе не судья — мало ли, с кем в джунглях могла спутаться? Так какая разница? Кинул сей плод в приготовленную корзину, полез за следующим. Тот, к счастью, задом лез. Пока он спохватился и соображал, какую пакость учинить, я его уже за ноги ухватил и выдернул — будто пробка хлопнула. Полез проверить — все или не все? Нет, еще третий копошится. Ну, этого-то я, наученный опытом, раз-два и в корзине! Вытащил, а у самого аж глаза на переносицу съехали… Потому что дитенок-то белый! Вы бы куда меньше удивились, если б ваша супруга вдруг черного родила. Ведь единственным белым во всем обозримом прошлом здесь был только я сам!..