Наложница: Мне кажется, что она не имела связей с мужчинами.
Хан: Только кажется или ты в этом уверена?
Наложница: Полной уверенности, конечно, нет. Некоторыми способами это могло и произойти. Но можно сказать со всей определенностью, что в ее детородные органы мужчина не входил.
Хан: Выходит, она девственница? В таком возрасте, при дворе, и сумела себя соблюсти? Вот это добродетель! Столь редкий случай достоин высокой награды! Слушай, обмывальщица трупов из тебя все равно никудышная, так пожалуй, я назначу тебя наложницей. Я давно не имел дела с девственницами, а одна старая славянка на базаре рассказывала, что царю Сулейману на старости лет специально клали в постель девственниц для поддержания сил. Займи свое место.
Лекарь: Какое… место?
Хан: Ну, разумеется, не в постели. Меня сейчас не знобит. К тому же, моя наложница сейчас приговорена к порке. Вот и замени ее. Жди, когда тебя высекут. Или казнят, я еще не решил.
Наложница: А мне теперь лечить тебя, повелитель?
Хан: Да какой из тебя лекарь, если ты ешь мазь? К тому же, я все равно скоро умру, а обмывальщицы трупов опять нет, вот незадача! Вот что, с моим телом ты обращаться умеешь, ты решила оставаться со мной до самого конца — я назначаю тебя обмывальщицей трупов!.. Ох, погоди! Но так я остался без лекаря… О, вон та женщина освободилась! Слушай, бывшая наложница… то есть бывшая обмывальщица трупов… то есть… Одним словом, я назначаю тебя своим лекарем! А что, человеческое тело ты знаешь прекрасно, хорошо умеешь делать массаж. Конечно, не так как твой друг Фархад — уж он-то про каждую жилочку знал. Но руки у тебя ловкие, привычные. Справишься?
Обмывальщица: Справлюсь, повелитель.
Хан: Тогда возьми у прежнего лекаря халат. Он ей все равно мешает и может намокнуть, а лекарю не пристало стесняться своего женского тела. А раз она так кстати разделась, то заодно и осмотри ее. Ведь ей предстоит обслуживать меня, а мало ли, с кем она имела дело раньше.
Обмывальщица: Мне кажется, она здорова. Тело мягкое, гладкое.
Хан: Нет, настоящий лекарь должен смотреть на эти вещи несколько иначе. Для кого-то ее органы могут показаться и соблазнительными, но для лекаря они — возможный источник болезней. Проверь повнимательнее, нет ли лишая, грибка, гнойных выделений.
Обмывальщица: Кажется, нет. Хотя к работе обмывальщицы трупов она недостаточно готова.
Хан: Почему?
Обмывальщица: Профессиональные обмывальщицы обривают волосы на теле, потому что насекомые с мертвых всегда норовят перелезть на живых.
Хан: Ай-яй-яй! Видимо, ты неопрятная обмывальщица трупов. Надо еще посмотреть, можно ли тебе доверить меня. Вон там лежит моя очередная наложница. Она по должности приговорена, ну и сама знаешь, обмой ее, а мы поглядим… (Наложница неуверенно подступается к Лекарю). Остается решить, чем займется новый лекарь.
Обмывальщица: Я готова… готов заняться твоим лечением. Ведь я хорошо знаю человеческое тело и умею делать массаж. Только надо разобраться с лекарствами…
Хан: Погоди, мы еще не разобрались с тобой. Как же ты знаешь человеческое тело, если путаешь живых с мертвыми, а мужчин с женщинами? Сними этот халат! Говоришь о себе, как о мужчине, а у самой женское тело! Неужели ты надеялась обмануть меня лекарской одеждой? Но ведь я тебя насквозь вижу, даже через шаровары — вижу, например, что под ними не только женское лоно, но даже то, что оно обрито. Скажешь, не так?
Обмывальщица: Так, повелитель…
Хан: Стало быть, ты не лекарь. А просто шарлатанка. Это серьезное преступление. Ложись рядом с моей наложницей и жди своей участи.
Наложница: Повелитель, а ниже пояса мыть?
Хан: Разве ты сама не знаешь таких вещей? Может, ты вообще не знаешь, зачем обмывают трупы?
Наложница: Знаю. В момент смерти внутренние органы сжимаются в судороге, а потом все отверстия расслабляются, и человек обделывается.
Хан: Вот — обделывается! А ты спрашиваешь у государя, нужно ли это обмывать! Не зря мой прежний опальный лекарь уличил тебя в неподготовленности. И ты еще намеревалась обмывать властелина! Это тоже попахивает самозванством. Ложись рядом с ними!.. Хороши, хороши! Что же теперь с вами делать?
Обмывальщица: Что будет угодно, повелитель.
Хан: Мне угодно, чтобы вы повернулись лицом, а не задницами, когда говорите с властелином! И на колени!.. Ну что, воронье? Слетелись полакомиться издыхающим хищником?
Лекарь: Но, государь…
Хан: Разве я разрешал вам открыть свои клювы, воронье? Ну, о чем вы хотели мне покаркать?
Наложница: Мы ведь желали тебе только хорошего…
Хан: Мне больше не нужно вашего хорошего. Пожелайте хорошего себе, вам оно сейчас нужнее.
Лекарь: Но она сказала правду…
Хан: Еще бы вы посмели обманывать властелина! Трудились, рисковали. Ну и как, добились своего? Уютно пристроились возле полудохлого зверюги?
Обмывальщица: Мы старались ради тебя.
Хан: Не болтай ерунды. Каждая курица высиживает свои яйца, только не стоит выдумывать, что она это делает ради хозяина. Ты, кажется, уже убедилась, что я вас насквозь вижу. И думаешь, я не знаю, почему вы послушно включились в мою игру с назначениями? Считали — пусть потешится, раз из ума выжил. Он скоро испустит дух, а от нас не убудет, он же беспомощен. Поэтому лучше подыграть, потянуть время. И уцелеешь, и местечко возле падали удержишь. Вы считали — пусть властелин поиграет нами, ведь мы-то знаем, что на самом деле это мы играем властелином. Нет, воронье. Вы ошиблись. Это все-таки властелин с вами играл. Пока ему не надоело. И что же будем делать дальше?
Наложница: Что прикажешь, государь…
Хан: Приказать? Да уж я бы приказал. Например, утопиться в этом ведре. И вы бы к нему по очереди на карачках поползли! Дрались бы, кому первому! Только грязи разводить не хочу, подтереть будет некому. Надоели вы мне все. Понятно?
Наложница: Как же так, повелитель? Кто же за тобой будет присматривать?
Хан: Успокойся, женщина, уже не ты.
Наложница: Все равно больше некому.
Хан: Ты ошибаешься. Свято место пусто не бывает — так, кажется, говорила одна старая славянка на базаре? (Вбегает Танцовщица, начинает пляску). Видите, это танцовщица. Она вспомнила, что пришло время обеда и пора развлекать государя. Правда, она глупа, зато дисциплинирована.
Обмывальщица: Смотрите, она рискнула танцевать “Извивающуюся кобру”‛ Это же варварский ритуальный танец! Половина танцовщиц, пытающихся его исполнить, ломают себе позвоночник.
Лекарь: Главное внимание здесь надо обращать на поясницу и шею. Чтобы не упустить момент, когда это произойдет.
Хан: Стоп, хватит! Девочка, мне нужна твоя помощь. Ты сумеешь казнить этих трех человек?
Танцовщица: Нет, повелитель, нас этому не учили. Нас учили лишь танцам и прочим способам угождать повелителю.
Хан: А как вас учили угождать?
Танцовщица: Нас учили всем ласкам, всем играм и всем способам любви для повелителя. Учили, как говорить с повелителем, как глядеть на повелителя, а если не угодим ему, учили держаться при любой казни, чтобы это понравилось повелителю.
Хан: Тьфу, шакалы! Даже из смерти ухитрились понаделать бирюлек.
Танцовщица: И моя смерть, и моя жизнь принадлежат повелителю. Если пожелаешь, я даже готова специально сделать ошибку в танце “Извивающаяся кобра”.
Хан: Нет, девочка. Ты нужна мне живая. Сегодня ты достигнешь цели своей жизни и угодишь повелителю. Так, как не смог ему угодить еще никто.
Танцовщица: Все что у меня есть — твое, повелитель.
Хан: У тебя есть красивые, сильные ноги. И гибкие руки. Твои ноги донесут тебя до выхода моего шатра, а руки откинут настежь проклятый полог!
Наложница: Нет! Одумайся!
Хан: Цыц, воронье! Вы верно служили мне в немощи. Заботились о моей беспомощности и нянчились с моей слабостью. Вы заслужили награду. И, пожалуй, я подарю вам ваши жизни.
Лекарь: Ты отпускаешь нас?
Хан: Разве можно так просто? У каждого своя жизнь, не похожая на другие. Значит, и дарить их нужно по-разному. Тебе, женщина, я дарю тебя в качестве рабыни.
