Не сбудется - Каштанова Елена

Ее как-то неясно будоражили их разговоры "на грани фола". Максим мог так запросто сказать, что ему нравится проводить с ней время, или сделать неожиданный комплимент, как будто она была свободна, как будто не было никакого Андрея, как будто он был уверен, что имеет на это право. С Машей никогда до этого парни так не разговаривали. Ее воспринимали как "девушку Шевцова", причем настолько давно, что никто даже не пытался изменить этот порядок вещей. С другой стороны, Максим тоже не пытался. Он охотно проводил с Машей время, общался, шутил, но только в отсутствие Андрея. Если Андрей был рядом, Максим не подходил даже по делу. При этом он совсем не выглядел трусом, Маша подозревала какие-то другие причины такого поведения, но не могла понять. Она вообще предпочитала не думать на эту тему, потому что тогда бы пришлось определять для себя какие-то линии поведения, правильные и неправильные поступки и слова, да и вообще разобраться, наконец, с тем, что она чувствует. Пока Максим молчал и не говорил главного, Маша тоже могла вести себя так, как будто не происходит ничего необычного.

Обратной стороной этих встреч для Маши неожиданно стало отставание по математике. Проводя свое свободное время с Максимом, она не успевала сделать домашнее задание, и каждую пятницу Альгебра радостно использовала возможность поставить ей двойку. Максим брал уроки домой, и ему даже в голову не приходило, что причиной этих двоек могут являться их встречи. Маша уроки домой не брала, как ей казалось, принципиально (она разделяла дом и школу), но на самом деле в глубине души просто не хотела признаваться Андрею, почему не успела сделать их в лицее. Не то чтобы она скрывала, просто молчала, пока не спрашивали. Андрей тоже не понимал причины этих внезапных двоек, в выходные пытался объяснять Маше то, что она, как ему казалось, не понимала, но к следующей пятнице переставал следить за ее уроками, и она снова получала пару. Альгебра злорадствовала, Андрей беспокоился, Максим недоумевал, а Маша все больше запутывалась.

Все разрешилось в один день. В пятницу. Альгебра каким-то чутьем всегда угадывала, когда Маша наиболее уязвима, и спрашивала ее именно в эти дни. Вызвала ее к доске доказывать заданную на дом теорему. Маша хмурилась, пытаясь сообразить что-то на ходу, искоса взглядывала на сидевшего за первой партой очкарика Алика Цоя, тот отрицательно качал головой, давая понять, что ход рассуждений неправильный. Наконец Маша отложила мел.

– Я не знаю, – обреченно сказала она.

– Конечно, не знаешь, – с сарказмом в голосе подхватила Альгебра. – Ведь знания хранятся в мозге, а при отсутствии такового у них нет никаких шансов. Но красивым девочкам мозг иметь не обязательно, достаточно иметь правильных родителей, которые и в школе за них учатся, и в институте платят, и на работу устраивают. А чтобы вертеть задницей перед мальчиками, мозг не нужен, зачем!

Она просто истекала ядом, создавалось впечатление, что ей доставляет огромное удовольствие придумывать все новые и новые оскорбления для Маши. Неизвестно, до чего бы она договорилась, но ее вдруг оборвал грохот упавшего стула, и Андрей, бледный от сдерживаемой ярости, вдруг оказался перед ней.

– Вы не смеете так с ней разговаривать! Вы мне обещали!

Альгебру, казалось, вмешательство Андрея привело в еще больший восторг.

– Ты мне тоже обещал, что изменишь ситуацию, но все почему-то вернулось на круги своя. Значит, не справляешься?

– Это не повод для оскорблений! Если бы вы были мужчиной, я бы набил вам морду за такое.

– Ну надо же, как мне повезло, что у меня отсутствует кое-что между ног! – язвительно заметила Альгебра. – Все просто, твоя подружка должна была выучить теорему, тогда не пришлось бы выставлять себя на посмешище.

– Это не она выставила себя на посмешище, – вдруг вмешался третий голос.

Одноклассники отвлеклись от учебников и тетрадей и стали удивленно оглядываться. Максим встал около своей парты.

– Я согласен с Шевцовым. Вы хамите человеку, который не может вам ответить в силу разницы социальных ролей. Это низко… все равно, что бить лежачего.

– Боже, какой пафос! – Альгебра, говорила уже менее уверенно, казалось, она действительно была удивлена. – Тебе-то та же самая социальная роль не мешает мне отвечать и тем самым срывать урок.

– Мне – не мешает, – согласился Максим. – Но не всем нравится вступать в диалоги с… – он запнулся, подбирая подходящее слово, – невежливыми людьми. Некоторые считают это ниже своего достоинства. Если вам нравится унижать людей, вы неправильно выбрали профессию. Вы должны извиниться.

– За то, что Вербицкая принципиально не учит уроки? Я еще и виновата?

– За то, что вы ее оскорбили, – снова вступил в разговор Андрей.

– Я лишь констатировала факт. Правда мало кому нравится, я понимаю. Но есть простой способ подобных фактов избежать – начать, наконец, учиться. И не подавать мне поводов для, как ты говоришь, оскорблений.

– Вообще-то, Александра Ивановна, нам с Евгением Сергеевичем тоже давно не нравится, как вы разговариваете с Машей, – вдруг подал голос Разумовский. – Невыученная теорема, и даже десяток невыученных теорем, не свидетельствуют об отсутствии мозгов. Логика в ваших рассуждениях отсутствует.

– Согласен с вами, Евгений Юрьевич, – подтвердил Фильшин и встал рядом с другом. – Оскорбления – это доводы неправых. Руссо Жан-Жак, между прочим.

– Клоуны! – взвизгнула Альгебра. – Сядьте все!

Вместо этого вдруг молча поднялся рыжий Васька. За ним стали вставать со своих мест и другие одноклассники. Через несколько секунд класс в полном составе стоял у своих парт. Все выжидательно смотрели на Альгебру.

– Я так понимаю, продолжать урок смысла нет? – уточнила она. – Пойду сообщу об этом директору.

Когда за ней закрылась дверь, Андрей подошел к Маше и прижал ее к себе.

– Все хорошо, – прошептала она, уткнувшись ему в плечо.

***

После уроков трое "бунтовщиков", вызванные в кабинет директора, медленно спускались по лестнице на второй этаж.

– Зачем ты влез в это дело? – недовольно выговаривал Андрей. – Я бы и без тебя справился.

– Ты уже не справился. Надо решать проблему раз и навсегда, а не каждый раз заново.

– А ты знаешь способ? Я второй год с ней воюю, а ты надеешься за один раз победить?

– Не надеюсь. Но ты, наверное, и сам понял, что твои методы не работают. Тебе эмоции мешают. Нужно что-то другое придумать.

– А зачем к этому привлекать весь класс? И директора? Это никого не касается.

– Ничего, классу полезно научиться отстаивать интересы своих товарищей, хватит уже отсиживаться в хатах с краю, – решительно сдвинув брови, сказал Максим. – А Марине нужно доказать, что мы правы, она должна это понять. В конце концов, она не меньше нашего заинтересована в том, чтобы все в лицее были довольны.

– А что вы там друг другу наобещали? О чем говорила Альгебра? – вдруг обратилась Маша к Андрею, чтобы прекратить их перепалку.

– Это было еще в прошлом году. У нас был разговор. Я обещал следить за твоими уроками и заниматься с тобой. А она обещала перестать к тебе придираться и оскорблять.

– Так значит, она права, ты не выполнил обещание, она от своего тоже свободна, – засмеялась Маша. Странно, но настроение у нее было весьма приподнятое.

– Ничего не права, – вмешался Максим. – Она не должна хамить из этических соображений, а не потому, что заключила сделку. С воспитанием, конечно, не всем повезло, но есть же нормы человеческого общения, хотя бы их надо соблюдать.

– Вот именно, – подтвердил Андрей. Ну хоть в чем-то они были согласны.

– Если бы ты мне сказал о вашей сделке, я бы, может, тебе подыграла, выучила бы эту долбанную математику… всю, – весело укорила Маша. – А то без меня меня женили, мне даже не сообщили.

– Не понимаю твоего веселья, – проворчал Андрей.

– Это адреналин, – объяснила Маша и увидела ответные веселые искорки в глазах Максима.