Новогодний детектив. (Не)выдуманные истории - Коллектив авторов

Молодой человек оказался разговорчивым и между делом все беседовал. «Да-с! – говорил он. – Вот это ми-бемоль у вас фальшиво звучит-с. Давно вдоветь изволите?» Или: «Страсть люблю минорные тона. Они мне, так сказать, по характеру. А как у вас уютно в квартире!» Словом, за три часа он расспросил и обо мне, и об Ивановне, и нам рассказал всю свою жизнь.

Пожалели мы молодого человека. Судьба его действительно не баловала: мать умерла в чахотке, отец застрелился, сестра повесилась, а он сиротой был отдан чужим людям, претерпел от них немало, но все же выбился на дорогу и теперь хорошо зарабатывает, получая по пять рублей за настройку.

Однако и ныне горе его не оставляет: он страстно влюблен в барышню высшего круга и аристократического происхождения. Она тоже к нему неравнодушна, и однажды он, настраивая у ее родителей инструмент, в сумерках изъяснился ей в любви и под звуки, как говорит, ноктюрна господина Шопена поцеловал ее (тут моя собеседница даже несколько зарумянилась).

Одним словом, он так растрогал и заворожил нас своими рассказами, что Ивановна прослезилась, а я пригласила молодого человека остаться откушать чаю и велела выставить на столе разных вареньев да печеньев, не жалеючи. Просидел он у нас до самого вечера, поужинал и так расположил меня к себе, что, отпуская его, я в конвертике передала ему десять рублей вместо пяти – ведь как-никак целый день от него отняли. Я звала его заходить без стеснения, и он, поблагодарив за угощение и ласку, обещался не забывать. И действительно, зачастил. Сначала по табельным дням [19], а затем и в будни стал забегать, и месяца через два Михал Михалыч сделался для нас с Ивановной чуть ли не своим человеком.

И обязательным же он был! Билетик ли у барышника достать в театр, купон ли с ренты разменять, номера ли выигрышных билетов проверить по табличке – на то Михал Михалыч был первым слугой и помощником.

И вот третьего дня, то есть в первый день Нового года, приезжает с поздравлениями расфранченный Михал Михалыч.

– С Новым годом, – говорит, – с новым счастьем!

А сам такой оживленный, смеется и руки потирает.

– Что это сегодня с вами такое, Михал Михалыч? – спрашиваю. – Вы на себя не похожи нынче, что такое случилось радостное?

А он:

– Со мной ничего не случилось, Олимпиада Петровна, а радуюсь я не за себя, а за вас, моих добрых друзей.

– Чему же вы радуетесь?

– А тому, что я имею сегодня возможность щедро отблагодарить вас и за приют, и за ласку, и за все то, что я видел хорошего у вас. Да, кстати, и сам смогу тысчонок пять заработать.

– Что вы такое говорите, в толк не возьму.

А про себя думаю: «Нализался где-нибудь с новогодними визитами, не иначе!»

– Я сейчас вам все объясню по порядку, – сказал Михал Михалыч. – Сегодня утром я рано проснулся и сейчас же болезненно вспомнил о письме, полученном накануне из Ниццы от моей желанной Наташеньки. Вы ведь помните, что она уехала туда с родителями на Рождество и предполагает пробыть во Франции весь январь и февраль? Письмо она написала мне хорошее, теплое, и в нем даже говорится: «Ах, Мишель, если бы вы только были здесь!» Ну а как мне туда поехать без денег? Вы знаете, Олимпиада Петровна, я человек глубоко набожный, а и то сегодня утром возроптал на Бога. Посидел в раздумье часок-другой, да и направился на Неву к Спасителю. Горячо я там молился, прося чуда. И на душе стало как-то легче, и, представьте, чудо как будто бы и совершилось. Но прежде, чем продолжать свой рассказ, – и тут Михал Михалыч торжественно встал, – я хочу сделать вам, Олимпиада Петровна, деловое, серьезное предложение: согласитесь ли вы дать мне пять тысяч рублей при условии, что я укажу вам возможность получить не позднее завтрашнего дня несколько сот тысяч рублей? – И он пристально на меня посмотрел.

Я даже растерялась. «Неужели, – думаю, – спятил с ума? И с чего бы это, казалось? Он был всегда таким рассудительным, скромным, а эдакое несет!» Гляжу на Ивановну, а старушка божья даже в лице изменилась.

– Итак, Олимпиада Петровна, я жду вашего ответа.

Помолчав, я сказала:

– Сегодня у нас первое января, а не первое апреля, Михал Михалыч, и ваши обманные шутки не по святцам пришлись.

– Я не думаю шутить – говорю самым серьезным образом. Сегодня мне пять тысяч – и завтра у вас чуть ли не четверть миллиона в кармане.

Я растерянно продолжала:

– Вы знаете, что по смерти моего супруга я никакими делами и аферами не занимаюсь, а потому и приобрести таких денег никак завтра не могу.

– Повторяю вам, Олимпиада Петровна, что никаких афер я вам не предлагаю – вам придется лишь сесть на извозчика, отправиться в банк, немедленно получить деньги и положить их на свое имя.

Я колебалась. Ивановна, заметив это, робко вымолвила:

– Пускай расскажут, в чем дело. Выслушать нетрудно, а там сами увидите, как поступить.

– Ну что ж, Ивановна права, – сказала я, – говорите толком, что у вас за предложение.

– Хорошо, – отвечает, – рассказать я готов, но поклянитесь мне вот на эту икону жизнью своей, что если вы убедитесь в правильности моих слов, то немедленно дадите мне просимые пять тысяч и не обманете меня – словом, не пойдете на попятную.

Я хотела было обуздать свое любопытство, но меня смутила Ивановна.

– Что же, Олимпиада Петровна, – сказала она мне, – хоть пять тысяч деньги и немалые, но ежели вы завтра, как говорит Михал Михалыч, можете без всяких трудов приобрести целый капитал, то почему же и не пожертвовать их, раз дело верное.

Тут я не вытерпела и сдалась, встала и торжественно поклялась на икону Божьей Матери Казанской, оговорив, однако, что имею при себе в доме всего лишь три тысячи, а недостающую сумму могу доплатить серьгами – конечно, только в том случае, если слова Михал Михалыча окажутся чистейшей правдой. Он удовлетворился и, сделав мне торжественный поклон, заявил:

– Имею честь поздравить вас, Олимпиада Петровна: на вашу долю выпало великое счастье – ваш билет первого займа, серия № 13771, номер же билета 22-й, выиграл сегодня двести тысяч. – С этими словами он вытащил из кармана новенькую печатную табличку с номерами выигрышей, пахнущую свежей типографской краской, и протянул ее мне.

Наступила мертвая тишина.

Я сидела с открытым ртом, а Ивановна спешно крестилась. Наконец, опомнившись, я заговорила:

– Не может этого быть, тут какая-нибудь ошибка вышла.

– Помилуйте, Олимпиада Петровна, какая ошибка! Я собственными ушами слышал, как был объявлен ваш номер, да там же, в банке, обождал и получил печатную таблицу только окончившегося тиража. Я от Спасителя прямо прошел в Государственный банк, в зал, где производился розыгрыш, – уж очень я люблю следить за этой операцией: вертят колеса, малые сироты выбирают из них билетики, а там и начинается провозглашение выигрышных серий. А суммы-то каковы! Двести, семьдесят пять, сорок, двадцать пять тысяч рублей. Целые капиталы! Не успели назвать сегодня серию главного выигрыша, как меня точно по голове треснуло. Говорю: «А ведь это никак серия Олимпиады Петровны! Быть не может!» Однако справился по записной книжке, куда по вашей просьбе я еще в прошлом году записал номера ваших пяти билетов. Гляжу – точно! И номер серии, и номер вашего четвертого билета те же. Думаю: вот счастье привалило. Полечу сообщить на Николаевскую, и Олимпиада Петровна наверно не откажет мне в пяти тысячах. Если вас берут какие-нибудь сомнения, то позвоните по телефону в Государственный банк, справьтесь о билете, выигравшем двести тысяч.

Господи ты Боже мой! Такие деньги с неба свалились! И хочу-то я верить Михал Михалычу, и не верю. А Ивановна сладким голоском запела:

– Поздравляю вас, Олимпиада Петровна, с эдаким громадным счастьем. Надеюсь, благодетельница, не оставите впредь и меня своими милостями.

– Да ты подожди еще, Ивановна, радоваться. Может, что и не так – проверку сделать надо.

Я, взяв таблицу, ушла к себе в спальню, заперлась, достала билеты. Руки дрожат, в глазах помутнение, едва совладала с собой. Смотрю – точно! Цифра в цифру. И серия моя, и номер билета мой, а я все поверить не могу. Вышла опять в гостиную и говорю: