Новогодний детектив. (Не)выдуманные истории - Коллектив авторов

– А я бы не спешил! – отрезал Сергеич. – Дед знал, что цветок можно перенести из каюты в другое помещение с приемлемой температурой. Олег почему-то проснулся в момент поломки кондиционера. Совпадение?

– Да, но теперь деду придется по десять раз в день бегать к холодильным установкам, чтобы ухаживать за цветком. Он же никому его не доверит. А это четыре палубы вниз. Туда, сюда. Ему больше заняться нечем? Зачем ему такое счастье?

– Таки да, логично, – сказал Андрей. – Хотя про десять раз ты хватил. Дед сказал, что видеокамеру поставит, так что, думаю, наведываться к цветочку ему придется не так уж часто. И кто у нас остается из подозреваемых? Свою кандидатуру я решительно отклоняю. Диверсия и я – это две большие разницы.

– Это сделал тот, кто оставил несколько крошек от новогоднего торта под щитком. Тот, кто не спал, когда сработала сигнализация. Тот, кто решил полакомиться сладеньким в пять утра, тот, кто часто сует в карман разные хлебобулочные изделия. Мне дальше продолжать, или этот человек наконец признается?

– Роман Романович! Вы думаете, это я сделал?

На лице Сергея я прочел искреннее непонимание и испуг. И этот – артист?

– Серег, но, кроме тебя, некому. Ты поднимался по трапу, когда я бежал в пять утра в машину. Ты ел торт. Ты мог за минуту до этого войти в кондиционерную, открыть электрический щит, плеснуть немного воды из бутылки на плату, закрыть щиток, достать из кармана кусок ветоши и протереть дверцу на всякий случай. Вдруг кто-то потом отпечатки пальцев проверит? Но одного не учел, что с ветошью у тебя из кармана выпадут несколько крошек от торта.

– Да не было такого! Не ел я торт из кармана, я же не совсем тупой. Он же с кремом.

– Ты мог соскоблить крем, завернуть коржи в салфетку и положить их в карман.

– Но зачем? Я в кают-компании доел весь торт. Спросите у Слепцова. Он забегал как раз тогда, когда я доедал последний кусочек.

– Толик?

– Было дело, спустился водички взять холодненькой. У меня ведь в каюте холодильника нет. Что-то сушняк напал. Серега как раз остатки торта себе в тарелку перекладывал. Не факт, конечно, что перед этим часть в карман не запихнул. Но сомневаюсь – перемазался бы кремом по-любому.

– Вот именно. – Сергей волновался, но говорил все более уверенно: – Да и зачем мне это надо? Какой мотив?

Я задумался. Действительно, с мотивом у каждого из машинной команды не складывалось.

– Толик, а сам никого по дороге в кают-компанию и обратно больше не встретил?

– Вроде нет. Я взял бутылку минералки из морозилки и сразу пошел наверх. Хотя нет – вспомнил. Когда заходил в каюту, увидел Сергеича – он как раз свою дверь то ли открывал, то ли закрывал. У нас же каюты на одной палубе. И примерно через минуту или даже меньше я услышал звуки сигнализации. С моей палубы «В» слышимость получше, чем с вашей «С». Я пониже живу.

– Сергеич! То-то я удивился, что ты так быстро спустился в кондишку. Значит, не спал еще и был одет. И где тебя носило в пять утра?

Электромеханик нахмурился и долго молчал. В ЦПУ наступила тишина, если не считать работу главного двигателя на полных оборотах в десяти метрах от нас.

– Если я скажу, что ходил в гости к кое-кому и мы там выпили за Новый год, ты мне, Ромыч, поверишь?

– Конечно, только скажи, с кем пил, – я от тебя сразу отстану.

– Ты ж знаешь, Рома, что в компании официально сухой закон. Не хочу никого подставлять.

– Тю, да мы ж вместе бахнули вина на Новый год, когда мастер [13] спать ушел.

– Но я потом пошел водку пить. Немного выпил, максимум грамм двести за три часа. Это мой собутыльник нажрался, но я его не назову, хоть режь.

– Ладно, пока этот вопрос закроем. Бека, а ты-то хоть спал ночью? А то все, оказывается, вместо сна черт-те чем занимались.

– Я спал, как младенец, Роман Романович. Честное слово!

– Верю. Вот тебе – верю. Остальным как-то не очень. Ладно, как говорят на родине нашего третьего механика, «будем посмотреть». Все свободны пока.

Разошлись все, кроме Андрея. Бухто дождался, когда закроется дверь за электромехаником, вышедшим из ЦПУ последним, и сразу набросился на меня с вопросами:

– Ромыч, а меня почему не спросил? Где я ночью был? Как я воду лил? И с кем водку пил?

– Андрюха, не начинай. Без твоих подколок тошно. – С Бухто мы дружили несколько лет, я часто останавливался у него, когда бывал в Одессе. – Давай рассуждать логически.

– Давай.

– Зачем кому-то отключать в тропиках кондиционер? Он сумасшедший или мазохист? Если не выдержу, переселюсь с матрасом в ЦПУ. Тут двадцать три градуса всегда.

– И?

– Что «и»?

– Ты сказал: «Давай рассуждать логически», а задал вопрос. Жду от тебя рассуждений.

– Андрюх, а я от тебя жду, потому как сам ничего не понимаю. Логика пасует с этой диверсией.

– Хорошо, давай тогда с другого бока зайдем. Кому выгодна жара? Или не так. Кому жара не так страшна, как другим? Вот тебя явно угнетает, раз в ЦПУ задумал переселяться.

– Беке нравится жара – хвалился как-то, помнишь?

– Помню. Только кадет последний, кого можно подозревать. Зачем ему устраивать диверсию?

– Так и другим незачем. А может, Бека, зная твою нелюбовь к жаркому климату, решил именно тебе насолить за то, что его работой нагружаешь?

– Вариант. Только ведь Бека сам постоянно вызывается на любую работу – он делает больше, чем я ему поручаю.

– Да, маловато данных. Не сходится задачка. Надо подождать. Может, повезет, и на нашей улице перевернется грузовик с печеньем.

Телефонный звонок в три часа ночи прервал мой сон на самом интересном месте.

– Рефка сработала. Сергеичу я уже позвонил, спускайся. – Голос Андрея окончательно выветрил остатки сна из моей головы. Сегодня ночная вахта третьего механика, поэтому сигнализация выведена к нему в каюту. – Ромыч, ты веришь в совпадения?

Вопрос друга показался мне риторическим.

– Снова PLC?

– Нет, – ответил подошедший электромеханик. – Температура во всех камерах поднялась. Не пойму только почему.

Сами рефкамеры находились на главной палубе под кают-компанией и камбузом, а вот рефрижераторная установка, с помощью которой поддерживалась нужная температура в камерах, располагалась в машинном отделении недалеко от трапа. Фреон по трубам шел наверх, остужая, например, мясную камеру до минус восемнадцати градусов. А вот в молочной, где обычно хранились напитки, температура держалась в районе пятнадцати градусов тепла.

Цветок!

– Андрюха, звони деду – пусть забирает свой гладиолус и переносит в ЦПУ. Иначе до утра тот зачахнет.

– Не гладиолус, а орхидею, – поправил меня Сергеич.

– Да какая, к черту, разница.

Я наклонился к компрессору и посветил фонариком ниже, чтобы посмотреть на уровень фреона в танке, куда компрессор нагнетал под давлением использованный хладагент.

– Фреона нет, – констатировал я, не особо удивившись, – поэтому камеры и не держат температуру. Сейчас попробуем заправить из баллона и запустить снова. Но, боюсь, утечка слишком большая – запасного фреона может не хватить. Еще вечером уровень в танке был выше среднего. Надо искать утечку.

Специальным устройством по поиску минимальных паров фреона я обследовал всю магистраль и нашел утечку в мясной камере. Перекрыв туда доступ хладагента и заправив фреоном систему, смог запустить рефку. Еще какое-то время ушло на извлечение воздуха из фреона, чтобы компрессор не перегревался и его не выбивало по тепловой защите.

– Семь утра – поспать не получится, – сделал вывод Андрюха, кивнув на судовые часы.

Дед перенес свой цветок в ЦПУ и поставил его за главным распределительным щитом [14], куда никто специально не заглядывал, если не считать электромеханика – Сергеичу по должности положено периодически проверять работу ГРЩ. Кроме того, дед установил видеокамеру, чтобы объектив смотрел на орхидею.