Бесконечное землетрясение - Дара Эван

— Есть море хороших вещей, — говорил отец. — А также море просто ужасных. При желании или необходимости ты можешь найти что угодно, в любом количестве, легко и просто, без всяких проблем. Так что все зависит от тебя. Тебе выбирать, что именно ты хочешь впитывать.

Он видит три древотени, указывающие в направлении, куда он не идет, в направлении, которое должно быть севером. Нацеливается в ту сторону. Встает, ковыляя, удаляется от почерневшего овала на земле. Может, когда-то здесь разводили огонь для приготовления пищи или жгли мусор. Но: нет ни банок, ни обертки, ни журналов со свернувшимися краями. Ни бутылок, ни осколков стекла. Только ожог.

Он останавливается. От чего это обугленное черное пятно? Создано ли оно руками человека? Или ударом молнии? Может ли это быть результат внезапного возгорания? Служило ли оно какой-то цели? Он шагает быстро, продвигаясь, насколько может постичь, строго на север. Подъем левой ноги болит.

Густота воздуха меняется, пока он идет, становится менее гнетущей, терпимой, почти терпимой. В местах с повышенной влажностью листья внезапно опадают и блестят, его шаги смягчаются. Вставая, он чувствует на своем лице мерцание.

Он обходит куст, густо поросший белыми листьями, напоминающими скопления звезд на ночном небе. Он направляется к поляне; ее яркий, бороздчатый струящийся свет окаймляет стволы, ветви, порхающие среди растительности существа показным золотом. Он видит узкий проход между двумя упругими лианами, идет по нему. Перестает обращать внимание на свои падения.

Он бредет еще четыре часа двадцать минут. Его часы хорошо справляются с этой задачей — сообщать ему, сколько времени он потратил впустую. Вокруг простирается лес, пока все цвета не вырождаются в серо-черные тона. Но прелая опавшая листва на земле обозначает тропу. Вскоре другую. Он поджимает губы и сосет их, чтобы выделившаяся слюна увлажнила пересохший рот, языком размазывает ее вокруг каппы. Позволяет себе ощутить действие Q2, которое началось несколько минут назад. Он отдается на волю землетрясения, спотыкается на пути, по которому оно ведет его. Скатывается с возвышенности, видит, что лес редеет.

Насколько целеустремленно он вошел в лес, столь же слепо выходит оттуда. Ярмо деревьев он отодвигает прочь, расталкивая заросли руками. Приветствует солнце, которое мгновенно согревает ему подбородок.

Еще два шага, и перед ним торжественно открывается перспектива. Широкие яркие зеленые поляны ведут к оголенной скале, которая уступает еще более широким полянам. Небо прочерчено сиянием и беспредельно.

Он не знает направления, он не знает масштаба. Он только предполагает, где север, не хочет утруждать себя подсчетом миль. Подъем левой ноги болит. Делать привал не время.

Он идет дальше, на гипотетический север. Замечает большой, поросший мхом камень как раз вовремя и обходит его. Скромное поздравление самому себе прерывается жжением у левого уха. Солнце встало в зенит. Он вынимает тюрбан, надевает его, опускает ткань по бокам. Материя шуршит, слегка овевает его виски. Он тащится дальше. Его компас — надежда.

Еще двадцать минут, и он видит в траве длинный извилистый белый шнур с маленькой белой головкой. Подобный причудливому глисту, извлеченному из неустановленного организма-хозяина. Он останавливается, наклоняется, обретает равновесие, поднимает шнур. Это провод с наушником, вторая конечность оторвана. Он держит его замотанной рукой за кончик. Провод грязный, зато утешает. Этот пластиковый глист, паразит, одновременно питающийся и питающий, дает ему знак. Он на верном пути к аэропорту.

Отсутствие над головой птиц удивляет его и не удивляет. Кто знает, куда пропали попугаи, стрижи, мухоловки? Ответить почему — легче. Он бредет дальше. Начинается Q2, земля кренится. Впереди, до самого горизонта, спящая зелень проснулась, мечется и ворочается в земляной постели. Он потягивает ноги, чтобы обрести равновесие и упругость, колотит кулаками по воздуху и защищается, как очевидно проигрывающий боксер в последнем раунде.

Это нарастающее Q2. Дрожь в коленях вынуждает размышлять. Должен быть способ сопротивляться. Собственный способ отражать удары. Методы свести препятствия на нет, которые обеспечат ему независимость даже в кратчайшие промежутки. Он не бессильная марионетка бессовестной земли. На каждое действие есть равное противодействие. Он может быть собственным оазисом устойчивости. Пусть и временно.

Однажды он это попробовал, через несколько дней после Натиска. Обернулось подвернутой ногой и ушибленными ребрами. Но он попытается еще раз, теперь, обладая многомесячным опытом. К добру ли или нет, он приноровился к островной беде и наверняка развил способность реагировать более искусно. Пространство, которое он создал между внешним и внутренним, — это ничто такое обширное, что оно, есть надежда, защитит его от всего. Ну, может, хоть от чего-нибудь.

Посередине засушливого поля он вдруг останавливается. Держится на ногах, как получается. Локти выставлены по бокам, кулаки перед грудью, ступни крепко стоят на земле. Он закрывает глаза, глубоко дышит, сосредотачивается. Начинает чувствовать земные ритмы. Направление и периодичность сотрясений, варьирующуюся силу, лейтмотивы. Он определенно многому научился. Он устремляется вперед, делает три шатких шага, перегруппировывается. Невыразимо рад, что во рту каппа.

Но он не защищен от мысли. Он не может противостоять этим колебаниям. Они слишком яростны, слишком мощны. Он должен двигаться вместе с ними. Стать сосудом, который трансформирует их. Преобразовать их во что-то сносное, теоретически полезное. Не вставать у них на пути, а проложить свой.

Он начинает еще раз, делает вдох, чтобы по возможности обеспечить спокойствие. Он не напрягает, как раньше, мышцы, но остается гибким. Раскрепостившись таким образом, он пытается отслеживать толчки и реакции, когда силы земли пронизывают его. Они сильны. Но он все еще стоит.

Он пробует сделать первый шаг, наблюдая, как напрягаются, затем расслабляются мускулы, когда он передвигает ногу вперед. Приземляясь, он подворачивает левую ногу, не обращает внимания на боль, энергично ставит ступню на землю. Когда волнение земли застает его врасплох, он выбрасывает вперед правую ногу, делает круговое движение бедрами, не прекращает покачиваться. Достигает равновесия. Через двадцать секунд он делает один полноценный шаг, успешно ставит ногу. Получается. Один шаг, без спотыканий.

Это схватка, думает он, и в ней его надежда. Он, возможно, сумеет натренировать себя использовать толчки земли как энергию для шагов. Преобразовать муку в достижение. Могущественная человеческая алхимия. Он отталкивается и благодаря силе инерции совершает конвульсивный прыжок. Приземляется на одну ногу, потом на две. Прогресс.

Он думает о том, с чем схватился. С вечнотрясением? Своими реакциями на вечнотрясение? Своими реакциями на свои реакции на вечнотрясение? Эту цепочку можно продолжать до бесконечности, но он чувствует, что с каждым новым звеном она становится ближе к правде. Может быть, это само землетрясение.

Он вспоминает любопытную мысль, которую вычитал однажды, когда они жили на чемоданах над галантерейным магазином в Хартфорде. Эйнштейн говорил об эквивалентности сил гравитации и инерции. Нет. Эквивалентны гравитация и чувство собственного достоинства. Он встает.

Ночь наступает быстро, будто штору опустили. Он решает беречь силы, снова войти в населенный мир на следующий день. Направляясь в ту сторону, где, как он полагает, надеется, расположены бывший город Мажино и к северу его аэропорт, чуть меньше чем через полчаса он обнаруживает сухую лощину. Заглядывает в нее. Годится для ночевки. Мелкая, но подходящая, без звериных троп. Он немедленно соскальзывает на дно, садится среди листьев, корней, камней.