Бесконечное землетрясение - Дара Эван

Я отхожу от особняка, поворачиваюсь и смотрю на его ошеломительно длинную тень. Для такого размаха потребовалось только три этажа. Два рабочих проталкиваются мимо, стискивая камни, разбрызгивая пот, и я разворачиваюсь и продолжаю путь к Западным воротам. На выход с территории особняков очереди нет, хотя пять или шесть камненосов спят или лежат без сознания вдоль внутренней стороны забора. Возле них на земле стоит вибрирующее корыто, где осталось воды не больше, чем в луже. Широкий деревянный черпак, подвешенный на шнуре и бьющийся о землю, изглодан вдоль всего края.

А вот и лазейка. Жандарм отвлекся на человека, который сложился, как штангенциркуль, и кашляет, кашляет. Я выскальзываю за ограду.

Осталось еще восемьдесят, девяносто минут дневного света. Я могу успеть в распределитель, надеюсь. Запастись едой. Добыть новый запястник, пока левый не треснул полностью, что неминуемо в ближайшие дни. Всегда лучше заменить что-то, не дожидаясь повреждения и его последствий.

Я иду дальше, почти опрокидываюсь при первом же шаге. Опираюсь на правую пятку и машу руками, как мельница, чтобы восстановить равновесие, затем выбрасываю туловище вперед. Головокружительное мгновение. Верчение солнцелучей вокруг. Я останавливаюсь, хватаю ртом воздух, и вытираю лицо, и осматриваю следующие несколько ярдов в поисках палок, корней или ложек. Только один потенциально опасный камень на пятнадцать градусов справа. Я распределяю вес тела на обе ноги, поднимаю левую ступню и медленно выдвигаю ее вперед. Затем отрываю правую. И все равно умудряюсь загреметь при каждом шаге. И между шагами тоже. Теперь, когда со мной больше нет спутника. Балласта. Моего камня-компаньона.

Разбитый асфальт тропы В имеет ответвление, которое поворачивает к распределителю, — это пешеходная дорога, идущая через пущу тисов, сейчас сломанных и упавших, обнаженных до бледной коры. Я достаю из среднего кармана нагрудной сумки морковь, стираю с нее землю и, спотыкаясь, плетусь пару ярдов от асфальта. Встаю и отряхиваю грязь с налокотников. Потом поднимаю морковь. Снова вытираю ее. Новый ушиб на правом колене начинает выпевать пронзительную трель. С удовлетворением я вспоминаю, что скоро забуду об этом.

Я вынимаю каппу, кладу ее в карман нагрудной сумки и отхватываю зубами солидный кусок моркови. Он падает в расщелину, только что открывшуюся в земле. Проглочен, но не мной. Приятная текстурная оранжевизна исчезает в черной бездне. Прощай, ценный ломоть. Я слышу зернистый скрежет, поднимаю голову и вижу прорезающуюся не больше чем в пятнадцати футах впереди меня скважину. Вся лежащая передо мной местность трясется, и кусок мира с грохотом обваливается. Трава и частицы почвы туманят воздух. Провал, должно быть, шириной восемь футов и тянется вперед на одиннадцать. При виде его я закрываю глаза. Потом представляю несколько других расколов в земле, мимо которых прошел на этой неделе.

Я быстро вынимаю из кармана сумки каппу, вставляю ее в рот и прикусываю. Когда она со щелчком становится на место, я припускаю к бывшей тисопуще, за которой находится распределитель. На каждом шагу спотыкание.

Теперь я верчусь. Теперь я еле ноги переставляю. Это Q3. Я говорю себе: легких путей не ищи, чтобы не сбиться с пути. Землегул нарастает, бурые собаки мчатся, выстроившись дугами, горизонт ходит взад-вперед и скачет. Я встаю и, ставя ступню полностью на землю, делаю шаг за шагом по направлению к тисовым пням и поваленным расколотым деревьям. Земля пинает меня вперед, и руки болтаются позади, и я плашмя падаю на грудь, прыгаю по каменистой почве несколько секунд, а потом еще немного. Голову я держу высоко, но верхние части бедер грубо ободраны, а на губах скрипит песок. Потом пауза. Возможность сделать вдох. И почувствовать новые жгучие ссадины — на правом локте, на всем правом бедре, повсюду'. Я ползу дальше, следя за тем, чтобы запястники были на месте. Я твердо знаю: надо защищать ладони. Через минуту я переворачиваюсь на спину, упираюсь в землю обеими пятками и толкаю тело вперед, приподнимаясь с каждым толчком, чтобы нагрудная сумка не перекрыла мне доступ воздуха. Еще две минуты, и я снова ползу. Так лучше, безопаснее. Коленные чашечки какое-то время могут это выдержать. Скользить змеей необязательно.

Бывшая древопуща реже, чем я помню. Расхищено больше насаждений. Всего несколько минут требуется, чтобы маневрировать через ее тернии и ухабы. Я проползаю под сломанными древоветками, перебираюсь через кочки влажного мха, опираюсь на пеньки и, схватившись за них, подтягиваюсь. У последнего пня перед пространством и днем я поднимаюсь, и нахожу равновесие, и нахожу равновесие, и крепко встаю на ноги. Я пойду. Попытаюсь идти. Мои колени, надеюсь, предпочтут такую боль.

Я делаю первые шаги. Передо мной широкое поле, ведущее к распределителю, чей забор образует часть низкого горизонта, похожего на десантный катер. Поле запружено людьми — видимо, до закрытия распределителя меньше времени, чем я думал. Я вижу их всех. Десятки тел размахивают руками и судорожно корчатся, колышущиеся фигуры трепещут, как языки пламени, словно их терзают страхи, извергающиеся из самого нутра. Одно тело крутится и крутится на месте, обездвиженное движением. Другое ныряет к земле, тогда как его туника поднимается и, надутая ветром, парит, а затем накрывает его, будто саваном. Рваный силуэт семафорит, подавая сигналы, которых никто не понимает. Громадная сковорода мира раскаляется и раскаляется, превращая человеческое присутствие в клубы дыма. В горсть сухой почвы, когда они ударяются о землю.

Грохот Q3 — прекрасное сопровождение для этой безжалостной хореографии. Далекие тела валятся на землю и в ответ на рев материка, кажется, согласованно поднимают сначала головы, потом туловища. Рассеянные повсюду оборванцы падают на колени, напоминая молящуюся церковную общину. Панически размахивая руками, они принимают вид хора, взывающего к небесам. В разных концах ходящего ходуном поля две похожие на чучела женщины стоят с разинутыми ртами — дуэт, исполняющий молчаливые ламентации. Затем вступает соло. Одна женщина совершает акробатический скачок назад в воздухе. Согнутый мужчина с согнутой клюкой непроизвольно отплясывает джиттербаг. Непонятное существо стоит, расставив руки и ноги в виде буквы «X», затем пропадает со сцены.

Люди-пузыри на поверхности кипящей земли. Они направляются в распределитель или идут оттуда? Есть ли сейчас разница? Я спотыкаюсь дальше. Другого выхода нет. Спотыкайся или голодай. Но это полномасштабное Q3. Я ставлю ногу вниз, а вниза нет. Я переношу свой вес туда, а туда нет. Но я нахожу подходящий угол, я выторговываю свой путь вперед, я уворачиваюсь от камней, щиколоток и шквалов земли.

Вот я оказываюсь перед холмами Морн-Катр. Вот я оказываюсь перед парковкой — машин нет, асфальта нет. Вот я вижу дерево, стоящее на ровном месте, потом стоящее на бугре. Вот я вытираю прах со рта, вот я смотрю на подошву ботинка. Я встаю и шатаюсь в том направлении, где, как подсказывает мне неубиваемый инстинкт, находится распределитель. Я веду к нему свой корабль, я гребу и гребу по воздуху.

Я приближаюсь к женщине в порванной спецовке, потом вижу небо там, где она была

Я подхожу к мальчику с заплывшим от синяка закрытым глазом, и вот он на земле, схватился за локоть

Я стою возле человека со свисающей с нижней губы каппой, который протягивает ко мне переливающуюся от грязи и крови руку

Я стою рядом с женщиной, колотящей кулаком свои ноги, чтобы они не поднимались

Я спотыкаюсь дальше. Легких путей не ищи, чтобы не сбиться с пути, легких путей не ищи, чтобы не сбиться с пути, через час или четыре я буду дома. Человек с одной рассеченной штаниной переползает через наполовину ушедший в землю камень, потом летит, его четкая тень следует за ним. Вопль, и он приземляется в восьми футах впереди. Труп велосипеда лежит, частично врезавшись в куст, колесами вверх, педали медленно крутятся. Бледный тощий человек неопределимого пола сидит, плачет и скребет лицо согнутыми, как когти, пальцами и при этом подпрыгивает.