Стон дикой долины - Аскаров Алибек Асылбаевич

Но всем, как говорится, по нраву не придешься. Понятное дело, что, став начальником и руководя людьми, невозможно найти дорожку к сердцу каждого. Бесспорно, встречались люди, хулившие Мырзекена, злословившие за его спиной. Тем не менее, не только друзья, даже враги признавали его искреннее добродушие и принципиальную честность.

В народе ходит много других всевозможных разговоров о Мырзахмете. Одну, например, байку любит рассказывать хромой Нургали.

«Отправился я по какому-то делу в Орель, возвращаюсь оттуда посреди ночи домой и вижу, что в конторе у начальника свет горит, — вспоминает он. — Было уже за полночь, вот и думаю: неужели собрание какое? Слез с коня и подкрался к окну. Смотрю, а по комнате, размахивая руками и как будто с кем-то ругаясь, вышагивает туда-сюда наш Мырзекен.

— Я в корне против вашего указания, товарищ первый секретарь! — кричит он. — Нельзя так односторонне решать вопрос!

При этих словах у меня душа ушла в пятки. Думаю, видать, наш начальник совсем спятил, коли вызвал к себе в кабинет первого и отчитывает, да еще и покрикивает на него. Решил, что первый наверняка сидит с хмурым видом в одном из углов, поэтому вытянул шею, чтобы увидеть его, а в кабинете ни одной живой души, кроме Мырзахмета, нет. Мырзекен же, то и дело взмахивая рукой, разговаривает, как оказалось, со сломанным стулом, стоящим в центре комнаты.

У меня волосы на голове дыбом встали. Думаю, разве просто необразованному человеку бьггь начальником? Сразу пришла нехорошая мысль: бедняга так перенапрягся, стараясь как можно лучше управлять народом, что голова не выдержала — куда ж ему, несчастному, деться, как в помешательство не впасть? Будь что будет, решил протянуть руку помощи больному человеку и проводить до дому, с тем и ворвался в контору.

Мырзекен вытаращил на меня глаза, словно медведя увидел. А меня от его выпученного взгляда охватили еще большие опасения, тихонько подошел и схватил его за рукав. Говорят, от тронувшегося умом человека всего можно ожидать; я слышал, будто бы такого даже судить не станут, если он ненароком тебя изувечит. Вот и проявил на всякий случай осторожность — потянул легонько за рукав и ласково сказал:

— Мырзеке, потерпите немного... давайте пойдем домой...

А он заупрямился:

— Не могу, я еще не закончил!

Тогда я потащил его уже сильнее и снова говорю ему ласково:

— Ничего страшного, Мырзеке, пойдемте домой!

— Оу, Нуреке, — говорит тут Мырзахмет, — ты чего ко мне пристал, с какой стати такая забота? Когда надо, тогда и пойду домой! Завтра на бюро райкома мне предстоит выступить, вот я и готовлюсь. Какое тебе дело до меня?

Только теперь я сообразил, что происходит...»

Не скрывая симпатии к прежнему директору, Нурга-ли в завершение своего рассказа добавляет: «В тот раз наш Мырзекен смело выступил на бюро и смело, не взирая на лица, доказал первому свою правоту. Если хочешь показать, каким должен быть настоящий руководитель, надо рассказывать именно о таких случаях!»

Своей стойкой принципиальностью Мырзекен не поступался и позднее, будучи «рабочкомом» и трудясь в лесничестве.

Когда его избрали председателем сельского совета, руководил совхозом смуглый округлившийся толстяк по имени Сайранхан. Директор есть директор, вот и стал он по малейшему поводу вызывать к себе Мырзекена.

В конце концов, совершенно издерганный бесконечными походами в директорский кабинет, новый председатель сельсовета поставил вопрос ребром.

— Дорогой Сайранхан, — сказал он директору на глазах у аулчан. — Ты директор совхоза. То есть руководитель здешнего хозяйства. Так?

— Так, Мырзеке, так, — согласился директор.

— Ну а я избранный народом председатель сельского совета депутатов. То есть я здесь представляю советскую власть. Верно? — спросил Мырзекен, наседая еще больше.

— Верно, Мырзеке, верно, — ответил директор, кивая головой.

— А если верно, почему ты без конца беспокоишь советскую власть, почему вынуждаешь бегать в свой кабинет? Если у тебя к советской власти есть дело, тогда ты сам приходи в сельсовет. Давай впредь так и договоримся! — заявил Мырзекен.

В то время еще не наступила нынешняя эпоха демократии и гласности, а стояла пора жесткого правления, когда при словах о приближении представителя советской власти все невольно затихали. Так что после подобных речей Мырзекена, напомнивших директору, с кем он имеет дело, ему ничего не оставалось, как примириться со сказанным. С той поры, если Сайранхану требовался по какому-то вопросу Мырзекен, он сам покорно спешил в сторону аульного совета.

За эту свою принципиальность упрямый Мырзахмет здорово поплатился, когда работал в лесничестве...

Для человека сведущего понятно, что работа егеря вовсе не такое уж легкое и простое занятие. Аул есть аул — кому-то дрова нужны, кому-то сено, кто-то хочет дом обновить, а кто-то баню построить. И во всех этих случаях люди идут с протянутой рукой к лесничему, надеясь получить разрешение на вырубку леса, выкос травы в заповедной зоне либо с просьбой выделить древесину.

Если егерь будет идти навстречу всем своим соседям и сородичам, которых больше, чем травы в степи, и возьмет в привычку беспечно раздавать лесные богатства, то завтра на Алтае даже захудалого кустика не останется. Помня об этом, Мырзекен, пока работал лесничим, был неприступнее скалы и тверже камня.

— Милые мои, — объявил он в свой первый же рабочий день, — если вам нужны жерди и бревна, идите в леспромхоз, а на мои леса даже не претендуйте!

Когда у него клянчили дрова, он не пытался лукавить, как это делали прежние лесничие, а резал напрямую:

— Хотите дрова — купите сначала билет, а потом в законном порядке нарубите их на выделенной вам делянке! — и он указывал на рощицу, специально отведенную для этих целей.

Естественно, кто-то с такими принципами Мырзекена мирился, а кто-то — категорически их не принимал. Первые платили деньги и получали для себя участок на законных основаниях, а вторые крали где придется. Но шила в мешке не утаишь: разве позволит Мырзекен, весьма внимательный к своим обязанностям, тащить «где придется»? Зачастую воришки попадали под его бдительное око и вынужденно платили денежный штраф, намного превышающий законную стоимость похищенного. Таким образом, у поссорившихся с егерем пройдох имелся к нему собственный счет, и они, естественно, таили месть.

...Как-то троица браконьеров тайком, под прикрытием ненастного дождливого дня рубила лес в ложбине между гор. Прямо на месте преступления и застал их Мырзах-мет. Однако разбойники в плащах и надвинутых на лица капюшонах напали на неожиданно появившегося лесничего, туго завязали ему глаза, засунули в рот кляп, а обе ладони втиснули в расщелину свежего пня, предварительно расширив ее вбитым клином. При этом они и словом меж собой не обмолвились, не торопясь погрузили срубленные деревья на телегу и были таковы.

Свежий, только что срубленный сосновый пень, из которого браконьеры перед уходом выбили клинышек, так сильно стиснул Мырзекену руки, что у него от боли глаза на лоб полезли. Позвать на помощь он не мог, так как рот был забит тряпкой, посмотреть и прикинуть, как лучше освободиться, — тоже, потому что глаза ему завязали. Так и простоял всю ночь до рассвета под моросящим дождем в полусогнутом положении.

Наутро егеря обнаружил Лексей, выгнавший корову попастись в горах.

— Сначала я заметил коня Мырзекена, — рассказывал потом Лексей. — Под седлом, беззаботно пасется в ущелье. Спустился я тогда в лог, чтобы поболтать с другом, поднять себе веселым разговором настроение, и тут увидел Мырзекена — он стоял ко мне спиной, согнувшись над пнем. Сперва я подумал, что он нужду справляет, поэтому приближаться не стал, топтался поодаль — не станешь же торопить с этим делом уважаемого человека, который еще недавно тебе начальником был... Стою, жду... а он все никак не закончит. Тогда я кашлянул и окликнул его по имени. Слышу, а в ответ слабый стон. Мырзекен передернул плечами и мотнул головой. Я тут же спрыгнул с лошади и поспешил к нему. Гляжу, бедняга Мырзекен торчит как столб, а руки в пень уперты, говорить не может, поскольку во рту кляп, глаза завязаны, весь промок до нитки... Кинулся, естественно, на помощь, даже вспотел от напряжения, пока освободил ему пальцы: пришлось потрудиться, заново вбить клинышек и раздвинуть расщелину...