Стон дикой долины - Аскаров Алибек Асылбаевич

Поскольку собрание открытое, народу присутствовало много, а среди людей встречаются всякие. В зале зашумели: кто-то попросту веселился, кто-то поднял Даулетхана на смех, а кто-то внимательно ожидал дальнейшего.

Председатель собрания, стуча то по столу, то карандашом по графину, насилу прекратил поднявшийся в зале крик.

— Дорогой Даулетхан, ты бы обобщил свою мысль конкретнее и коротко доложил, — обиженно сказал он стоявшему на трибуне библиотекарю. — Что ты себе позволяешь — решил превратить собрание в балаган?

— Прошу прощения... Но у меня не было такого намерения. Просто, когда меня кто-то перебивает, я начинаю путаться в том, о чем хочу сказать.

— Не шумите! Пусть выскажется...

— Хотя и ветреный слегка, но этот джигит знает, что говорит. Давай, милок!

— И скажу... Все вы встаете в шесть часов утра и немного спустя отправляетесь на работу. Верно? — придавая вес своему голосу, спросил Даулетхан у присутствующих. — Ну а в шесть часов, когда вы просыпаетесь, солнце успевает подняться на высоту курука. Зато в шесть часов вечера, когда рабочий день заканчивается, кругом уже темень. Особенно в зимние дни, тогда шесть часов вечера — это как час ночи. Решил я проверить, почему так получилось, и вот что выяснил: вся суть в ошибочно принятом у нас часовом поясе.

— Любопытные речи он завел!

— Ничего любопытного тут нет... Просто кто-то, не знающий местных особенностей, приравнял нас к алма-атинскому времени... Столице-то, естественно, все равно... В шесть часов утра у них только начинает брезжить рассвет. А вечерние сумерки опускаются часов в десять-двенадцать. Там люди, как мы, не мучаются.

-Ну, и что ты предлагаешь?

— А предлагаю я вот что: нам необходимо перейти на новосибирское время... Тогда все нормализуется. Будем вставать и ложиться в срок... Взгляните на карту сами! Новосибирск, с которым у нас часовая разница, по своей долготе находится даже на несколько градусов ближе к Алма-Ате, чем мы. То есть наш аул расположен дальше, на несколько градусов восточнее, чем Новосибирск. Почему же мы живем по алма-атинскому времени?

— А что нам-то прикажешь делать?

— Я требую включить этот вопрос в повестку дня открытого собрания и в постановлении изменить наш часовой пояс. Другими словами, в дальнейшем нам следует ввести в жизнь порядок работы по новосибирскому времени!

Высказавшись, Даулетхан спустился с трибуны. А аулчане в замешательстве зашушукались, не зная, воспринимать предложение библиотекаря в шутку либо всерьез.

— А полномочно ли наше собрание принимать такое постановление? — нерешительно спросил председатель президиума у директора.

— Конечно, не полномочно, — ответил тот. — Изменение часового пояса — это вопрос не нашей компетенции. Слова твои, возможно, и уместны, дорогой товарищ. Но ты лучше все это красиво и аргументированно изложи в газетной статье. Пусть все в районе прочтут и выскажутся.

— Напишу! — вновь с твердой уверенностью пообещал Даулетхан.

Видите, человек, который много знает и много читает, и идей выдвигает множество. Такой активности, вызванной образованностью и широким кругозором библиотекаря, безусловно, способствуют демократия и гласность, так что ныне авторитет Даулетхана поднимается в гору.

Правда, нет худа без добра и наоборот: суя всюду свой нос, он окончательно утратил симпатию начальства и стал для него бельмом на глазу. Вот поэтому старики, много на своем веку повидавшие, и ждут с тревогой, чем же все закончится, жалеют библиотекаря.

Однако самому Даулетхану хоть бы хны: что с ним поделаешь, если он иногда даже в армейские вопросы вмешивается...

— Вы знаете, что недавно десять парней из аула призвали на переподготовку? — спросил как-то неуемный Даулетхан у директора. — А переподготовка — это повторная подготовка. То есть тех мужчин, что подзабыли военное дело и воинские навыки, заново призывают в армию и пропускают через курсы переподготовки, чтобы оживить в памяти забытые знания. Не так ли?

— Ну так... Говори дальше...

— А разве трое из тех десяти парней, которых недавно забрали из военкомата, не демобилизовались из армии всего месяц или два назад? Зачем их снова забрали? Неужели за два месяца они успели все забыть? Мне кажется, намного больше пользы было бы, если б эти джигиты работали в совхозе — сено косили, урожай убирали... Разве я не прав?

— Дорогой мой, этот вопрос ты лучше задай военкомату, — ответил директор. — На худой конец, напиши в газету, чтобы породить нужную дискуссию.

Однажды Лексей, который искренне переживал, что бедный парень рано или поздно угодит в беду, из-за того что слишком много читает, отправился к нему в библиотеку. Пришел, а Даулетхан привычно уткнулся в книгу.

— Агай, я тут скучаю в одиночестве, как хорошо, что вы пришли, — будто ребенок, обрадовался Даулетхан. — Вот, про город Венецию хочу вам кое-что сказать... Ежегодно он на несколько миллиметров опускается в воду. Это же неслыханное бедствие... Катастрофа всемирного масштаба!

— Господи помилуй, говоришь, катастрофа?

— Да, агай, бедствие огромных масштабов! Вот вы, агай, задумывались хотя бы раз над тем, как нам спасти Венецию от этой трагедии?

Лексей в недоумении приподнял сведенные плечи.

— Ну а я знаю! — объявил библиотекарь. — Я знаю способ, как спасти Венецию... Необходимо со стороны Адриатики соорудить дамбу. А потом спускать через шлюзы излишнюю воду.

Лексей, как бы всячески поддерживая слова Даулетхана, усиленно замотал головой, ну точно лошадь, которая отмахивается от мух.

— Ладно, насчет Венеции мы что-нибудь в этом роде придумаем... А вот как, по-вашему, нам сохранить Пизанскую башню?

— А с ней-то что случилось? — растерялся Лексей.

— Наклонилась она.

— Наклонилась?

— Да, сильно наклонилась... если в один прекрасный день она упадет, мировая культура навсегда лишится одной из своих жемчужин.

— Ужас, сложная, однако, ситуация!

— Еще какая сложная!.. Это ведь самая глобальная проблема нашего времени. Я в последнее время много об этом размышляю. Совершенно измучился, потому что никак не могу найти решения.

Лексей поцокал языком.

— Меня еще одна вселенская проблема страшно тревожит, — грустно признался Даулетхан. — Через триста миллионов лет вот это солнце на небе навеки погаснет...

— Господи, типун тебе на язык, не болтай дурного! — аж подпрыгнул на месте Лексей.

— Это не дурь, а самая настоящая правда, агай! Солнце погаснет, на Земле станет холодно, а человечество, животные и вообще все живое исчезнут с ее лица... Вот я и думаю, ради чего мы живем, ради чего стараемся?..

Во имя чего так упорно стремимся вперед? Работаем в поте лица, не замечая даже, как проходят зима и лето? Зачем пытаемся оставить негаснущий след? Ведь знаем, что все в мире непостоянно, что когда-то все исчезнет? Ну, скажите мне, пожалуйста, ради чего же мы так выбиваемся из сил?!

Лексей не ответил, только вытаращил на библиотекаря удивленные глаза.

— Даулетхан, милый мой, ты бы жену поскорее себе взял! — ни с того ни с сего сочувственно сказал он спустя паузу.

Библиотекарь не придал его словам значения, ведь этот надоедливый совет, который он не раз слышал от стариков, уже плешь проел ему на голове.

— Даулетхан, ты меня слышишь?.. Я ведь хочу, чтобы ты просто позаботился о себе. До каких пор будешь мыкаться холостяком? Если у тебя материальные затруднения, так мы же земляки — поможем сообща...

— Опять предлагаете жениться? — спросил Даулетхан, отодвигая книгу, которую просматривал.

— Да, давай женись!

— Когда?

— Да хоть когда! Если скажешь, что завтра, мы только поддержим.

— Естественно, против вы не будете... Однако... — и библиотекарь, приподняв брови, задумался. — Одна идея рождает другую... Агай, ваши слова подкинули мне мысль... даже не мысль, а... Это настоящая проблема!

— Очевидно, не можешь подыскать себе подходящую девушку?

— Не-ет, проблема не в девушке... Проблема в другом — почему холостяков и бездетных облагают налогом? Вот где проблема! Я недавно одну книгу прочел... Там говорится, что царь Петр Первый в свое время облагал налогом тех, кто носил бороду.