Стон дикой долины - Аскаров Алибек Асылбаевич

Аргументы Канапии поразили гостей, беспечно отдыхавших в доме Мырзекена, словно удар молнии. Они пребывали в полном замешательстве, не находя, какой веский и обоснованный ответ дать на разоблачения Канапии, поэтому лишь смущенно переглядывались, выпучив друг на друга удивленные глаза. Им и в самом кошмарном сне не могло привидеться, что подобная родовая распря могла зародиться в их крошечном ауле. Неужто крепкая, казавшаяся незыблемой сплоченность их земляков готова развалиться, и неслыханный раздор опозорит их седые бороды?!

Первым нарушил воцарившуюся за столом мертвую тишину хозяин дома Мырзахмет.

— Не может быть! — твердо сказал он свойственным только ему разумным и потому убедительным приятным голосом. — Быть такого не может, товарищи!

— Почему это не может? — тут же возразил Канапия. — Мырзеке, на каком основании вы утверждаете, что такого не может быть? Если у вас есть доказательства обратного, тогда, пожалуйста, выкладывайте! А мы вас послушаем.

— Доказательств нет... Просто мне не хочется верить в это.

— Эх, Мырзеке, а кому, думаете, хочется мириться с таким позором? К примеру, вам, Нуреке, хочется во все это верить?

Нургали беззвучно покачал головой, как бы говоря: «Нет, не хочется».

— Ну вот, видите, и Нурекену не хочется верить. Ну а вы, молдеке, — повернулся он к Бектемиру, — верите в это?

— Откуда мне знать... — забормотал Бектемир. — То ли время такое, то ли народ измельчал... К чему они вообще из мухи слона раздувают?..

— Вот, и молдеке сомневается... Только выхода у вас нет, придется со мной согласиться, потому что перед вами неоспоримый факт. Ну а факты отрицать нельзя. Так что, дорогие мои земляки, вы должны признать, что такое постыдное явление, как родовое соперничество, имеет место быть в нашем ауле! Иного пути у вас нет!

Исчерпав слова для сколь-нибудь убедительных доводов, сидящие снова погрузились на некоторое время в тишину. Речи Канапии, похоже, омрачили всем настроение. А поскольку молчание затянулось, эта пасмурная атмосфера только сгущалась.

Среди гостей были представители обоих родов. Нургали — камай, Бектемир с хозяином дома Мырзахметом — каргалдаки, причем все считались уважаемыми в ауле стариками. Только Лексей с Канапией происходили не из местных родов...

Вообще-то, Канапию можно не брать в расчет. Если копнуть поглубже, то он и к казахам имеет весьма сомнительное отношение. Поговаривают, его прадед из калмыков. А то, что мать Канапии была татаркой, хорошо известно всем сидящим.

Ну а что касается бедняги Лексея, он вообще манкурт — даже не знает, в каких краях его корни...

Как бы там ни было, молодежь, написав в газету, совершила необдуманный поступок и что-то действительно напортачила. Из-за этого между сородичами назревает раскол. Что же теперь делать?..

— Не зря говорят, что грязные ноги лишь наследят в доме, а вот поганые рты способны запятнать народ, — нарушила молчание жена Нургали Бибиш, сильно обеспокоенная затеянным Канапией разговором. — Ты, Канапия, не извращай благие намерения Оралбека и Даулетхана, не затевай в народе смуту. Будь осторожен в словах, не мути попусту воду!

Речи Бибиш уязвили Канапию так, словно он на горящий уголек наступил.

— А ты, Бибиш, не упражняйся тут в красноречии, не пытайся меня укусить, — сказал он, сердито сверкнув глазами. — Пусть я стар, но язык и у меня есть... Чего ты мне вообще рот затыкаешь? У меня ведь тоже есть право открыто высказать собственное мнение. В чем моя вина — в том, что соображаю быстрее, чем вы, и раньше вас уяснил истинный смысл происшедшего?

Бибиш промолчала. Отвернулась, как бы выразив презрение к Канапие.

— При чем тут камаи, при чем тут каргалдаки? Ты, Канапия, не наводи тень на плетень! — вступился за супругу Нургали. — Разве мы не перемешались все давно, не стали родней да сватами?

— Ай, Нуреке, ну что за детский лепет... — скривился Канапия, будто досадуя на непонятливость сверстника. — Кто родня-то, кто сваты? Когда конкретного дела касается, все встают на сторону своих родичей... Вот, например, ты, Нуреке, небось у тебя сейчас все нутро кипит за камаев? Ты ведь за Ералы Сагынаева болеешь? Ну, признайся честно, разве это не так?

— Прекрати, не неси чушь!

— А ты не обижайся, Нуреке, я ведь это так, для примера сказал. А вот Мырзекен с молдекеном наверняка про себя поддерживают своего каргалдака. Палец-то всегда не наружу, а внутрь сгибается. Что поделаешь, если Бог нас такими сотворил...

— Да пошел ты со своими примерами!.. — фыркнул, ругнувшись на Канапию, Нургали.

— Перестаньте! — по-хозяйски призвал гостей к выдержке Мырзекен. — Слова вставить не даете, только и знаете, что свое мнение навязывать... Как будто нам не о чем больше поговорить... Как нынче с сеном-то? Беке, вы не прикидывали, хороший травостой в горах?

Бектемир даже не пошевелился, чтобы ответить, и тут снова шумно встрял Канапия:

— Мырзеке, трава-то поднимется, куда ей деться. Сколько живу в Мукуре, не припомню такого, чтобы трава не взошла... А вот наш спор чреват неприятными последствиями, есть опасность, что школа вообще без имени останется!

— Ну и пусть... С какой стати это тебя так беспокоит?

— Не-ет, земляки, раз уж в этой школе учатся наши дети и внуки, желательно, чтобы у нее было достойное имя... Например...

— Ну вот, опять он со своими примерами...

— Нуреке, не перебивайте меня! В следующем примере я не собираюсь вас касаться... Итак... а на чем я остановился?

— На примере...

— Да, к примеру... Фу ты, какой же пример я хотел привести?..

— А пес тебя знает, что еще ты собирался с грязью смешать...

— Встреваете вот так и человека с мысли сбиваете... Э-э, возьмем для примера совхоз. Наш аул именуется Мукуром, а вот совхоз назвали «Раздольным». Так удачно! Ведь если бы совхозу присвоили имя аула, это было бы абсолютно ни к селу ни к городу... А вот название «Раздольный» очень точно подходит... Настолько ярко весь его облик отражает!

— Тогда чье же имя нам следует присвоить школе? Разве нельзя этот вопрос решить без скандала, в мирном порядке?

— Оба названных человека действительно имеют заслуги перед народом, поэтому достойны почета и славы. И Ерекен, который вышел из камаев, и каргалдак Карекен... Любое из двух этих имен может с честью носить наша школа.

— Погоди, но ведь ей наверняка не дадут одновременно два имени?

— Естественно, присвоят только одно. Спросите, какое? Чтобы определиться с этим, нужно провести между двумя родами справедливое соревнование... да-да... честное, справедливое соревнование. А потом поставить вопрос на голосование — кто победит, тот и получит в итоге такое право.

— Значит, ты предлагаешь что-то наподобие выборов?

— Наше дело гораздо сложнее выборов... Для того чтобы одержать в нем победу, надо получить большинство голосов. А чтобы заполучить это большинство, необходимо провести среди общественности предварительную агитационно-пропагандистскую работу. А кто, как не вы — старейшины, аксакалы двух этих родов, способны толково провести подобную агитацию и указать молодежи верное направление?!

— С каких это пор ты, Канапия, возомнил себя вождем и получил право поучать сородичей? — покраснев, возмутился культурно Мырзекен.

— Я не стремлюсь в вожди. Я правду говорю! Ту правду, которую вы не осмеливаетесь честно сказать в глаза друг другу. Я не камай и не каргалдак, я человек сторонний, так что мне все равно. Хоть перебейте друг друга, у меня даже волосок на голове не дрогнет. Но правда есть правда, и ее надо принимать, какой бы горькой она ни была.

— Что ты там несешь насчет агитации и пропаганды? — спросил Нургали.

— А как еще сказать?.. Строить из себя дурачка да лавировать вокруг да около? Агитация она и есть агитация, а пропаганда — это пропаганда! Сейчас ведь не прежние времена, к которым вы привыкли. Все изменилось, пришли молодые, расцветает новое поколение. Старый аул с примитивным казахским бытом остался в далеком прошлом. Сейчас люди всего добиваются в борьбе, вырывают победу в схватке. Кто-то не зря сказал: «Жизнь — это борьба», теперь это тоже реальная истина. Вот так, сородичи!