Общество самоубийц - Хэн Рэйчел

Лия наклонилась к нему поближе — кончики их носов разделяли несколько сантиметров, — обхватила руками его шею и почувствовала, какая она твердая и мощная, какая теплая. Представила себе цвет текущей внутри «Умной крови». И чуть-чуть сжала. Он запаниковал — это чувствовалось по его дыханию, по цвету кожи.

— Лия! — изумленно выдохнул Тодд. Она продолжала сжимать — легко, словно играя.

— Лия! — вскрикнул он, дернул бедрами и сбросил ее в сторону.

Лия упала на холодный пол. Ее локоть взорвался болью.

Теперь Тодд стоял над ней.

— Боже, Лия, да что с тобой? — он потер шею и протянул ей руку. — Прости, — повторил он, снова полный раскаяния. — Я сделал тебе больно? Мне так жаль.

Лия схватилась за локоть и попыталась выпрямить руку. Рука не шевелилась.

— Ну же, Лия! — сказал Тодд. — Я пришел сказать, что, может, мы сумеем вместе все исправить. Раз уж меня известили. Может, я смогу замолвить словечко за тебя.

Может, они сумеют вместе все исправить. Может, сумеют. Лия вспомнила про съемку смерти Эмброуза и свой разговор с Аньей, записанные на крошечную камеру в пуговице и еще не отправленные Джи Кею. Чего она ждала? Почему еще не переслала записи, не оправдалась, не вернулась к нормальной жизни? Тодд мог бы въехать обратно. Она могла бы вернуться к работе.

Но глядя в безупречные золотые глаза Тодда, Лия с ужасом поняла, что она этого не хочет. Вот в чем все дело. Ее прежняя жизнь казалась далекой и до смешного пустой. Она не могла себе представить, как снова входит в офис, сидит у себя за столом, как расчетливо обсуждает с клиентами фантастические суммы, которых не истратить и за несколько жизней — впрочем, этих жизней у них все равно не будет. Она не могла себе представить, как продолжит встречаться с Тоддом, ходить на вечеринки с витаминными коктейлями, сплетничать о том, чей тренер переспал с чьим клиентом, и шепотом обсуждать сроки друзей.

А чего она хочет?

Ответ пришел ей в голову мгновенно.

— Мне надо идти, — объявила она Тодду.

— Куда?

Лию больше не беспокоило, что он уставился на нее с подозрением. Какая разница, что думает Тодд, что они все думают?

Она быстро встала и начала одеваться, потом, взяв сумочку, окинула взглядом квартиру. На секунду ее охватило странное чувство потери, смутное ощущение, что больше она сюда никогда не вернется. Однако тяжесть в животе исчезла, и в горле у нее защекотало что-то задорное, свободное и безрассудное.

— Куда ты идешь, Лия? — Тодд удивленно смотрел на нее, все еще лежа на полу.

— Пока, Тодд, — сказала Лия.

И не дожидаясь реакции, закрыла за собой дверь.

Глава тридцать третья

Цветы, заполнявшие вазы, начали увядать. Огромные головки ярко-розовых пионов и тяжелые белые розы раскрывались, их плотные лепестки заворачивались наружу, непристойно обнажая оранжевые сердцевинки с пыльцой. Голые стебли, не выдерживая веса цветков, постепенно клонились книзу. Шарики тоже сдувались, гелий вытекал в плотный воздух комнаты, согретый жаром человеческого дыхания. Конечно, шариков было столько, что они все еще закрывали потолок, но некоторые уже спустились ниже, и их завязки с хвостиками свисали до полу.

Дети нетерпеливо ерзали на своих местах и мрачно косились на торт. Родители гладили их шелковистые головки, ворковали в маленькие ушки. «Еще немножко, — шептали они. — Веди себя хорошо». Лии казалось, что все гости украдкой поглядывают на нее — сначала на нее, потом на ее мать, которая кружила по комнате, разливая овощной пунш и распространяя хорошее настроение — упреждая назревающие скандалы и отвечая на вопросы, задаваемые напряженными голосами.

Сейчас мать оказалась у нее за спиной. Лия это знала, потому что слышала ее запах — яркие летние духи поверх солоновато-сладкого запаха ее тела, который настолько пропитал все уголки жизни Лии, что она не могла даже сказать, приятный он или нет.

— Лия, — сказала мать, опускаясь на колени рядом с ней.

Лия посмотрела в лицо матери, надеясь, что вид тепло-золотистой кожи, темных глаз и полных ореховых губ ее утешит. Но этого было мало, всегда слишком мало. Лия не могла упасть в объятия матери, не могла спрятать лицо у нее на груди. Мать была слишком сильной, слишком твердой, слишком туго натянутой. Лии не за что было зацепиться, и она снова опустила глаза. Она знала, что мать сейчас скажет.

— Он не успеет, Лия. Наверное, его рейс задержали, — она повернулась к Сэмюэлу, который стоял с ней рядом. — Скажи ей, Сэмюэл.

Сэмюэл повторил за матерью:

— Похоже, он не успеет, Лия.

Он не успеет. От этих знакомых слов что-то внутри Лии сжалось, и она почувствовала, как защипало глаза. Но она прекрасно улавливала атмосферу неловкости, переглядывания и нервные шепотки друзей и одноклассников, просидевших в разных углах гостиной несколько часов после того, как были сыграны все игры и выпит весь овощной пунш. Солнце спускалось к закату, оставляя последние оранжевые просветы в забранных жалюзи окнах.

Лии казалось, что ноги ее словно налиты свинцом, но она послушно поднялась. Комната, полная вялых детей, будто зашелестела, гости стали оживать и поднимать головы.

— Пора разрезать торт! — решительно объявила мать скорее для Лии, чем для заполнявших гостиную людей.

Гости заволновались. Дети шумно вскакивали с мест, бросая флажки и игрушки, матери поправляли волосы, отцы откашливались. Все собрались вокруг стола в самом центре комнаты. На нем красовался торт.

Лию подвели к столу и сунули ей в руку розовый пластиковый нож. Она послушно взяла его и медленно подошла к торту, не в силах отвести взгляд от входной двери.

Он сказал, что в этот раз точно успеет. Он обещал.

Но в дверях, украшенных разноцветными воздушными шариками, так никто и не появился. Он не успеет.

— Пора разрезать торт! — с легким нажимом повторила мать. В ее бодром тоне Лия слышала предупреждение, чувствовала давление, которое всегда заставляло ее слушаться. Потом мать подхватила ее под мышки и посадила на высокий стул, стоявший возле стола с тортом.

Лия ухватила липкий пластиковый нож двумя руками и оглядела толпу гостей. Может, он прячется среди этих людей, готовит ей сюрприз? Разве я могу пропустить день рождения моей любимой девочки? Но его не было, она ждала, она заставила всех ждать, и вот теперь шарики сдуваются, лед тает, а торт разрежут без него.

— С днем рожденья тебя, — громко запела мать официальным праздничным голосом. Сэмюэл подхватил, а потом и остальные гости сбивчивым хором допели: — С днем рождения, Лия, с днем рожденья тебя!

Даже когда Лия сидела на высоком стуле, стол был ей по грудь. Огромный белый торт навис над ней. Его украшали цветы из красного крема, броского, как клоунский грим.

— С днем рожденья тебя.

Мать Лии наклонилась к ней, приобняв за плечи своими сильными руками. Обнимая Лию, она держала ее руки, направляя нож к торту.

Ну еще немножечко. Лия в панике посмотрела на дверь. Он еще не приехал! Нельзя разрезать торт без него.

Но розовый пластиковый нож уже погружался в ближайший угол торта, вылепленный из чистого сливочного крема, а уверенные руки матери сжимали ее маленькие потные ручки. Все хлопали в ладоши, и аплодисменты звучали, словно треск хлопушек. У Лии болели от них уши.

Она попыталась отдернуть нож, но было уже поздно. Светлый слой крема был прорезан, и Лия видела скрытый под ним темный шоколадный корж. Он не приехал. И теперь слишком поздно.

Внутри нее что-то вскипело, и Лия надавила на нож сильнее, не сдерживаясь. Он неровно прорезал толстый слой коржа — на стол посыпались крошки, — а потом наконец стукнулся о твердую поверхность поддона.

Аплодисменты стали громче. Мать Лии выпустила ее руки и выпрямилась.

— Спасибо всем, — сказала она удовлетворенно. Вечеринка явно прошла успешно.

Но гости смотрели не на нее. Они смотрели на Лию, которая сидела на высоком стуле и все еще крепко сжимала обеими руками рукоятку пластикового ножа. И этим ножом она полоснула торт еще раз, параллельно первому разрезу, а потом еще раз, теперь уже целясь куда попало, круша очередной слой этого великолепия. Она так глубоко погрузила пластиковый нож во внутренности торта, что перепачкала пальцы кремом.